Рамсес II Великий. Судьба фараона - Мессадье Жеральд - Страница 2

Никто не обратил внимания на молодую женщину, которая через приоткрытую дверь конторы смотрела на казнь. Она с каменным лицом наблюдала за происходящим, вздрагивая каждый раз, когда хлыст опускался на спину офицера, но после шестого удара вдруг как-то вся сгорбилась, разрыдалась и убежала.

Через несколько минут явился гонец из дворца и увел осужденного офицера с собой.

Гонец на лошади!

Никто не заметил еще одного зрителя, который наблюдал за сценой казни с террасы, возвышавшейся над двором казармы, — мальчика лет пяти.

С наступлением ночи компания раздосадованных клиентов остановилась перед трактиром, находившимся недалеко от улицы Великой Реки. Заведение с притягательным названием «Дворец Ихи» стояло у самой воды. Здесь с удовольствием проводили ночи, попивая вино или пиво и услаждая взор плясками полуголых танцовщиц, молодые громкоголосые сынки обеспеченных родителей. Но в этот вечер двери трактира оказались закрыты. Не слышно было перестука систр и барабанов, не видно света. Да что вообще происходит? Двое или трое нетерпеливых юнцов заколотили в дверь. В конце концов она открылась, и клиенты увидели хозяйку заведения по имени Иануфар, «Цветок лотоса», без парика, с ненакрашенным лицом. Она выглядела недовольной.

— Ты предпочитаешь компанию сов нашему обществу, женщина? — насмешливо поинтересовался один из юнцов.

— Вы что, стая мангустов и живете в далеких норах, раз являетесь шуметь к моей двери? Разве вы не знаете, что фараон умер? Мое заведение закрыто до следующей недели!

Ошарашенные парни переглянулись. Фараон умер? Они провели день в конторах и школах писцов на окраине города, поэтому ничего не знали. Только завтра глашатаи под звуки труб оповестят горожан о печальном событии.

— Вынеси нам кувшинчик в качестве утешения, — рискнул предложить один из молодых повес.

— Вы хотите, чтобы мне пришлось заплатить штраф? — сердито отозвалась Иануфар.

Дверь трактира с грохотом закрылась.

Ни пива, ни вина, ни танцовщиц. Вместо всего этого — всеобщий траур. Смирившись с мыслью, что сегодня веселья не выйдет, будущие государственные служащие неторопливым шагом разбрелись по домам.

Глава 2

Случайно упавший парик

Церемониальный черный парик упал с головы мальчика. А может, он и сам снял его, потому что на корабле, который возвращался в Уасет после похорон фараона Хоремхеба, было очень жарко. Принц был слишком мал, чтобы осознавать всю важность соблюдения этикета.

И в тот момент, когда он, перевесившись через поручни первого в царском кортеже корабля, протянул руки к воде, пытаясь рассмотреть рыбок, царедворцы со своих кораблей, следовавших за судном наследника трона, Рамсеса Мериамона Менпехтира, увидели мальчика с непокрытой головой. Им было чему дивиться…

Нет, не симпатичная мордашка мальчугана, свежая, как яблочко, привлекла их внимание. Они смотрели на его волосы — ярко-рыжие блестящие волосы, которые ерошил легкий ветерок, круживший над Великой Рекой.

Некоторые узнали его. Так значит, Па-Рамессу, младший сын Сети и внук будущего властелина Земли Хора, Рамсеса Мериамона Менпехтира, — рыжий!

Рыжий — цвет опасный, знак бога Сета. Символ жестокости, воплощение безжалостных солнечных лучей, иссушающих землю. Это было немыслимо, невероятно. Во всей империи с трудом отыщется десяток рыжих. У жителей восточных областей, граничащих со страной воинственных хеттов, светлые волосы — не редкость, но рыжих среди них нет. Даже домашних животных рыжей масти — ослов, волов и собак — египтяне привыкли гнать со двора. Вот почему мастера по изготовлению париков постарались спрятать от любопытных глаз истинный цвет волос принца, ведь не только его парик был предписанного этикетом угольно-черного цвета — детская прядь, свисавшая из-под головной повязки, была тоже черной.

