Рамсес II Великий. Судьба фараона - Мессадье Жеральд - Страница 29

Па-Рамессу кивнул: история с колодцем в свое время бурно обсуждалась при дворе, однако затея закончилась провалом. Колодец глубиной в сорок локтей — и ни капли воды!

— Ну так вот, Птахмос счел, что по дороге в Уасет недостаточно колодцев, и рабочие вместе с груженными золотом ослами, сколько бы ни взяли с собой воды, могут просто не дойти до столицы. Следовательно, значительное количество золота может быть утрачено. И он приказал вырыть новый колодец. Он нашел воду!

Наместник произнес последние слова с восхищением.

— Моему божественному отцу сообщили о том, что ты мне рассказал?

— Если и упомянули об этом, то вскользь, светлейший принц…

Па-Рамессу вздохнул и поблагодарил наместника за рассказ.

— Странно, что он упорствует в том, что обладает непреходящей властью. Придумать же такое! — заметил он после ухода Себахепри.

— Одиночество и сам факт изгнания из царской семьи подпитывают его иллюзии, — отозвался Тиа. — Ты его накажешь? Даже если накажешь, это ничего не изменит. Птахмоса нужно изолировать. Если этого не сделать, он может возглавить наших противников.

— Думаешь, он на это способен?

— Он одержим жаждой власти, светлейший принц. Пусть он находится в пределах страны, но под наблюдением. Я попробую найти писца, пригодного для такого дела.

Вскоре явился первый писец нового визиря Пасара и уведомил принца, что его господин ждет распоряжений принца. Это означало, что у визиря есть вопросы, которые он хотел бы обсудить. Па-Рамессу в сопровождении Именемипета отправился к визирю. От его личного секретаря не укрылось, что принц чем-то озабочен, и это была правда — Па-Рамессу снова и снова прокручивал в уме слова наместника Бухена.

Опасения Именемипета подтвердились во время встречи с начальником надписей Двух Земель. Па-Рамессу рассматривал вопрос о сооружении стелы в Бухене, и вот ему принесли на утверждение текст. Предполагалось, что эту огромную стелу установят от имени придворных в честь принца-соправителя. Один фрагмент текста особенно поразил Именемипета. Сановники провозглашали:

Все это делалось вот для чего: там, в Бухене, Птахмос обязательно увидит стелу. Памятник станет подтверждением того, что судьба будущего фараона, которого наследник Эхнатона пытался обойти, предопределена свыше. И любой поймет, что его претензии беспочвенны.

Только желанием пресечь на корню устремления Птахмоса объяснялся чересчур высокопарный слог надписи, что граничило с глупостью. Однако ни Именемипет, ни Тиа ни разу не заговорили об этом в присутствии Па-Рамессу. Над стелой, вне всяких сомнений, уже работали мастера, и было поздно что-то менять. Тиа понимал, что любая критика с его стороны будет некстати: приближался день его свадьбы с Тийи, и замечание, сколь бы тактично оно ни было сформулировано, только омрачило бы радость ожидания этого союза, который стал для него подарком от Па-Рамессу. Поэтому бывший наставник решил закрыть глаза на проявление болезненного самолюбия своего воспитанника.

Подготовка к свадьбе и неожиданное изменение намерений соправителя подтвердили правильность выбранной линии поведения. Два дня спустя Па-Рамессу равнодушным тоном уведомил Тиа и Именемипета, что отложил возведение стелы на более поздний срок. Удивление наставника и личного секретаря было очевидным.

— Я видел по вашим лицам, — пояснил Па-Рамессу все так же спокойно, — что вам эта идея не понравилась. Ни один из вас и слова не сказал, из чего я сделал вывод, что вы считаете меня излишне тщеславным.

— Светлейший принц, я не… — попытался было возразить Тиа.

— Я хорошо знаю тебя, Тиа, знаю, что ты человек скромный. Признайся, ты ведь против возведения стелы? И ты тоже, Именемипет?

— Я думаю, что такой малозначительный персонаж, как Птахмос, не стоит этих велеречивых заявлений.

— И это правда.

