Тайны летней ночи - Клейпас Лиза - Страница 52

Теперь они мешали остальным парам, потому что все окружающее внезапно исчезло и Саймон не мог заставить себя сосредоточиться и не понимал, куда идет. Они танцевали вместе до тех пор, пока окружающие не стали перешептываться, что мужу и жене неприлично выказывать столь нежные чувства на балу и, как только медовый месяц кончится, они устанут друг от друга. Саймон, услышавший это, ухмыльнулся и прошептал Аннабел:

— Теперь ты жалеешь, что раньше не танцевала со мной?

— Ну уж нет! Если бы я не бросала тебе постоянный вызов, ты скоро потерял бы интерес.

Тихо рассмеявшись, Саймон обнял ее за талию и увлек в сторонку.

— Такого никогда не будет. Мне интересно все, что ты делаешь и говоришь.

— Да неужели? — скептически хмыкнула она. — Но как насчет лорда Уэстклифа? Он утверждает, что я пуста и эгоистична, верно?

Саймон облокотился рукой на стену и, наклонившись над Аннабел, очень тихо сказал:

— Он просто не знает тебя.

— А ты? Ты знаешь.

— Знаю, — кивнул Саймон, погладив ее по щеке. — Ты всегда держишься настороженно, словно ожидая нападения. Не любишь ни от кого зависеть. Решительная. Обладаешь сильной волей и имеешь собственное мнение. Упрямая. Но отнюдь не эгоистична. И ни одну женщину, обладающую подобным умом, нельзя назвать пустой. — И, коварно блеснув глазами, добавил: — А также тебя восхитительно легко соблазнить.

Аннабел, возмущенно усмехнувшись, подняла кулак, словно готовясь ударить мужа.

— Последнее удается исключительно тебе.

Саймон, смеясь, схватил ее кулачок и поцеловал костяшки пальцев.

— Теперь, когда ты стала моей женой, Уэстклиф не посмеет сказать ни единого слова осуждения в твой адрес или по поводу нашего брака, иначе я немедленно порву с ним, причем навсегда.

— О, но я бы ни за что не хотела этого, я… — Она осеклась и потрясенно приоткрыла рот. — И… и ты сделал бы это?!

Саймон коснулся рукой золотистой пряди, светившейся в мягких каштановых локонах.

— На свете нет такого, чего бы я для тебя не сделал.

В его голосе звучала неподдельная искренность. Саймон не из тех, кто способен ограничиться полумерами. Она будет пользоваться его неизменной верностью и поддержкой.

После этого Аннабел была долго и непривычно молчалива. Саймон посчитал, что причина в усталости. Но, вернувшись к себе в номер этим вечером, она отдавалась ему с новым самозабвением, пытаясь выразить телом то, что не могла сказать словами.

Глава 22

Саймон, как и обещал, оказался весьма щедрым мужем и платил огромные деньги за наряды и шляпки, которые французские модистки обещали потом переслать в Лондон. Когда как-то днем он повез Аннабел в лавку ювелира и велел выбрать все, что захочется, она только беспомощно качала головой при виде россыпи бриллиантов, сапфиров и изумрудов, сверкавших на черном бархате. Слишком долго она носила украшения с фальшивыми камнями и трижды перелицованные платья, а после долгих лет бедности привычка экономить умирает далеко не сразу.

— Тебе ничто не нравится? — удивился он, поднимая колье с цветами из белых и желтых бриллиантов.

Аннабел беспомощно смотрела на него. Саймон приложил колье к ее шее, восхищаясь игрой камней.

— Как насчет этого?

— К нему имеются и такие же серьги, мадам, — старался ювелир, — а также браслет, что все вместе составляет бриллиантовый гарнитур.

— Он прекрасен, — призналась Аннабел. — Просто… так странно войти в лавку и купить драгоценности так же легко, как коробку конфет.

Слегка смущенный такой неуверенностью, Саймон пристально смотрел на жену, а ювелир тактично ретировался в глубь лавки. Саймон осторожно положил колье на бархатное ложе и, взяв руку жены, погладил тонкие пальцы.

— Что с тобой, милая? Если здешние украшения тебе не по вкусу, есть и другие ювелиры…

— Дело не в этом. Я так привыкла ничего не покупать, что никак не могу привыкнуть к переменам.

