Куда заводит страсть - Клейпас Лиза - Страница 48

– Жив, я рядом с Гильомом, многому научишься, чтобы не пропасть с голоду. Он показал мне, как это делается.

Мирель впервые говорила сама о своей прошлой жизни. Наклонив голову, Розали с интересом смотрела на нес.

Она не знала, что ей довелось пережить, но было ясно, что жизнь закалила ее.

Как же смогла она остаться такой милой и неиспорченной? Что тому причиной – сильная воля или нежная забота Гильома, оберегавшего сестру от грязи и пошлости жизни?

После нескольких усилий замок вдруг тихонько щелкнул, и Мирель с торжеством посмотрела на Розали. Открыв дверь, они не задумываясь быстро скользнули внутрь.

Да, это действительно была портретная галерея со множеством развешанных по стенам картин, которые смотрели на них глазами одетых в старинные наряды незнакомцев.

Один портрет висел отдельно от других. Он помещался между двух роскошно обрамленных зеркал.

Подойдя к окну, Розали отдернула штору, чтобы лучше рассмотреть его.

– Элен Маргарэт д'Анжу, – прочитала Мирель табличку, подойдя ближе.

Теперь Розали знала, почему была закрыта эта комната. Какие чувства, какие переживания были заперты здесь вместе с живописным образом этой женщины?

– Какая красивая! – сказала Мирель. – Кто это?

– Его мать, – просто ответила Розали. – И не так уж она красива. Мира.

Может быть, ее чувство к Рэнду мешало ей беспристрастно воспринимать портрет, Элен д'Анжу была действительно необыкновенно хороша.

Классические черты ее лица, прихотливый изгиб губ, напоминавший губы Рэнда, и насмешливое выражение, которое тоже было знакомо Розали… Только глаза, пожалуй, были другими: у Элен изумрудные, а у Рэнда – зеленовато-золотые.

Было нечто жуткое и сверхъестественное в том, чтобы находить черты Рэнда в портрете этой незнакомой женщины. Впрочем, в ней хватало и своей собственной, неповторимой красоты, которую она не передала своему старшему сыну. Вместо нее Рэнд унаследовал сильные упрямые черты, справедливо отнесенные Розали к отцовской линии Беркли. Большой, выразительный рот Рэнда, его сияющая улыбка, соединение янтаря и солнца в цвете его волос – всего этого не было в чертах его матери.

Казалось, характеру Элен Маргарэт свойственны самые разные проявления – насмешка, гнев, даже страсть, но только не любовь…

"Вы мучили его, когда он стремился к вам", – горько думала Розали, и эта мысль заглушала и перекрывала все ее чувства в восприятии портрета.

Она не находила в своем сердце никакого "сочувствия к женщине, которая безжалостно ранила тех, кто любил ее. Розали еще раз с неприязнью посмотрела на портрет.

– Наверное, – сухо проговорила она, – художнику удалось точно передать сходство.

– Что вы сказали, мадемуазель?

– Пойдем отсюда, Мирель. Есть сотни других вещей, на которые я буду смотреть куда более охотно.

– Ну хорошо, пойдемте на кухню, к мадам Альвин, – предложила Мирель и осторожно открыла дверь.

– На кухню? Зачем?

Девушка внимательно посмотрела по сторонам.

– Может быть, вы попросите ее подать английский чай?

– Английский чай? Почему? – спросила Розали, удивляясь, откуда Мирель могла знать тонкости английских традиций.

Во Франции чай почти не употреблялся, и все пили кофе. Догадавшись, в чем дело, Розали засмеялась.

– Это, верно, из-за того описания в книге, которую мы читали сегодня. Только не говори, пожалуйста, что ты никогда не пробовала чая!

– Конечно, я не пила его, но, если вы скажете мадам Альвин, что соскучились по настоящему английскому чаю, я с радостью присоединюсь к вам…

– Ну конечно, я скажу ей! – воскликнула Розали.

Ее не переставали удивлять вещи, которые вызывали любопытство Мирель.

– Ну хорошо, пойдем на кухню, – сказала Розали. И они крадучись вышли из комнаты.

В кухне не было никого, кроме мадам Альвин. Потратив целое утро на распоряжения слугам, она отдыхала за чашкой кофе и неспешно размешивала ложечкой сахар.

– – Девушка, которая приносит молоко по утрам, опоздала сегодня, – сказала она, обращаясь к вошедшим Мирель и Розали.

