Я, мои друзья и героин - Фельшериноу Кристина - Страница 13

Так и случилось, когда мне было восемнадцать Ричард сразу же забросил свою учёбу, и мы переехали в северную Германию, где жили его родители. Брак с самого начала оказался безнадёжен. Ещё во время моей беременности, я не могла рассчитывать на мужа – дни и ночи напролёт я проводила одна. У него в голове были только его «Порше», и честолюбивые планы. Никакая работа его не устраивала. Он непременно хотел чего-то лучшего, хотел иметь вес среди людей. Он часто и охотно говорил о том, что представляла собой его семья до войны. Его деду в Восточной Германии принадлежали ежедневная газета, ювелирный магазин, мясная лавка. Земли у них ещё оставались. Ричард то мечтал открыть транспортную фирму, то автосалон, то основать с каким-то знакомым сельскохозяйственное предприятие. Собственно говоря, нигде дальше первоначальных контактов он не продвигался… Свою досаду он выплёскивал на детей дома, и если я становилась между, то в ход шли и кулаки.

Деньги на жизнь в основном зарабатывала я. Когда Кристине было четыре года, я получила очень хорошее место в брачном агентстве. Если договоры подписывались на выходных, то Ричард помогал мне. Так два года прошли более или менее сносно.

Потом Ричард поссорился с боссом, и я потеряла работу, вот… Ну а Ричард теперь хотел открыть собственное грандиозное по размаху брачное агентство. Местом нахождения штаб-квартиры он выбрал берлин.

В шестьдесят восьмом мы переехали. С переездом я связывала и надежду на второе рождение нашего брака. Но вместо представительного офиса и соответствующей роскошной квартиры мы очутились в двух с половиной комнатах в Гропиусштадте на самой окраине Берлина, – Ричарду не удалось раздобыть необходимый стартовый капитал, И всё пошло по старому… Ричард вымещал свою злобу на мне и детях, а я в лучшем случае подрабатывала где-то, – как специалист по торговле. Он же всё никак не мог смириться со статусом одного из тех маленьких людей, что живут в Гропиусштадте.

Я часто думала о разводе, но мне не хватало мужества. Так уж вышло, что те остатки самоуважения, что я спасла от моего отца, разрушил Ричард…

На счастье, я быстро нашла солидную конторскую работу в Берлине за тысячу в месяц чистыми. Это чувство – быть признанной и снова работать – придало мне сил.

Ричард, между тем, со своей болезненной манией величия выглядел всё смешнее; трения между нами становились всё невыносимей. Из массы попыток разорвать отношения так ничего и не выходило. Я была всё-таки очень привязана к нему.

Может, потому что он был моим первым мужчиной. И из-за детей, конечно… С детским садом для девочек ничего не получилось, да я бы и не смогла его оплачивать.

Так что даже было неплохо, что хоть Ричард время от времени бывал дома. Так я и откладывала развод до тех пор, пока в 1973 году не почувствовала в себе силы исправить эту ошибку. Я пошла к адвокату…

Я хотела уберечь Кристину от того, что пришлось пережить мне. Ещё при её рождении я поклялась себе: она должна вырасти такой, чтобы с ней никогда не случилось того, что случилось с тобой. Она должна развиваться свободно, без давления со стороны, – всё как говорит современная воспитательная наука. Позже я просто совсем распустила её, всё сходило ей с рук…

После развода мне пришлось искать себе жильё, – Ричард отказался выезжать. Я нашла квартиру в пользующемся налоговыми льготами кооперативе. Она стоила шестьсот марок, включая гараж, хотя у меня не было машины. Собственно говоря, для меня это было слишком дорого. Но выбора у меня не было – пришлось снять. Я хотела наконец-то съехать от мужа. Я хотела начать всё заново и для себя и для моих детей; деньги не играли здесь никакой роли!

Ричард был не в состоянии платить за детей. Я сказала себе: что делать, ничего не остается, ты должна взять себя в руки, работать сверхурочно, чтобы хоть что-то принести детям. Им же между тем было уже десять и одиннадцать лет, а в детской у них была только самая скромная мебель. Даже приличных кроватей и то не было, – всё с миру по нитке. И у меня болело сердце, что я не могу обеспечить своим детям уютный дом.