А ведь может настать день, когда этот мальчик с красными волосами станет царем…

Матросы догадались, что случилось нечто примечательное, по поведению своих высокородных пассажиров: многие сановники вышли из прохладной тени навесов и столпились в носовой части кораблей, пытаясь рассмотреть что-то впереди по курсу. Однако одна из придворных дам заметила, какой эффект вызвало появление у боковых поручней головного судна мальчика с непокрытой головой: Па-Рамессу увели под навес и снова надели на него тщательно расчесанный черный парик.

С той минуты, когда саркофаг с телом последнего монарха оказался в усыпальнице, придворные мастерицы-парикмахерши работали не покладая рук: здесь, в Верхнем Египте, было очень пыльно и парики за час становились серыми и теряли блеск. Но так уж повелось: когда умирал фараон, работы у парикмахеров прибавлялось втрое. И пока плакальщицы, вопя и стеная, рвали на себе волосы, мастера по изготовлению париков расчесывали и наводили блеск на свои изделия, изготовленные из конского волоса.

Мальчик исчез из виду, но все продолжали удивленно переглядываться.

По правде говоря, слухи о том, что один из отпрысков царской семьи — рыжий, ходили уже несколько лет. Кто первым стал болтать языком — кто-то из домашней прислуги, банщик, хранитель гардероба, раб, прислуживающий во дворце, — поди разберись! Но проверить, правда это или ложь, было невозможно, потому что члены правящей семьи всегда появлялись на публике в париках.

— Как видно, в этом мальчике воплотились черты, присущие покровителю его отца, Сети, — с важностью заметил один из царедворцев — первый писец, плывший на третьем из четырнадцати кораблей кортежа.

Никто не осмелился подать голос. Сановник не потерпел бы неуместных намеков. Само имя Па-Рамессу внушало уважение: «Ра»означало «солнечный диск», «мес» — «царственное дитя», «су» — «растение будущего». Па-Рамессу — всего лишь дитя, но дитя из царской семьи.

— Бог Сет спас мир, пронзив своим копьем змея Апопа, — добавил первый писец еще более высокопарно. — И он же создал оазисы посреди пустыни!

Он надеялся, что никто не решится сказать непристойность — напомнить, что бог Хор в свое время отрезал Сету яички в отместку за то, что тот выбил ему в схватке глаз. Он не сомневался, что, посудачив какое-то время о неудачах этого бога со странной головой, похожей одновременно на голову лисицы и мангуста, кто-нибудь мог опрометчиво задаться вопросом о родословной рыжеволосого принца и его родителей.

Женщинам пришлось проглотить не слишком лестные предположения относительно туманного происхождения матери Па-Рамессу, Туи, Первой супруги Сети. Все знали, что она родом с востока. А ведь старики, много повидавшие на своем веку, говорили, что каодного из предков может перейти в потомка, минуя много поколений. Маленький принц, вне всяких сомнений, носил в себе какакого-то хетта или гиксоса, иными словами — варвара.

Это же надо — родиться рыжим!

Пассажиры судна продолжали вполголоса обсуждать увиденное. Однако вскоре тема изменилась — заговорили о происшествии во время похорон, блестяще организованных Верховным жрецом Амона и наследником двойной короны Верхнего и Нижнего Египта. Речь шла о явном недомогании жреца-чтеца, который надолго умолк во время чтения священного текста. Одни говорили, что у него заболело сердце, потому что этот жрец достиг весьма преклонного возраста.

— Всему виной волнение, — наставительно изрек первый писец.

На борту царской барки, под навесом, между сестрой Тийи и старшим братом Па-Семоссу, смирно сидел необыкновенный мальчик, которому хотелось поскорее вернуться в Уасет. На его бледном и нежном лице ясно читалась досада.

— Я только хотел посмотреть на рыбок, — сказал он.

— Рыбы — мятежные обитатели глубин, которые годятся в пищу простому люду, — обронил Па-Семоссу.

На носу судна Рамсес беседовал со своим сыном Сети, но слов было не разобрать. Когда дедушка посмотрел в их сторону, Па-Рамессу подумал, что тот выглядит усталым. Похоронная церемония стала для всех ее участников испытанием не столько духа, сколько тела. Па-Рамессу и сам чуть было не задохнулся от пыли.