Скарабей - Фишер Кэтрин - Страница 34

Перед генералом, рыча, стоял черный как ночь мастифф. С желтых клыков капала слюна. Ростом он был под своды пещеры. Он устремил на незваных гостей пылающие глаза, хлестал себя по бокам толстым и гибким, как змея, хвостом. Зверь грозно зарычал, припал к земле, готовый прыгнуть. От его седоватой шкуры поднимались, как дым, мелкие колечки тьмы.

Аргелин застыл на месте.

— Приготовьтесь.

— Вот еще! Нападать на малыша! — с отвращением фыркнула Мирани. И, к ужасу генерала, спрятала нож за пояс и присела на корточки. — Эй, песик! Иди сюда!

Щенок рванулся к ней. Он был маленький, песочного цвета, по-детски игривый. Он куснул ее за палец и, тявкнув, отскочил.

— Осторожнее! — вскричал Орфет. Может, пес и не желает ничего плохого, но все-таки надо держать ухо востро. Пустынная дворняжка, ловкая и пронырливая, полуголодная. Он таких много перевидал. Наверняка у нее блохи, а от укуса можно подхватить какую-нибудь хворобу. Лучше уж сразу прирезать шавку. Он достал кривой нож. Дворняжка попятилась, пригнув голову.

— Орфет! — возмущенно воскликнула Мирани.

Он озадаченно посмотрел на нее.

— Пресветлая…

— Это же просто щенок!

— Вряд ли…

— Да замолчите же, дураки! — В шепоте Аргелина сквозил ужас. Он смотрел, как чудовище обнажило клыки и с громким рыком кинулось на него. Генерал стремительно взмахнул бронзовым мечом, но лезвие просвистело в сантиметре от кровожадных челюстей. На гладкий пол закапала едкая, как кислота, слюна.

Мирани взвизгнула.

— Что вы делаете?

Щенок заскулил, сел на пол, жалобно понурив голову. Его песочная спинка подрагивала. Она сделала шаг к нему, но Орфет схватил ее за руку.

— Кого ты видишь, пресветлая?

— Что-что?

— Я спрашиваю, кого ты видишь? Она откинула волосы с глаз.

— Собаку, но…

— Ту же саму собаку? — Он обернулся к Аргелину. — Потому что я вижу дворняжку из пустыни, тощую и жалкую, голодную и чесоточную.

Генерал не отводил глаз от своего чудовища. Он изготовился к бою, выставил меч, нацелившись острием в крадущуюся псину.

— Бредовые видения пьяницы. Хочешь, толстяк, расскажу, что тут есть на самом деле? Кошмарная тварь. Мастифф Царицы Дождя, с громадными челюстями, его хвост извивается, как змея. Если его не убить, он сожрет нас всех с потрохами.

Мирани поглядела на Орфета.

— Это маленький щенок, — прошептала она. Музыкант помолчал, потом укоризненно взглянул на мальчика. Правильное лицо Алексоса зарделось.

— Я же говорил, Орфет, у него три головы.

— Но чтобы такие!.. Скажи нам, дружище, какая из них — настоящая.

Алексос горестно вздохнул.

— Понятия не имею. Нет, знаю. Они все настоящие. Аргелин опять взмахнул мечом, и щенок взвизгнул.

Мирани ахнула.

— Все — настоящие? Не может быть!

— Может, Мирани. — Он с сердитым видом уселся на камень, упершись локтями в колени.

Потом обиженно добавил:

— Вот так у богов всегда бывает, когда мы смотрим на людей и хотим понять, чего они хотят. Всем всё видится по-разному. Теперь понимаете, как это сложно? — Он развязал шнурок на сандалии, терпеливо перевязал заново. Над его головой Мирани в отчаянии поглядела на Орфета.

Тот угрюмо произнес:

— Все равно нам придется его убить, госпожа. Другого выхода нет.

Не поднимая головы, Алексос проговорил:

— Царице Дождя это не понравится.

— Мы с Царицей Дождя — враги, — отрезал Аргелин.

— Орфет, у тебя остается твоя лира. — Алексос выпрямился, сложил руки за спиной, скрестил ноги. — Поиграй ему, пусть уснет. Вот как это надо делать.

Музыкант удивленно посмотрел на него, потом снял с плеча лиру, быстро настроил, и под огненными сводами пещеры затрепетали чарующие звуки.

