Рамсес II Великий. Судьба фараона - Мессадье Жеральд - Страница 63

В тот же день Маи сообщил Птахмосу, что тот больше не работает на царской стройке.

Тем дело и кончилось, если, конечно, не считать того, что арест превратил Птахмоса в героя, по крайней мере, в глазах апиру, шасу и шардана. Однажды вечером он нашел на пороге своего дома мешочек с бобами и ощипанную утку, а на следующий день — мешочек с чечевицей и горсть фиников. Потом на пороге стали появляться инжир, яблоки и листья салата. Дарители предпочитали оставаться неизвестными. Эти люди делились с ним своим скудным пропитанием, потому что Птахмос больше не мог сам зарабатывать себе на жизнь. Отныне принц Птахмос жил благодаря щедротам простых людей, сделавших его своим избранником. Однажды утром в его дверь постучал мужчина, которого Птахмос вначале принял за египтянина.

— Да пребудет солнечный свет на лике твоем!

Птахмос внимательно всмотрелся в лицо гостя — лицо сорокалетнего мужчины с горестно опущенными уголками губ, у которых залегли глубокие складки.

— Ты не узнаешь меня, хозяин?

— Нет.

— Я Нух, я работал вместе с теми двумя, которых избил Шату.

Значит, перед ним апиру…

— А теперь вы не хотите работать.

— Нет. Эта страна уже не кажется нам гостеприимной.

Птахмос едва заметно кивнул. Некогда Египтом управляли его предки, теперь же с ним, их наследником, обращаются как с простым работягой…

— И что вы намерены делать дальше?

Нух посмотрел ему в глаза и сказал:

— Ты наш предводитель.

— Я?

— Все за тебя. Даже шасу.

— Но я не апиру.

— Это ничего не меняет.

— Вы хотите, чтобы я решал за вас? — все еще не веря своим ушам, спросил Птахмос.

— По правде говоря, решение уже принято, хозяин. Мы хотим вернуться в Ханаан.

— Но там вам придется подчиниться хетту Муваталли.

— Наши соплеменники ведут с ним переговоры. Вассал и раб — не одно и то же.

Птахмос не скрывал своего удивления.

— Зачем же ты пришел ко мне, если вы все уже решили?

Нух устремил взгляд вдаль.

— Может, все-таки поговоришь с нашими? — спросил он.

— И что нового я узнаю?

— Узнаешь, как высоко мы тебя ценим.

— Разве у вас нет старейшин?

— Есть. Они-то меня и послали.

Удивление Птахмоса росло: старейшины хотят иметь над собой предводителя?

— Так что, поговоришь с нашими?

В конце концов Птахмос согласился. Нух вернулся на закате и отвел его в условленное место.

Известие о приезде царя повергло Пер-Рамсес в трепет. Воздух, казалось, дрожал, как прутья и кольца систр, а небо отливало золотом. Даже мухи, казалось, стали усерднее.

В сопровождении старшего сына Именхерхепешефа, красивого, как день, и горделивого, как павлин, и младших Рамсеса, Хаемуасета и Парехерунемефа, а также Верховного жреца фараон осматривал свой город. Они уже успели посетить скульпторов, полировавших вырезьбленные ими барельефы в храме Амона, и художников, чьи картины оживляли своим многоцветьем уже готовые стены: вот божественный монарх сражается с врагами, а там приносит подношение Амону и Хору. После этого они осмотрели изваяния двух Царственных супруг, обсудили цвет лакированной черепицы (Рамсес, как и покойный Сети, предпочитал голубой), а потом отправились туда, где строился новый царский дворец.

Вторая Царственная супруга Исинофрет с дочерьми и придворными дамами, визири Пасар и Небамон, номарх, комендант гарнизона, местные чиновники, в числе которых был и Пентаур, замыкали кортеж, безопасность которого обеспечивал специально прибывший из Уасета отряд царской гвардии.

Взгляд Рамсеса задержался на чернокожих рабочих, спешно присланных «царским сыном страны Куш» Хеканакхтом.

— Не слишком быстро дело движется, — сказал царственный гость, обращаясь к Маи.

— Рабочие из Куша и Пунта, столь любезно присланные твоим величеством, прибыли всего три дня назад. Мы быстро наверстаем упущенное. Последние колонны будут установлены через месяц.

