Сёгун - Клавелл Джеймс - Страница 49

– У вас тут много обращенных? – осторожно спросил его Блэксорн снова, отчаянно пытаясь узнать, сколько здесь врагов.

К его удивлению, Родригес сказал:

– Сотни тысяч, и с каждым годом становится все больше. Со времен смерти Тайко мы имеем больше, чем когда-либо, и те, кто были тайными христианами, теперь открыто ходят в церковь. Большая часть острова Кюсю сейчас католическая. Большинство дайме на Кюсю новообращенные. Нагасаки – католический город, иезуиты владеют им, ездят туда и ведут всю торговлю. Вся торговля идет через Нагасаки. Мы имеем там собор, дюжину церквей и еще дюжины распространяются на Кюсю, но здесь, на главном острове, Хондо, их еще немного и…

Боль снова не дала ему говорить. Через мгновение он продолжал:

– На одном Кюсю три или четыре миллиона человек – скоро они все будут католиками. На островах есть еще двадцать с лишним миллионов японцев, и скоро…

– Это невозможно! – Блэксорн тут же обругал себя: почему бы не узнать побольше?

– Зачем бы мне врать? Десять лет назад была перепись. Отец Алвито сказал, что Тайко приказал провести ее, а он должен знать, он был там. Зачем бы ему врать? – Глаза Родригеса были налиты яростью. – Это больше, чем население всей Португалии, Испании, Франции, Испанских Нидерландов и Англии, взятых вместе, и ты можешь добавить сюда всю святую Римскую империю, чтобы сравняться с этим!

«Боже мой, – подумал Блэксорн, – вся Англия не больше трех миллионов. И это с Уэллсом. Если здесь так много японцев, как мы можем иметь дело с ними? Если здесь двадцать миллионов, это означает, что они легко могут собрать армию большей численности, чем все наше население, если только захотят. И если они все такие одержимые, как те, кого я видел – а почему бы им не быть такими, – клянусь ранами Христа, они будут непобедимы. А если они уже частично католики и если иезуиты здесь набрали силу, их число будет увеличиваться, а нет фанатиков больше, чем новообращенные фанатики, так какой шанс здесь у нас и голландцев проникнуть в Азию? Вовсе никакого».

– Если ты считаешь, что это много, то подожди, пока не попадешь в Китай. Там все желтые, все с черными волосами и глазами. О, англичанин, я скажу тебе, ты еще много чего узнаешь. Я был в прошлом году в Кантоне, на распродаже шелка. Кантон – город-крепость в южном Китае, на Жемчужной реке, к северу от нашего города, названного по имени Бога, в Макао. Там в стенах этого города миллион питающихся собаками язычников. В Китае больше людей, чем во всем остальном мире. Должно быть больше. Подумай об этом! – Волна боли прошла по Родригесу, и его здоровая рука легла на желудок. – У меня не было кровотечения? Ниоткуда?

– Нет. Я проверил. Только нога и плечо. У тебя нет внутренних повреждений, Родригес, по крайней мере я не думаю, что есть.

– А насколько плохо с ногой?

– Она промыта и очищена морем. В тот момент перелом был чист и кожа была чистая.

– Ты промыл ее бренди и обжег?

– Нет, они мне не дали – они меня прогнали. Но их доктор, видимо, знает, что делает. Твои люди сразу же придут на борт?

– Да. Как только мы причалим. Наверняка.

– Хорошо. Ты еще расскажешь? О Китае и Кантоне?

– Я, наверное, сказал слишком много. Будет достаточно времени поговорить о них.

Блэксорн видел, как здоровая рука Родригеса играла с запечатанным конвертом, и он опять подумал, что бы это могло значить.

– С твоей ногой все будет нормально. Ты увидишь это на этой неделе.

– Да, англичанин.

– Я не думаю, что будет нагноение – гноя нет, – ты соображаешь нормально, так что с головой тоже все в порядке. Ты поправишься, Родригес.

– Я тем не менее обязан тебе жизнью. – Дрожь прошла по телу португальца, – Когда я тонул, все, о чем я мог думать, это крабы, ползающие в моих глазницах. Я мог чувствовать, как они копошатся во мне, англичанин. Третий раз я попал за борт, и с каждым разом это все хуже и хуже.