Она отпила глоток и вздохнула.

– Я ждала ее… Ах, какая она копуша! Никогда не пропустит ни одного молодого парня, а потом еще любезничает с Джереми, пока он чистит конюшню.

– Этот Джереми сам ко всем пристает, – сказала вдруг Мирель, и ее темно-карие глаза озорно блеснули. – Стоит только разок ему улыбнуться, так он уже липнет, как муха да мед.

Мадам Альвин разразилась громким смехом, ударяя себя по пухлым коленям, а Розали понимающе посмотрела на Мирель.

– Так вот почему ты была так холодна с ним! – сказала она.

– Да-да, – с гримаской отвращения ответила горничная. – Но это бесполезно. Как правило, такое обращение разжигает их еще больше. Он вообразил себя взрослым мужчиной, а сам только на два года старше меня! Самодовольный мальчишка. Представьте, он хотел поцеловать меня в первый же раз, как я пришла на конюшню, словно я позволю, когда на нас смотрят все эти лошади.

– Ужасно, – ответила Розали, вдруг покраснев от стыда.

Тут в дверь постучали, и мадам Альвин заторопилась навстречу злосчастной молочнице, ругая ее за медлительность. Потом сняла немного сливок для кофе и поставила бидон на стол.

Вскоре заговорили об английском чае и дружно одобрили это предложение. Мадам Альвин сказала, что это будет просто замечательно, так как она еще ни разу не пробовала этот знаменитый напиток. Перебивая друг друга, они с оживлением вносили поправки в меню.

– В книге сказано, – заметила Мирель, – что они едят такие маленькие.., маленькие…

– Сандвичи, – ответила Розали. – Огурец, немного салата и, может быть, сыр…

– А еще они едят имбирные пряники, – продолжала Мирель, выглядевшая сейчас совсем юной. – И маленькие кексы, и сахарные булочки с изюмом, и…

– Мадам, – мягко прервала ее Розали. – Вы не беспокойтесь, пожалуйста. Все, что вы приготовите, будет хорошо. Так, что-нибудь незатейливое, чтобы Мира поняла, как в Англии пьют чай.

– Мы будем сидеть как знатные леди, – не унималась Мирель. – Я буду графиня, а мадам Альвин – баронесса, а вы.., кем будете вы, если выйдете замуж за месье де Беркли?

– Если что? – смущенно переспросила Розали.

– Мира! – воскликнула мадам Альвин и принялась упрекать ее за то, что она задает такие бестактные вопросы.

Розали покраснела, поняв, что их отношения с Рэндом более чем очевидны для окружающих. Если бы Рэнд опять сделал ей предложение, она не заставила бы себя долго уговаривать и согласилась не раздумывая.

– Я буду леди Беркли, – серьезно ответила она.

– О, в точности как Элен Маргарэт! – обрадовалась Мирель.

– Нет! – вдруг резко воскликнула мадам Альвин, тряхнув головой. – Не как Элен, совсем не так.

Затаив дыхание, Розали и Мирель ждали, что она еще скажет, но мадам Альвин ограничилась только этим замечанием и сменила предмет беседы.

– Мира, – сказала она, – что еще написано в книге об английском чае?

– А что это значит – не как Элен Маргарэт? – не унималась Мирель.

Мадам Альвин вздохнула и поджал" губы.

– Больше я ничего не скажу.

– Но здесь же нет посторонних, – настаивала Мирель. – Почему бы вам не рассказать мадемуазель что-нибудь, что ей наверняка будет интересно?

– Нечего здесь рассказывать, – ответила мадам Альвин, взглянув на Розали. – Вы, мадемуазель, не такая, как Элен.

– Вы знали ее? – серьезно спросила Розали.

– Да, с самого ее рождения. Я была здесь, когда месье Роберт де Беркли приехал во Францию делать ей предложение, и потом, когда они поженились и когда родился ее старший сын, и она привезла его сюда, чтобы показать маркизу, своему отцу.

Она часто приезжала в д'Анжу погостить, Элен не любила Англию, и чем больше времени она проводила там, тем сильнее менялась. Поэтому я всегда думала, что Лондон – очень дурное место.

– Нет, – задумчиво ответила Розали. – Во всяком случае, не больше, чем Париж. Хотя, может быть, он и плох, особенно для впечатлительного человека, – Лондон полон людей, занятых лишь поисками развлечений.