Вопрос был закрыт. Подтверждением этому стал услышанный Именемипетом в полдень того же дня обрывок разговора между писцами царского кабинета, начальником надписей и архивариусом:

— Что с текстом для стелы?

— Его высочество оставил эту идею.

Этим было все сказано.

Длившееся почти три месяца строительство двух дворцов по соседству с дворцом фараона и государственными службами закончилось, и их будущие жильцы стали готовиться к переезду. Первый, размером побольше, предназначался для Па-Рамессу, а второй — для его сестры Тийи, которая в ближайшем будущем должна была стать супругой Тиа.

Когда новое жилище было готово, принц устроил празднество. На нем присутствовали двадцать гостей. Самыми почетными были, конечно же, фараон и его Первая супруга. Эта трапеза была мало похожа на церемониальные пиршества, но таким образом Па-Рамессу решил подчеркнуть, что этот дворец предназначен для частной жизни. Его изобретательность удивила родителей: вместо традиционного представления с песнями и танцами гостей развлекали три акробата из страны Куш; те привели с собой двух дрессированных обезьян, безостановочно потешавших Сети своими ужимками и проделками — фараон смеялся до слез. Хотя, конечно, такие развлечения не соответствовали статусу парадной трапезы.

— Ты будешь жить в этом дворце один? — спросила Туи.

— Нет. Как только исполнение дневных обязанностей при моем государе и отце позволит мне иметь свободное время, я подумаю о моих ночных обязанностях.

Под «ночными обязанностями» подразумевалась задача каждого здорового мужчины — произвести на свет потомство, а принц должен был обеспечить продолжение династии.

Когда празднество закончилось и царственная чета вернулась в свой дворец, Именемипет, назначенный придворным дворца Па-Рамессу, сообщил своему хозяину, что по приказу фараона Хормин, управитель Дворца Женщин, прислал двух девушек; судя по всему, поставщик удовольствий не смирился с провалом. Па-Рамессу засыпал на ходу и надеялся, что ночь после изматывающего долгого дня тоже будет долгой.

— У нас есть специальные комнаты для гостей, не так ли?

— Да, сиятельный принц.

— Они обставлены?

— Да, сиятельный принц.

— Вот и устройте их там, — пробормотал Па-Рамессу. — Или отправь назад. Я посмотрю на них завтра. Или послезавтра. А сейчас я иду спать.

Именемипет задернул за собой занавеску. Он знал, что Па-Рамессу, крепкий молодой мужчина, временами испытывал непреодолимую, тираническую потребность в сне. Па-Рамессу отключался на многие часы, словно пьяный, — он, лежа на своей постели, пребывал в другой жизни — в мире сновидений.

Па-Рамессу правильно поступил, предпочтя отдых ночным забавам — утро выдалось насыщенным. Его позвали на совет, в котором участвовали три военачальника и визири Верхних и Нижних Земель, Небамон и Пасар. Причина — на границе Верхнего Египта назревал мятеж и «царский сын Куша» просил прислать военное подкрепление. Избежать новой кампании не представлялось возможным. Но какое решение будет вынесено для одобрения фараоном? Сети поручил сыну разобраться с этим вопросом. Самого фараона, похоже, не интересовало ничего, кроме храма Хора в Абидосе. Па-Рамессу очень не хотелось брать на себя руководство военной кампанией, не получив предварительного одобрения отца, однако же его решение необходимо было занести в протокол.

— В чем причина беспорядков?

— Некоторые землевладельцы решили вернуть порядки, установленные в последние годы правления Эхнатона, — ответил Пасар. — Они отказываются признавать авторитет центральной власти, не желают платить налоги и посылать рабов на стройки фараона. Живя далеко от Уасета и Хет-Ка-Птаха, они считают, что не обязаны нам подчиняться.

— А что же местные чиновники?

— Сил гарнизонов, которыми они располагают, недостаточно для наведения порядка. К тому же многие солдаты и командиры сочувствуют бунтовщикам, ведь гарнизоны набирались там же, на месте. Семейные связи и союзы подпитывают мятеж эффективнее, чем коррупция.