Красная перчатка - Блэк Холли - Страница 22

«Он меня никогда не любил по-настоящему, — признается Одри. — Он вообще не знает, что такое любовь».

Просыпаюсь. На улице еще темно. Обратно не ложусь — принимаюсь вместо этого за домашнее задание: смертельно устал от гоняющихся по пятам мертвецов. Займусь лучше какой-нибудь насущной проблемой.  

ГЛАВА 8

«Школа Уоллингфорд успешно готовит молодых людей не только к колледжу, но и к жизни в обществе и гордится этим. Поэтому ученики помимо посещения обязательных занятий должны выбрать себе два дополнительных развивающих факультатива». У меня этой осенью в качестве факультатива бег, а весной будет дискуссионный клуб. Люблю бегать, люблю ощущать прилив адреналина, слушать, как стучат по беговой дорожке подошвы кроссовок. Люблю сам решать, до какого предела себя загонять.

Хитростью убеждать кого-нибудь с собой согласиться я тоже люблю, но дискуссионный клуб начнется только весной.

На последнем круге замечаю, что к Марлину, нашему тренеру, подошли двое мужчин. Он машет мне рукой.

На улице жарко, но агент Джонс и агент Хант все равно нацепили темные костюмы, черные перчатки и зеркальные солнечные очки в придачу. Они что, нарочно так вырядились — чтобы все заметили?

— Добрый день, — делано улыбаюсь я.

— От тебя не поступало никаких известий, — говорит Джонс вместо приветствия. — Мы начали беспокоиться.

— Ну, сами понимаете, сначала похороны, потом скорбеть полагается. Очень плотное, знаете ли, расписание. Столько дел было со среды.

Стараюсь ухмыляться как обычно, будто невиновен и я вовсе не тот убийца, которого они разыскивают. Но на самом деле мне неуютно и жутко.

— Почему бы тебе не проехаться с нами? — вступает Хант. — Как раз все и расскажешь.

— Не очень хорошая идея. Мне нужно в душ, переодеться. Правда, куча дел. Но спасибо, что заглянули.

Марлин отошел поближе к беговой дорожке, где финишируют ученики, и, глядя на секундомер, выкрикивает время. Обо мне забыл или старательно делает вид, что забыл.

Джонс спускает черные очки на кончик носа.

— Мы слышали, твоя мать не расплатилась по счетам в одной гостинице в Принстоне.

— Тогда вам следует спросить об этом у нее. Уверен, произошла какая-то ошибка.

— Но ты ведь не хочешь, чтобы мы ее спрашивали? — интересуется Хант.

— Да, не хочу, но я же вам не указ. Всего-навсего малолетний сопляк, а вы умные и могущественные агенты ФБР.

Поворачиваюсь, чтобы уйти, но Хант хватает меня за руку.

— Кассель, прекрати дурачиться. Пошли. Немедленно. Ты же не хочешь, чтобы мы применили силу.

Оглядываюсь. Вся моя команда трусцой бежит в раздевалку с тренером во главе. Кое-кто, правда, не особо торопится и бежит на одном месте — очень уж им интересно узнать, что со мной будет.

— Если хотите затащить меня в свою машину, придется наручники надевать, — решительно сообщаю я агентам.

Таким, как я, не стоит заигрывать с полицией и ей подобными. Ставки в подпольной конторе делают только тогда, когда точно уверены, что сам букмекер — преступник.

Федералы клюнули. Агент Хант наверняка с самой первой встречи спал и видел меня в наручниках. Хватает меня за запястье, дергает руку назад и защелкивает металлический браслет. Потом вторую руку. Сопротивляюсь больше для вида, но все равно умудряюсь его разозлить: Хант легонько толкает меня в спину, и я падаю.

Уже лежа на земле, поворачиваю голову: тренер и еще пара ребят задержались — наслаждаются представлением. Хорошо, значит, точно пойдут слухи.

Джонс рывком поднимает меня на ноги. Не очень-то ласково.

Я молчу, пока они волокут меня к машине и заталкивают на заднее сиденье.

— Ну и? — спрашивает Джонс. — Какая у тебя есть для нас информация?

Автомобиль не завел, зато слышно было, как защелкнулись замки на дверях.

— Никакой.

— Мы знаем, что Захаров приходил на похороны, — поддакивает его напарник. — С дочерью. А ее уже долгое время никто не видел. Теперь она вернулась. И даже перевелась сюда, в Уоллингфорд.

