Ведьмин огонь - Клеменс Джеймс - Страница 3

— Это были твои собственные слова, Грешюм. Слова того, кто когда-то сам принадлежал к хайфаям.

Эррил побледнел и невольно отступил от старика.

— Это было слишком давно, — равнодушно ответил Грешюм: — Тогда я еще только начал обладать даром. Я вышел из секты столетия назад.

— Но, я уверен, пророчество свое ты все еще помнишь. Да оно и не раз подтверждалось другими.

— Это безумие.

— Это правда. Каковы же были твои слова?

— Не помню, ничего не помню. Это была глупость, не больше.

— Так вспомни.

Грешюм прикрыл глаза единственной ладонью и заговорил голосом, который исходил, словно откуда-то со стороны:

И будут трое.

Один искалечен,

Другой невредим.

И третий, не знавший крови…

И там, —

На крови невинных.

В полночь, в долине Луны

Будет создана Книга.

И трое станут одним.

И Книга сольется с ним…

Шоркан сел на кровать рядом со стариком:

— Мы поняли твои слова. Время пришло.

Грешюм застонал:

— Здесь слишком много того, чего вам понять не дано. Вы слишком молоды для настоящей крови. С тех пор, как сожгли хайфаев, я изучал иные свитки и тексты. И не все из них доверено пергаментам.

Шоркан с силой схватил мага за плечо:

— Так говори же все, Грешюм! Освободи свой язык от пут. Время бежит слишком быстро!

Грешюм опустил голову еще ниже и тихо прошептал в наступившей тишине:

Кровь ее вызовет.

Книга ее повяжет.

И, связанная кровью.

Она восстанет.

С сердцем из камня.

С сердцем, полным духа.

Она будет восставать вновь и вновь…

Комнату окутало торжественное молчание, в котором раздавалось лишь потрескивание поленьев в камине. Рука Эррила легла на рукоять меча:

— Я думаю, это всего лишь миф.

— Сисайкоффа, — тихо произнес Шоркан, освобождая плечо мага от своей крепкой хватки. Глаза его беспокойно прищурились: — Ведьма духа и камня.

Эррил в волнении принялся мерить шагами истертый ковер:

— Легенда гласит, что она была уничтожена Чи за то, что осмелилась узнать магию крови. И теперь все женщины осуждены истекать кровью каждый лунный месяц в наказание за ее святотатство. Как же это может свершиться во второй раз? Грешюм пожал плечами:

— Поэтому мы и держали язык за зубами. Не все видения Книги достаточно отчетливы.

— Но это, увы, вполне отчетливо, — прервал его Шоркан. — Возможно, со временем мы сможем расшифровать и другие пророчества, которые прольют свет на твои слова о Книге. Но сегодня тучи над нами сгущаются. И Книга должна быть создана сегодня, иначе мы упустим шанс навсегда.

— Ты все-таки хочешь рискнуть? — со вздохом спросил старик.

— Увы, даже несмотря на дар предвидения, далекое будущее нам неведомо, — Шоркан поднялся с ложа, и деревянная кровать жалобно скрипнула, словно протестуя. — Придется работать с тем, что есть под рукой. Ордену пришел конец, но, создав Книгу, мы сумеем сохранить хотя бы малую толику нашей магии. И останемся жить навсегда.

— Я следую твоему решению, Шоркан. Что же еще остается мне делать? — старик медленно обнажил культю.

— Тогда начнем, — Шоркан помог магу подняться на ноги. — И начнем с огня.

Шоркан привлек к себе мальчика, затем трое магов воском очертили перед камином круг. Круг могучей охраны могучей магии. Эррил попятился к двери.

— Но тебе тоже придется принять участие в этом, брат, — услышал он жесткий и одновременно ласковый голос Шоркана. — Это жизненно важно. Когда все закончится, вспыхнет сноп яркого света, и дикая магия разольется по комнате, тогда ты должен будешь захлопнуть Книгу, чтобы положить этому конец.

— Я не обману вас, — прошептал Эррил, чувствуя, как внутри становится пусто и холодно. — Но магия — твое дело, брат, почему ты не закроешь Книгу сам?

— Ты сам знаешь ответ или, во всяком случае, догадываешься. Я вижу это по твоим глазам, — спокойно ответил Шоркан. — Создание текста должно уничтожить нас троих — мы станем Книгой…

Подозрения Эррила сбывались:

— Но…

— Полночь приближается, брат.

