Скарабей - Фишер Кэтрин - Страница 47

Мантора пожала плечами.

— Кто же возвращается из Иного Царства? Царица Дождя хитростью заманила его в свои тайные владения, она ведь тоже хранит мечту отомстить Аргелину. Забудь о нем, повелитель льдов. Он сломался еще до того, как ушел.

Она раскрыла хрустальную шкатулку. Ее пухлые пальцы порхали над флаконом, в котором хранились кусочки кожи и пряди волос, ласково поглаживали его. Внезапно ему захотелось выйти, вдохнуть воздуха, не напоенного запахом смерти. Он шагнул к двери, натягивая бронзовый шлем, но тут она спросила:

— А остальные люди?

— Ждут твоих приказаний. Когда Остров будет взят, к тебе пришлют гонца, проводят к Оракулу, и ты станешь Гласительницей. Как мы и договорились.

Ингельд ушел. Мантора через зеркало посмотрела ему вслед, потом улыбнулась про себя, скрытно, удовлетворенно. Когда северяне награбят золота вдосталь, она придумает заклинание, отнимающее память, такое, чтобы они забыли свою родину и остались здесь. Ей нужны силы, чтобы противостоять императору, хотя настоящая ее сила кроется в страхе людей перед колдовством. И в голосе Оракула.

Она опустила глаза. На небольшом базальтовом подносе, инкрустированном серебряными скорпионами, лежал кусочек ногтя. Его разъедала ядовитая жидкость, которую она состряпала из масел, кислот и змеиного яда. Она осторожно приподняла ноготь серебряными щипчиками и осмотрела. Почти растворился. Крохотная полоска мертвых клеток, она содержит в себе человеческую жизнь со всеми мыслями и мечтами, его дух, его личность. Испустив тихий вздох, ведьма опустила ноготь обратно в черную жижу, тщательно вытерла щипчики.

Ингельд не ошибся. Смерть ее уже не устраивала. Вот уже много лет ей требовалось нечто большее. Старуху снедала жестокость, она жаждала чужих страданий. Приятно мучить рабов и девушек, но пытать мужчину, сильного, такого, как Шакал, — в этом кроется изысканное наслаждение. Его боль утоляла ее темную жажду. Она смочила палец, провела им по изогнутым бровям, посмотрелась в зеркало. Черные глаза, гладкая кожа. На пухлых лоснящихся щеках ни единой морщинки. Она выглядит моложе своих лет. Волосы хоть и седые, но ей нравилось коротко стричь их — такая прическа отличала ее от глупых девчонок, от назойливых рыбачек в Порту. На всем белом свете нет ей равной. А после смерти Шакала она станет править и Островом, и воровским царством, и живыми, и мертвыми.

Она не держала на него зла. И к Аргелину тоже не испытывала ненависти. Они всего лишь люди и случайно встали у нее на пути. После них будут и другие.

Мантора постояла в полумраке, прислушиваясь к доносящимся снизу голосам. Клиенты поднимаются в комнаты к гетерам, где-то плачет ребенок Марты. Потом она достала из шкатулки флакон и щипчиками извлекла один волосок.

Одного хватит. Большего он не переживет, а так — пусть помучается подольше. Она осторожно поднесла волосок к чаше с ядом.

И тут раздался приглушенный вскрик.

Он донесся сзади, и Мантора настороженно подняла глаза. В бронзовом зеркале искаженно отражалась вся комната, погруженная во тьму, мебель в тенистых углах, легкие занавески, подставка с амфорами, полки, полные свитков с висящими на шнурках ярлыками.

Она оглянулась. Волосок коснулся яда. Она погрузила его в чашу.

И сказала:

— Как ты сюда попал?

Он вышел из-за леопардовой кушетки. Невысокий худощавый человечек, руки стиснуты в кулаки.

— По лестнице. Сказал, что мне нужна девушка.

— Привратник должен был тебя узнать. — Мантора вытерла руки и обернулась. — Как узнала я.

Старик кивнул.

— Ты установила слежку за моим домом. Почему? Чего ты хочешь?

— Из-за твоего сына. А ты что думал?

Отец Сетиса нахмурился. Видя, как он ее боится, ведьма улыбнулась.

Он тихо произнес:

— Послушай, женщина. Сетис для меня ничего не значит. Уже много лет. Он живет только для себя, а не для нас. Я не хочу, чтобы моя дочь пострадала из-за того, что он ввязался в какой-то безумный мятеж. Мы не хотим иметь с этой затеей ничего общего.