— Я уверен, что эти трудности тебе по плечу, — сухо заверил Саймон. — А пока что мне надоело видеть тебя в дешевых подделках. Если не можешь заставить себя выбрать что-то, тогда позволь мне…

И он уверенно отложил две пары бриллиантовых серег, колье с цветами, браслет, две длинные нити жемчуга и кольцо с грушевидным бриллиантом в пять, карат. Расстроенная подобным расточительством, Аннабел несмело запротестовала, но Саймон, смеясь, объявил, что чем сильнее она будет возражать, тем больше он собирается купить. Она немедленно закрыла рот и широко раскрытыми глазами наблюдала, как украшения складывают в выложенный бархатом сундучок с маленькой ручкой наверху. Все, кроме кольца, которое оказалось немного велико. Убедившись в этом, Саймон отдал его ювелиру.

— А мое кольцо?! — немедленно встрепенулась Аннабел, обеими руками держась за сундучок красного дерева. — Мы так и оставим его здесь?

— Он уменьшит ободок и отошлет кольцо в отель, — пообещал Саймон, весело улыбаясь.

— Но что, если оно потеряется?

— А кто пять минут назад отказывался от всего? В лавке ты вела себя так, будто не желаешь никакого кольца.

— Да, но теперь оно мое, — встревожилась она, чем невероятно рассмешила мужа.

К ее облегчению, кольцо в маленькой бархатной коробочке благополучно принесли в отель этим же вечером. Едва Саймон отдал монету рассыльному, Аннабел поспешно выбежала из ванной, вытерлась и накинула чистую белую сорочку. Закрыв дверь, Саймон обернулся и обнаружил, что жена стоит за спиной с сияющим, как у малыша в рождественское утро, лицом. Он невольно улыбнулся, видя, что все усилия казаться светской дамой быстро потерпели поражение, вынул из коробочки кольцо со сверкающим камнем и надел на безымянный палец жены, поверх скромного золотого ободка, подаренного им в день свадьбы.

Вместе они долго любовались игрой камня, пока Аннабел с восторженным криком не бросилась ему на шею, но прежде чем он успел ее поцеловать, отскочила и, как была босая, устроила дикарскую пляску.

— О, как прекрасно… и как сверкает! Саймон, убирайся! Я вполне сознаю, насколько корыстной должна выглядеть в твоих глазах. А, не важно, я и в самом деле корыстна, и ты должен это знать! О, как я обожаю это кольцо!

Наслаждаясь ее возбуждением, Саймон прижал к себе хрупкое тело жены.

— Никуда я не уберусь, — предупредил он, — пока не воспользуюсь возможностью сорвать плоды твоей благодарности.

Аннабел притянула к себе его голову и страстно припала к губам.

— Так и будет! — И, целуя мужа, прошептала: — Сейчас.

Саймон только усмехнулся под градом поцелуев.

— Я, разумеется, должен сказать, что твоя радость — уже достойная для меня плата. С другой стороны, если ты настаиваешь…

— Настаиваю, — задорно объявила Аннабел и, театрально бросившись на постель, раскинула руки.

Саймон последовал за ней. Такой Аннабел он раньше не видел. Очаровательно капризна и раскованна…

— Я вся твоя, — прошептала она. — Скорее забирай свою награду.

Саймон сорвал с себя жакет и развязал галстук, более чем готовый угодить всем ее желаниям. Аннабел уселась и стала наблюдать за ним, широко разведя ноги. Волосы разметались по плечам шелковистой волной.

— Саймон, ты должен знать, что я бы легла с тобой в постель даже без этого кольца.

— Ты слишком добра, — бросил он, снимая брюки. — Мужу всегда нравится слышать, что его достоинства ценят куда выше, чем финансовое положение.

— В списке всех твоих достоинств, Саймон, финансовое положение, возможно, занимает самое последнее место, — заверила она, оглядывая его стройную фигуру.

— Возможно?

Подойдя к кровати, Саймон наклонился и прижался губами к подъему нежной ножки.

— Ты имеешь в виду определенно?

Она снова упала, ахнув от неожиданности, когда подол рубашки поднялся до самых бедер.

— О да, определенно. Абсолютно определенно…

Ее тело после ванны было еще влажным и сладким, сохранявшим резковатый запах мыла и пьянящий аромат розового масла. Возбужденный видом ее розовой, душистой кожи, Саймон поцелуями проложил дорожку к щиколотке, а потом к колену. Сначала Аннабел хихикала и извивалась, но когда он перешел к другой ноге, внезапно успокоилась, глубоко и мерно дыша. Он встал на колени между ее расставленными бедрами, целуя каждый кусочек обнажавшейся кожи, пока не добрался до кружева нежных завитков. Слегка коснувшись подбородком упругой мягкости, он продолжал свое путешествие наверх под слабые протесты Аннабел. Охмелев от ее бархатистой кожи, целовал ее талию и ребра и постепенно поднимался к тому месту на груди, где бешено билось сердце.