– Я падал в море четыре раза. Три раза меня топили испанцы.

Дверь каюты открылась, и капитан, кланяясь, позвал Блэксорна наверх.

– Хай! – Блэксорн встал, – Ты ничем мне не обязан, Родригес, – сказал он мягко. – Ты дал мне жизнь и помог мне, когда я был в отчаянии, и я благодарю тебя за это. Мы расквитались.

– Может быть, но послушай, англичанин, вот тебе немного правды в оплату: никогда не забывай, что японцы имеют шесть лиц и три сердца. Говорят, что они считают, что человек имеет фальшивое сердце во рту, чтобы видел весь мир, другое в груди, чтобы показывать его своим особо близким друзьям и своей семье, и настоящее сердце – истинное, секретное, которое никому никогда не известно, за исключением его самого, спрятанное только Бог знает где. Они вероломны, если не говорить об их вере, норовисты без надежды на исправление.

– Почему Торанага хочет видеть меня?

– Я не знаю. Клянусь Святой Девой! Я не знаю. Возвращайся проведать меня, если сможешь.

– Да. Желаю удачи, испанец!

– Ты кашалот! Ну даже так, все равно, иди с Богом.

Блэксорн улыбнулся в ответ, обескураженный, и вышел на палубу. Голова закружилась, когда он увидел Осаку, ее просторы, толпы людей и огромный замок, который царил над городом.

Над громадой замка парила главная башня – поражающее своей красотой центральное здание семи или восьми этажей в высоту, определяемых по конькам с изогнутыми крышами на каждом этаже, с позолоченной черепицей и голубыми стенами.

«Вот где живет Торанага», – подумал он, и ледяная колючка вонзилась в его кишки.

В закрытом паланкине его привезли в большой дом. Там он принял ванну и поел неизменного рыбного супа, сырой и паровой рыбы, немного маринованных овощей и выпил горячего травяного настоя. Вместо пшеничной каши в этом доме ему дали чашку рису. Он видел рис однажды в Неаполе. Он был белый, недробленый, но ему показался безвкусным, его желудок жаждал мяса и хлеба, окорока, пирогов, цыплят, пива и яиц.

На следующий день за ним пришла служанка. Белье, которое дал ему Родригес, было выстирано. Она следила, как он одевается, и помогла ему надеть новые таби – носки-ботинки. Снаружи стояла новая пара тхонгов. Его ботинок не было. Она покачала головой и показала на тхонги, потом на паланкин с зашторенными окнами. Группа самураев сопровождала их. Старший сделал ему знак поторопиться и тоже вошел в паланкин.

Они немедленно тронулись. Занавеси были плотно закрыты. После долгого перехода паланкин остановился.

– Ты не должен бояться, – громко сказал старший и вышел. Перед ним были гигантские каменные ворота замка. Они были сделаны в тридцатифутовой стене с перекрывающими друг друга зубцами, бастионами и внешними укреплениями. Огромная, обитая железом дверь была открыта, кованая решетка поднята. За ней был деревянный мост, в двадцать шагов шириной и двести длиной, проходивший надо рвом с водой и кончавшийся у огромного подъемного моста и других ворот, во второй стене, такой же большой.

Повсюду толпились сотни самураев. Все они носили одинаковую серую мрачную форму – кимоно с поясом, каждый с пятью небольшими круглыми знаками различия – по одному на каждой руке, на каждой стороне груди и один в центре спины. Знаки различия были голубого цвета, видимо, цветок или цветки.

– Анджин-сан!

Хиро-Мацу прямо сидел в открытом паланкине, который несли четыре носильщика в ливреях. Его кимоно было коричневым и аккуратным, пояс черный, как и у пятидесяти самураев, окружавших его. Их кимоно также имели пять знаков различия, но они были алого цвета, как и флаг на мачте, отличительный знак Торанаги. Эти самураи носили длинные блестящие пики с маленькими флажками у наконечников.

Блэксорн поклонился, не раздумывая, восхищенный величием Хиро-Мацу. Старик формально поклонился в ответ, длинный меч он свободно держал на коленях и сделал знак следовать за ним.

У ворот вперед вышел офицер. Начались церемониальное чтение пропуска, поклоны и разглядывание Блэксорна, после чего они вошли на мост, по бокам как эскорт шли самураи в серой форме.