— Я знаю, что час поздний, но… этот ребенок? — он кивнул на мальчика: — Вы собираетесь пожертвовать даже им! Не спросив, не узнав…

— Я был рожден для этого, добрый воин, — ответил мальчик, заговорив в первый раз, но спокойно и твердо. Эррил вдруг подумал, что не узнал даже имени мальчика, хотя его акцент выдавал в нем жителя прибрежного города. — Это Чи привел меня в яблочную корзину, чтобы я смог пересидеть там нападение лордов ужаса. Свершается то, что должно свершиться.

— Мы с ним уже обо всем переговорили, — улыбнулся Шоркан, выходя из круга и кладя руки на плечи брату: — Не бойся, мой старший брат. Мы делаем лишь то, что должны, — и он крепко обнял Эррила.

В ответ последний тоже порывисто прижался к брату и надолго замолчал, опасаясь, чтобы какой-нибудь звук не нарушил глубину его любви и отчаяния.

Но вот Грешюм прокашлялся, поставил свечу на камин, и Эррилу пришлось в последний раз стиснуть брата в прощальном объятии.

— Что будет тотемом Книги? — деловито осведомился старик, вытирая воск с пальцев о мантию, и Эррил заметил, что он словно стал прямее и выше ростом. С того момента, когда старый маг в последний раз прибегал к магии, прошло уже немало времени. — Тотем тоже будет воплощен в Книгу.

Шоркан вытащил из кармана колета потрепанную книжицу, и Эррил немедля узнал розу, вышитую золотом на ее обложке. Позолота стерлась и теперь лишь тускло светилась в неверном мерцании огня.

Это был дневник Шоркана.

— Я носил его на груди все три последних года, — задумчиво прошептал он, после чего твердой рукой положил дневник в середину круга, а потом достал из-за пояса небольшой кинжал, рукоять которого также венчала выпуклая роза.

Задумчиво помолчав несколько мгновений, Грешюм тоже вытащил откуда-то из глубин своих лохмотьев изящную дагу и внимательно посмотрел на мальчика.

— У меня своего нет, — ответил малыш, глядя широко распахнутыми синими глазами на мага: — Он остался в школе.

— Впрочем, неважно, — поспешил ему на помощь Шоркай: — Сгодится любой нож. Наши лезвия тоже не больше чем бутафория.

— И все же необходимо, чтобы нож был хотя бы соответствующей формы, — проворчал Грёшюм: — Мы не простым делом занимаемся.

— Выбора все равно нет. Ночь идет к перелому, — Шоркан обернулся к брату и торжественно поднял руку: — Дай мне твой кинжал — тот, что подарил отец.

В душе Эррила как будто заныло, появилась чудовищная пустота, но он твердой рукой освободил из ножен кинжал и положил стальной клинок с деревянной рукоятью на широкую ладонь брата.

Шоркан подержал оружие на ладони, словно взвешивая, и сурово заговорил:

— Отойди от нас на три шага, Эррил, и не приближайся, что бы ты ни увидел, что бы ни услышал, — до тех пор, пока не поднимется столб белого света.

Эррил повиновался и отошел, после чего все трое упали на колени посреди воскового круга. Шоркан передал свой кинжал с розой мальчику, оставив себе отцовский.

— Что ж, давайте готовиться, — услышал Эррил голос брата и увидел, как тот острым концом лезвия провел у себя на правой ладони тонкую алую линию. Грешюм повторил это действие на левой руке, держа дагу в зубах, и только мальчик все еще никак не мог решиться.

Шоркан заметил его колебания:

— Нож заточен отлично. Не бойся, режь быстро и почувствуешь лишь мгновенную боль.

Но мальчик по-прежнему не поднимал руки с кинжалом. Грешюм переложил дагу изо рта в окровавленную ладонь:

— Ты должен сделать это по своей воле, малыш. И снять эту ношу с тебя никто не может. Даже мы.

— Я знаю. Но я в первый раз…

— Быстро и чисто, — приказал Шоркан, и мальчик почти зажмурился, гримаса пробежала по лицу, а лезвие кинжала скользнуло по ладони. Через несколько секунд она, как чаша, была уже полна алой кровью. Мальчик поднял на Шоркана заблестевшие влагой глаза.