Он приблизился. Она хотела позвать рабов, но передумала. Разве он опасен для нее?

— Ах, да, твоя дочурка. Прелестное дитя.

Старик опустил глаза. А когда поднял — лицо было полно тревоги.

— Послушай. Хочу тебе кое-что сказать о ней. Я уже не молод. И долго не проживу. Я хочу, чтобы о Телии кто-нибудь позаботился. Ты понимаешь?

Мантора приподняла бровь.

— Не уверена.

— Я хочу отдать ее туда, где она останется в живых и будет под надежной защитой. Не прошу больше ничего — в наши дни девочка без семьи должна выживать как может. — Он безнадежно пожал плечами. — Ты говоришь, она прелестна.

Гетера холодно рассматривала его.

— Ты не таков, каким я ожидала тебя увидеть, — сказала она через минуту. — Девочка с тобой?

— Нет. Еще рано. Я не отдам ее, пока… все равно она еще слишком мала. — Он подошел ближе. — Ей ничто не будет угрожать? До меня дошли слухи, что ты станешь Гласительницей. Я бы хотел, чтобы она пошла с тобой на Остров. Сделай ее жрицей из Девятерых…

Пока они говорили, он уже обошел вокруг кушетки. Мантора не сразу поняла, как он ловок и проворен. Она отступила на шаг.

Старик прыгнул — гибко, по-кошачьи. На лету руками смахнул столик. Всё, что на нем было — чаша, зеркало, хрустальный флакон — посыпалось на пол Ведьма с криком бросилась на гостя. Под ногами хрустели осколки стекла, яд, не причиняя вреда, выливался на кедровые доски. Мантора вопила, пока он не зажал ей рот тонкой рукой. Она потянулась к кинжалу, спрятанному в складках платья, но он крепко держал ее. Заломил ей руки за спину, натянул на лицо подол черной мантии. Пошатнувшись, они врезались в полки, и им на головы посыпались талисманы, облатки с проклятиями, амулеты для отвода глаз, анкхи. По комнате поплыли перья вертишейки, серебряные колеса запрыгали по полу и раскатились. Старик изо всех сил зажимал колдунье рот, не давая кричать, затем одним движением выхватил из ее руки кинжал.

Его пальцы сомкнулись на обвитой шнуром рукояти. Он заломил ей руку назад, ведьма издала сдавленный вскрик.

Он поднес кинжал к ее глазам и прошептал:

— Ни слова.

Крокодилы.

Мирани была в этом уверена. Она старалась сохранять спокойствие, но тело продолжало мелко дрожать, и вокруг нее по болоту разбегалась рябь, зеленая гладь колыхалась. Слева всплыла какая-то могучая тень; Мирани закрыла глаза, представляя, как к ней тянется длинная морда, кровожадные челюсти смыкаются на ноге… Мимо нее что-то проплыло, скользнув по талии. Девушка с трудом подавила рвущийся из груди крик и взмолилась:

— Не покидай меня. Я еще никогда не была так далеко от тебя.

Он не ответил.

Но, как ни странно, она внезапно поняла, что он здесь. И страшное одиночество, терзавшее ее с той минуты, как исчез Креон, развеялось. Она открыла глаза. Свет стал ярче. Она склонилась к воде и коснулась его рук.

Здесь, в этом лихорадочном болоте, царила зелень. Шакал старался выплыть из него, колотил ногами по воде, отталкивая водоросли, цеплявшиеся за щиколотки, разгонял длиннорылых водяных тварей, норовивших цапнуть за пятки. Наконец он вырвался на поверхность, с наслаждением набрал полную грудь воздуха, откинул с лица длинные волосы. Вокруг него колыхалась трава, с нее на воду летели брызги. Дождем сыпались осколки хрусталя, радужно переливавшиеся в лучах солнца, свинцовые облатки с проклятиями, перья вертишейки, амулеты для отвода глаз.

Сквозь радужный дождь он увидел, что над ним склонилось тройное лицо: длиннорылая маска, увенчанная солнечным диском, скорпион и тень. Их темные глаза внимательно следили за его борьбой.

— Это ты? — прошептал он.

Оно склонилось и взяло его за руку.

Врач поднял глаза на Джамиля.

— Мне очень жаль, принц. Это конец.

Все это понимали.

Судороги прекратились, тело Шакала обмякло и теперь он лежал спокойно, дыхание стало поверхностным. Лис внимательно смотрел на вожака. «Вся жизненная сила покинула повелителя воров, — грустно подумал Сетис, — утонула в лихорадке, сжигавшей его изнутри».