Сладкий папочка - Клейпас Лиза - Страница 3

Услышав это имя, Харди хмуро сдвинул свои темные брови.

– Я с тобой.

– Не надо, – ответила я, хотя его предложение вызвало во мне волну робкого восторга.

– Нет, пойду. Не следовало твоей маме посылать тебя в контору одну.

– Не понимаю почему.

– Поймешь, когда его увидишь. – Харди взял меня за плечи и внушительно проговорил: – Если тебе когда-нибудь понадобится зачем-либо пойти к Луису Сэдлеку, позови меня.

От его рук по моим плечам распространялось электричество. Я ответила, слегка задыхаясь:

– Мне не хотелось бы затруднять тебя.

– Ты меня этим не затруднишь. – Он еще с минуту продолжал смотреть на меня с высоты своего роста, а потом отступил на шаг.

– Спасибо, очень мило с твоей стороны, – отозвалась я.

– Черт. – Он покачал головой и с язвительной ухмылкой ответил: – Никакой я не милый. Но и во всех остальных случаях, не связанных с питбулями мисс Марвы и Сэдлеком, за тобой должен кто-то присматривать.

Мы тронулись вдоль главной дороги. Подлаживаясь под меня, Харди делал короткие шажки. Когда же мы наконец стали попадать в ногу, я внезапно ощутила глубокое внутреннее удовлетворение. Вот так, бок о бок с ним, я могла бы идти вечно. Только считанное количество раз в моей жизни случались моменты, которые я проживала с такой полнотой, без затаившегося где-то ощущения одиночества.

Когда я снова заговорила, собственный голос показался мне каким-то томным, как будто мы лежали в сочной траве в тени дерева.

– А почему ты говоришь, что ты не милый?

Тихий горестный смешок.

– Потому что я нераскаявшийся грешник.

– И я тоже. – Это было, разумеется, неправдой, но если этот мальчик оказался нераскаявшимся грешником, то я тоже хотела быть такой.

– Нет, ты не такая, – сказал он с ленивой уверенностью.

– Как ты можешь это утверждать, когда не знаешь меня?

– Сужу по твоему виду.

Я бросила на него взгляд исподтишка. Меня так и подмывало спросить, что еще он заключил по моему виду, но побоялась, что и так уже знаю это. Растрепанные волосы, собранные в хвост, скромная длина моих шорт, большие очки и невыщипанные брови... в картину необузданных мальчишеских фантазий это, само собой, не вписывалось. Я решила переменить тему.

– А что, мистер Сэдлек такой противный? – спросила я. – Поэтому мне не следует ходить к нему одной?

– С тех пор, как эта стоянка трейлеров лет пять назад перешла к нему в наследство от родителей, он здесь женщинам проходу не даст, домогается каждой, которая только встречается ему на пути. Раз или два пытался приставать к моей матери, так я сказал ему: еще одно поползновение, и от него останется одно большое мокрое место отсюда и до самого Шугар-Ленда, уж я об этом позабочусь.

Я ни минуты не усомнилась в серьезности его заявления. Несмотря на свой юный возраст, Харди был достаточно рослым, чтобы здорово отметелить кого угодно.

Мы достигли красного кирпичного хозяйского дома, цеплявшегося к засушливому плоскому участку, как олений клещ. На стене, обращенной к главной дороге, была прибита большая черно-белая вывеска, возвещавшая: ПЕРЕДВИЖНЫЕ ДОМА РАНЧО БЛУБОННЕТ. Из-за вывески по бокам торчали пучки выцветших пластмассовых люпинов[1]. Вдоль по обочине дороги, как раз перед вывеской, тянулась процессия изрешеченных пулями садовых фигур розовых фламинго.

Мне тогда еще предстояло узнать, что некоторые обитатели прицепов, в том числе и сам мистер Сэдлек, имеют обыкновение ходить на соседское поле, чтобы попрактиковаться в стрельбе. Они палили в садовые фигуры фламинго, которые при каждом попадании качались и прогибались назад. Когда же какой-нибудь из фламинго превращался в бесполезное решето, его из стратегических соображений помещали у главного входа на стоянку как наглядное свидетельство меткости местных жителей.

В маленьком боковом окошке у входной двери висела табличка «ОТКРЫТО». Ободряемая надежным сопровождением Харди, я подошла к двери, предварительно постучалась и толкнула ее.