— Работы тормозятся из-за апиру?

— Это основная причина, твое величество. Часть техену и шасу присоединились к ним.

— И они тоже перестали работать на стройках?

— Они исчезли, твое величество.

— Номарх, где сейчас апиру?

Подбежал наместник.

— Не знаю, твое величество! Каждый раз, когда мои офицеры приходят в их поселения, они находят там только женщин, стариков и детей.

— И какова разгадка этой тайны?

— Я пытаюсь ее найти, твое величество. Ходят слухи, что они избрали своим предводителем уволенного бригадира, Птахмоса.

Реакция Рамсеса на эти слова была для всех неожиданной: брови его сошлись на переносице, рот открылся, чтобы произнести ругательство. Номарх испугался не на шутку.

— Разве он не в тюрьме?

— Его судили, был вынесен приговор: он должен выплатить компенсацию семье покойного.

— А я его уволил, твое величество, — добавил Маи.

Снова этот Птахмос! В Верхнем ли, в Нижнем ли Египте он обретается, этот человек всюду умудряется посеять смуту. Сперва он стал символом свободы для мятежных землевладельцев юга, а теперь подбивает на мятеж работяг на севере! Оказывается, это он виновен в задержке строительства дворца его давнего соперника. Разгневанный Рамсес покачал головой. Именем Сета, он сотрет с лица земли это ничтожество!

На этом посещение стройки закончилось. Свита фараона была огорчена тем, что его настроение внезапно испортилось, однако все направились к старому дворцу, где было приготовлено угощение. Рамсес усадил номарха слева от себя — место справа, согласно протоколу, всегда занимал Верховный жрец — и заговорил с ним весьма жестко:

— Номарх, если этот Птахмос стал предводителем мятежников, я требую его арестовать!

— Сначала нужно проверить, правдивы ли слухи, твое величество.

— Когда это будет сделано, верните апиру и остальных на стройки и проверьте, не состоят ли они на службе у чужеземного монарха.

— Твое величество, все твои приказы будут исполнены, — заверил фараона наместник.

В голове Маи, сидевшего между двумя принцами, Именхерхепешефом и юным Рамсесом, бродили мятежные мысли, продиктованные, вероятнее всего, его, по сути, крестьянским восприятием мира. Он только что подсчитал, что за десять лет своего правления суверен начал строительство по меньшей мере четырнадцати храмов и дворцов по всей территории страны. В Пер-Рамсесе у него уже был дворец, отделочные работы в котором только недавно закончились, — здесь и проходила эта трапеза, — но он разгневался при всех, увидев, что новый дворец еще не готов. Если храмы и дворцы будут возводиться такими темпами, в долине скоро не останется камня! Какова цель этого помешательства на зодчестве? Зачем столько храмов и дворцов? Маи тысячу раз задавал себе этот вопрос, когда возвращался домой, падая от усталости, и упрекал себя в том, что однажды поделился своими сомнениями с Птахмосом, этим чересчур человеколюбивым бригадиром. Ответ не родился в его сознании, поскольку его неподобающие размышления прервал принц Именхерхепешеф.

— У моего божественного отца есть все основания гневаться, — громко сказал принц, мысли которого явно текли в сходном направлении. — Если я правильно понял, задержка в строительстве случилась потому, что какой-то бригадир отхлестал плеткой рабочих-апиру, а смутьяна Птахмоса это возмутило. Но что будет, если старшие перестанут наказывать подчиненных? Те вообще перестанут работать!

— Ваше высочество, если после наказания рабочий не может выполнять свои обязанности, это вредит делу, — ответил ему Маи.

— Но ведь другие тогда начинают бояться и работают лучше!

— Вы правы, ваше высочество. И все же недавние события показывают, что бывает и по-другому.

— Это потому, что Птахмос подстрекал этих проклятых апиру и грязных шасу к бунту и убедил их бросить работу.

— Ваше высочество зрит в корень, — отозвался Маи, проглатывая возмущение, которое всколыхнули в нем столь примитивные рассуждения. — Но дело в том, что Птахмос по рождению не апиру, и за три года, пока он работал под моим началом, я не замечал, чтобы он пользовался у них особым авторитетом.