— Ну и что?

— Мы знаем, вы с ней были близки. Если это вообще его дочь.

— Что вам надо? — осторожно пробую наручники; замки серьезные, и руками почти не пошевелить. — Хотите знать, действительно ли она Лила Захарова? Да. Мы в детстве вместе в прятки играли в Карни. Лила не имеет отношения к убийствам.

— Где она была все это время? Чем занималась? Раз ты так хорошо ее знаешь — расскажи.

— Не знаю.

Приходится врать. Понятия не имею, куда они клонят, но мне решительно не нравится наш разговор.

— Ты мог бы начать новую жизнь, — убеждает Джонс. — Наконец примириться с законом. Кассель, зачем тебе выгораживать этих людей?

Пожалуй, потому что я и есть «эти люди». На мгновение пытаюсь представить себя хорошим парнем с полицейским значком и незапятнанной репутацией.

— Мы пообщались с твоим братом. Он нам помог.

— С Барроном? — Я заливаюсь облегченным смехом и откидываюсь на кожаное сиденье. — Он неисправимый лгун. Конечно же, он вам помог. Брат всегда рад благодарным слушателям.

Джонс, похоже, смутился, а Хант разозлился:

— Твой брат заявил, что нужно копать под Лилу Захарову. И что ты будешь ее выгораживать.

— Так и сказал? — Теперь я хорошо владею ситуацией, и они оба это понимают. — Я просмотрел ваши досье. То есть, по-вашему, Лила мастер смерти и начала убивать людей в четырнадцать лет? Ей ведь столько было, когда исчез Бассо. Мало того, как она прячет следы отдачи? Очень хорошо, должно быть, прячет, я ведь не видел на ней ни единого...

— Мы ничего не утверждаем наверняка. — Джонс с силой ударяет кулаком по сиденью. — Мы хотим получить информацию от тебя. Если ничего не получим — придется обратиться к другим источникам. Возможно, и к тем, которые ты сам считаешь ненадежными. Ты понял?

— Да.

— Так что ты в следующий раз нам предоставишь? — ласково спрашивает Джонс, роняя мне на колени визитную карточку.

Набираю в грудь побольше воздуха:

— Информацию.

— Молодец, — радуется Хант.

Агенты обмениваются странными взглядами, а потом Хант открывает дверь машины и командует:

— Давай руки, я сниму наручники.

Поворот ключа, щелчок, я потираю онемевшие запястья.

— Если вдруг решил, что мы не сможем тебя в любую минуту взять за жабры, — подумай вот о чем: ты мастер. Улавливаешь?

Качаю головой и засовываю визитную карточку в карман. Джонс внимательно за мной наблюдает.

— Значит, уже сделал что-нибудь противозаконное, — ухмыляется Хант. — Так со всеми мастерами. Иначе как бы ты узнал о своем даре?

Вылезаю из машины, смотрю ему прямо в глаза, а потом сплевываю на нагретый солнцем черный асфальт.

Он дергается ко мне, но останавливается, услышав покашливание коллеги.

— Мы не прощаемся, — обещает напоследок Джонс, а потом агенты садятся в автомобиль и уезжают.

Возвращаюсь в Уоллингфорд. Меня прямо трясет от ярости, так я их обоих ненавижу. Особенно потому, что они правы.

Почти сразу же вызывают в кабинет директора. Норткатт сама открывает дверь и приглашает меня войти.

— Здравствуйте, мистер Шарп. Присаживайтесь.

Сажусь в зеленое кожаное кресло напротив огромного письменного стола. Аккуратный ежедневник, позолоченная ручка на подставке, папки в деревянном ящике. Все такое стильное, изысканное.

Все, кроме дешевой стеклянной вазочки с мятными леденцами. Беру один и медленно разворачиваю фантик.

— Насколько я понимаю, к вам сегодня приходили? — Брови у нее удивленно приподняты, будто к ученикам приходить могут только сугубо подозрительные типы.

— Да.

Норткатт разочарованно вздыхает, словно рассчитывала, что я сам все объясню, без дополнительных вопросов.

— Не хотите рассказать, чего хотели от вас федеральные агенты?

— Предлагали стать крысой, — откидываюсь назад в кресле. — Но я им объяснил, что в Уоллингфорде и так много задают и дополнительная работа мне не нужна.