Эту свою вину перед детьми я и хотела возместить после развода. Я хотела, наконец, иметь милую квартиру, где я и мои дети чувствовали бы себя дома. Это была моя мечта… Для этого я работала… И для того, чтобы им хватало на что-то ещё, на хорошую одежду, на загородные прогулки по выходным; всё это определенно стоило денег.

Я преследовала эту цель с огромным воодушевлением. Я купила им в комнату обои, какие они хотели, красивый детский мебельный гарнитур, и в семьдесят пятом году я смогла подарить Кристине новый проигрыватель. Эти покупки доставляли мне огромное удовольствие, я была так рада, что наконец-то могу хоть что-то сделать для детей!

И поздно вечером, возвращаясь с работы домой, я приносила им ещё кое-чего.

Мелочи, конечно… Но я находила в том несказанное счастье, покупая для них чтонибудь в Карштадте или Вертхайме. Как правило, это были уцененные товары.

Иногда какие-то особенные сладости, какая-то необычная точилка для карандашей и тому подобные безделушки. Девочки бросались мне на шею, и у меня тогда было такое праздничное чувство – прямо как на Рождество!

Сейчас я, конечно, осознаю, что этими жалкими подарочками я просто хотела откупиться от своей совести. Я ведь понимала, что мало времени провожу с детьми…

Деньги это только деньги. Мне нужно было заботиться о детях, вместо этой сумасшедшей работы… Я и сама сегодня не понимаю, как же я так оставила детей одних. Как будто этими красивыми вещами можно что-то восполнить. Лучше бы я получала социальное пособие, пока я нужна была детям. Но получать социальное пособие было для меня позором. Ещё родители вдолбили мне в голову, что человек не должен быть грузом на шее государства. Может, я должна была подать в суд на алименты… Не знаю. В любом случае, от этих бешеных стараний организовать уют в квартире я совершенно потеряла голову, упустив самое важное… Как ни крути, в конце концов я всегда упрекаю себя в этом. Я слишком часто предоставляла детей самим себе. А Кристине определенно нужно было больше поддержки, больше заботы, а она только немного неустойчивей и впечатлительней своей младшей сестры. Тогда я ничуть не думала, что Кристина может покатиться по наклонной. Хотя я каждый день видела, какие сцены разыгрываются в том городе-спутнике, где мы жили.

Постоянные драки, бесконечный алкоголь, кто-то лежит в сточной канаве… Но я вообразила себе, что если ты будешь примером своим детям, не станешь пьяной болтаться по округе и делать под себя, то все будет в порядке…

Я действительно думала, что всё пойдет как надо. Утром дети уходили в школу, днём возвращались и готовили себе обед, а вечером они часто ходили на ипподром на Липшиц-аллее. Они обе очень любят животных…

Некоторое время всё было хорошо. Не считая некоторой сложностей в отношениях между детьми и Клаусом, моим другом, который как раз жил у нас. Дети ревновали меня к нему, и наоборот. Кроме работы, домашнего хозяйства и детей, был же ещё и он, для которого я тоже хотела быть дома! Он один сохранял спокойствие в этой суматохе. И тут я сделала ещё одну тяжелую ошибку – я захотела иметь возможность посвящать ему немного больше времени и позволила нашей младшей переехать к отцу… Он давно заманивал её к себе всеми возможными посулами, потому что чувствовал себя очень одиноко…

Теперь Кристина оставалась совершенно одна, приходя домой из школы. В это-то время злой рок и свёл её с этими друзьями… Но как я могла заподозрить такое?

Кесси, её школьная подруга и соседка, с которой они часто проводили время, казалась мне вполне рассудительной девушкой. И мама Кесси время от времени приглядывала за ними обоими. Иногда Кристина была у Кесси, иногда Кесси у нас…

Они обе были в таком возрасте, так двенадцать– тринадцать лет, когда из любопытства хочется попробовать всё на свете. И я не была против, когда они ходили вечерами в молодежный клуб, – «Дом Центра» он назывался, – культурное учреждение евангелического центра в Гропиусштадте. Конечно, я была просто уверенна, что у церковников-то она в надежных руках. То, что молодежи в «Доме» позволяли курить гашиш, – так мне это даже в страшном сне присниться не могло!