Уборщица-латиноамериканка драила пол у входа. Из кассетника в углу вырывались задорные, в ритме польки, звуки техасской музыки. Уборщица, подняв на нас глаза, быстро затараторила по-испански:

– Cuidado, el piso es mojado.

По-испански я знала всего несколько слов, а потому, совершенно не понимая, что она хочет сказать, виновато покачала головой. Но Харди не замедлил с ответом.

– Gracias, tendremos cuidados. – Он положил ладонь мне на спину. – Осторожно, пол мокрый.

– Ты говоришь по-испански? – слегка удивилась я. Его темные брови приподнялись.

– А ты нет?

Я сконфуженно покачала головой. Тот факт, что я вопреки происхождению не говорю на языке своего отца, у всех всегда вызывал смутное удивление.

В дверях конторы возникла высокая, тяжеловесная фигура. Луис Сэдлек на первый взгляд казался привлекательным мужчиной. Однако при ближайшем рассмотрении оказывалось, что это лишь остатки былой красоты: на его лице и на теле лежала печать разложения – следствие привычки потворствовать своим слабостям. Полосатую ковбойку он носил навыпуск, пытаясь скрыть складку на талии. Ткань на его штанах выглядела дешевым полиэстером, однако сапоги были сшиты из окрашенной в синий цвет змеиной кожи. Ровные, правильные черты его лица портили багровые отеки вокруг шеи и на щеках.

Сэдлек посмотрел на меня с небрежной заинтересованностью, и его губы растянулись в сальной улыбочке. Сначала он обратился к Харди:

– Что за черномазенькая?

Краем глаза я увидела, как девушка-уборщица насторожилась и перестала тереть пол. Ей, наверное, достаточно часто приходилось слышать это слово в свой адрес, чтобы понимать, что оно значит.

Заметив, как Харди стиснул зубы и сжал кулаки, я поспешила заговорить:

– Мистер Сэдлек, я...

– Нe называйте ее так, – сказал Харди таким тоном, что мне стало не по себе.

Они с Сэдлеком твердо смотрели друг на друга с почти осязаемой враждебностью. Мужчина, уже давно переживший свой расцвет, и мальчишка, который еще не вступил в эту пору. Но завяжись драка, сомнений в ее исходе у меня не было.

– Я Либерти Джонс, – сказала я, пытаясь разрядить напряженную атмосферу. – Мы с мамой въезжаем в новый трейлер, – Я выудила из заднего кармана конверт и протянула его Сэдлеку. – Она просила меня передать вам.

Сэдлек взял у меня конверт и спрятал его в карман рубашки, неспешно ощупывая меня взглядом с головы до ног.

– Диана Джонс – твоя мама?

– Да, сэр.

– Как это у такой женщины родилась такая смуглая девчонка? Должно быть, у тебя отец мексиканец.

– Да, сэр.

Сэдлек, презрительно усмехнувшись, покачал головой. По его лицу снова поползла улыбка.

– Скажи своей маме, чтобы в следующий раз сама занесла чек за ренту. Скажи ей, мне нужно кое о чем с ней потолковать.

– Хорошо. – Торопясь как можно скорее отделаться от него, я потянула Харди за неподатливую руку. В последний раз бросив на Луиса Сэдлека угрожающий взгляд, Харди наконец последовал за мной к двери.

– Зря ты, девочка, водишься с такими, как Кейтсы, – бросил Сэдлек нам вслед. – От них одни неприятности. И Харди – худший из всех.

Пообщавшись с ним лишь минуту, я чувствовала себя так, словно погрузилась по уши в кучу мусора. Обернувшись, я с изумлением посмотрела на Харди.

– Вот придурок, – сказала я.

– Да уж.

– А у него жена и дети есть?

Харди покачал головой:

– Насколько я знаю, он дважды разведен. Некоторые женщины в городе его как будто считают завидным женихом. Так, глядя на него, не скажешь, но кое-какие деньжата у него водятся.

– Доходы от стоянки трейлеров?

– Да, и еще кое-какой побочный бизнес, а может, и не один.

– Какой побочный бизнес?

Харди невесело рассмеялся:

– Лучше тебе не знать.

В задумчивом молчании мы подошли к перекрестку внутри нового кольца. Теперь, с наступлением вечера, сквозь тонкие стены фургонов наружу просачивались голоса и звуки работающих телевизоров, запахи готовящейся еды. Белое солнце, медленно истекая кровью, легло на линию горизонта, постепенно пропитывая все небо насквозь пурпуром, оранжевыми и малиновыми тонами.