Аргелин процедил сквозь стиснутые зубы:

— Скорее. Эта тварь растет все выше. Уже касается спиной потолка. — Его настороженный взгляд был устремлен навстречу какому-то ужасному видению, недоступному для Мирани.

Под тихую музыку, растекавшуюся под сводами пещеры, щенок свернулся клубочком, поиграл с собственным хвостом. Мирани сказала Богу:

— Это как-то характеризует меня?

«Что ты не такая, как Аргелин», — уклончиво ответил Бог.

Звучала тихая музыка. Не мелодия даже, а просто вереница ласковых нот, не связанных друг с другом, перемежающихся долгими паузами, так что Мирани ловила себя на том, что с нетерпением ждет следующую ноту: какой она будет? И она приходила — звонкой каплей падала на пол, растекалась тихим плеском, сплеталась в крошечный венок певучих гармоник.

Щенок умиротворенно свернулся калачиком и уснул. Мирани подошла к нему, села рядом, погладила теплый, чуть раздутый животик, смешной крохотный хвостик, и под теплым дождем ласковой музыки ее тоже потянуло в сон. В пещере стало сумрачнее, огненные сполохи начали тускнеть, как будто музыка затушила невидимые костры, и в мелодию вплетался чей-то голос, и это не был голос Орфета, он успокаивал ее, и Мирани опустила голову на руки, закрыла глаза, чтобы лучше слышать. Голос звучал внутри нее, в крови и в сердце; эту песню пела вода, она испокон веков рождалась в глубинных недрах вселенной, сливалась с темнотой, кружила и кружила, затягивала Мирани в извечный водоворот сновидений.

«Мирани!»

Она вздохнула, перевернулась на другой бок. Окно в ее комнате было открыто, во дворе ходили слуги. Они расставляли на террасе сине-желтые тарелки к завтраку, ветерок шевелил тонкие занавески. В складках белой материи сердито жужжала запутавшаяся пчела.

«Мирани! Проснись!»

Она под жарким солнцем поднималась по лестнице к Оракулу. За ней по пятам следовала вереница ящериц, и на каждой была крохотная красно-золотая маска. А через прорези у рта то и дело выстреливались, ловя мух, длинные змеиные языки.

Оракул раскрылся. Кто-то расчистил завалы. Уста Бога зияли глубокой трещиной, и она понимала, что расселина эта будет расти и расти, пока не разломит мир надвое, и вся земля разделится на два полукруга, которым никогда больше не сойтись вместе. Одна из ящерок вскарабкалась ей на сандалию, маленькие лапки заскребли по коже.

«Мирани, — тревожно сказала ящерка. — Тут кто-то есть».

Она распахнула глаза.

В пещере было темно. Огненный свет потух, в полумгле витал холодный дымок. Орфет сидел, прислонившись к валуну, рядом с ним валялась оброненная лира. К его боку прильнул, свернувшись калачиком, Алексос. Чуть поодаль лежал Аргелин, в такой позе, будто он замахнулся мечом, споткнулся и упал, выронив меч, который валялся в паре дюймов от него.

Щенок сладко посапывал. А позади него стоял незнакомец.

Он стоял и смотрел на них. Потом вошел в пещеру. Очень худой, с волосами, черными как ночь, в темной тунике до колен, окаймленной серебром. Маска на нем была страшная: она изображала морду шакала. Остроконечные уши, длинная пасть. У Мирани мороз пробежал по коже. В тенях за прорезями маски блеснули глаза.

— Орфет! — шепнула она, и он тотчас же проснулся и сел. Загудела потревоженная струна.

— Кто ты такой? — послышался хриплый голос Орфета.

Незнакомец не ответил, только взмахнул рукой и поманил ее. На пальце сверкнул серебряный коготь.

Она поднялась на нетвердые ноги, услышала рядом бронзовый скрежет. Увидела, как раскрылись глаза Аргелина, как его рука потянулась к рукояти меча. Он встал, пошатываясь, и растерянно глядел по сторонам, как будто спросонья забыл, где находится.

— Что здесь происходит?

— Тише, — сказал Орфет. — Кажется, у нас появился проводник.

Аргелин холодно вглядывался в странную фигуру. Потом сделал шаг, осторожно обошел спящего щенка, как будто видел в нем исчадие ада, и на миг ей почудилось, будто она тоже видит распростертое чудовище: из его ноздрей идет пар, зловещее пламя потухло, рассыпалось тусклыми угольями.

Алексос прошептал:

— Мы с тобой уже встречались…