Ружья Авалона - Желязны Роджер Джозеф - Страница 31

Чернота начиналась внизу футах в сорока от меня, безобразие творилось уже в ней – еще футов на сто пятьдесят подальше.

Черно-белую картинку нарушало одно лишь пламя. Женщина в белом платье – черные волосы разметались по плечам – была привязана к одному из темных деревьев. Ноги ее тонули в тлеющем хворосте. Полдюжины волосатых альбиносов-мужчин, почти нагишом, продолжая на ходу раздеваться, копошились вокруг, бормотали и хихикали, тыкали в женщину и в огонь палками, что были у каждого, время от времени хватаясь за чресла. Языки пламени лизали одежду женщины, уже начинавшую тлеть. Длинное одеяние было разодрано в клочья, мне была видна ее дивная фигура, хотя дым скрывал лицо.

Я рванулся вперед на Черную Дорогу, перепрыгнув через длинные вьющиеся травы, и врезался в толпу. Я срубил на ходу голову одному и пронзил мечом второго, прежде чем кто-нибудь из них что-то понял. Остальные повернулись ко мне, выставив палки, размахивая ими и крича.

Грейсвандир не останавливался, пока все они не умолкли и не свалились на траву. Из тел текла черная жижа.

Я обернулся и, задерживая дыхание, затоптал огонь. А потом приблизился к даме и разрезал ее путы. Рыдая, она рухнула в мои объятия.

И только тут я увидел ее лицо, точнее, отсутствие оного. Ко мне была обращена овальная маска слоновой кости, совершенно ровная и гладкая, лишь с двумя небольшими прямоугольными прорезями для глаз.

Я оттащил женщину подальше от кострища и черных луж. Тяжело дыша, она липла ко мне, прижимаясь всем телом. Выждав какое-то время, я попытался освободиться, но она не отпускала меня, проявив неожиданную силу.

– Теперь все в порядке. – Я сказал это или что-то столь же заезженное и уместное в подобном случае, но она и не думала отвечать.

Женщина крепко обхватила мое тело, неуклюже и ласково поглаживая, что не могло не обеспокоить меня. Она становилась все желаннее и желаннее. Вдруг я понял, что глажу ее по волосам, ласкаю ее грудь…

– Теперь все в порядке, – повторил я. – Кто ты? Почему тебя жгли? Кто они?

Она не отвечала. И теперь уже не рыдала, просто тяжело дышала, но уже по-другому.

– Почему на тебе эта маска?

Я потянулся за ней, она отклонила голову назад.

Впрочем, это было не так важно. Я был безволен, обессилен, как боги эпикурейцев, но что-то холодное, трезвое внутри меня отдавало себе отчет в неестественности подобной страсти. Однако я желал ее и был уже готов для этого.

Тут меня окликнул Ганелон. Я хотел повернуть голову, но женщина не позволила мне. Я был удивлен ее силой.

– Дитя Амбера, – раздался полузнакомый голос. – Мы обязаны тебе за все, что ты дал нам, и сейчас ты полностью станешь нашим.

Голос Ганелона донесся до меня снова – мощный поток богохульств.

Все свои силы бросил я против этой хватки, и она ослабла. Моя рука потянулась вперед – я ухватился за маску.

Женщина сердито вскрикнула, а потом процедила четыре слова:

– Амбер должен быть разрушен!

Лица под маской не было. Под ней не было ничего… совсем.

Одежда ее осела вниз и повисла на моих руках. Она… точнее оно… исчезло.

Быстро обернувшись, я увидел на краю Черной Дороги Ганелона. Он стоял в неловкой позе с неестественно вывернутыми ногами. Клинок его методично вздымался и падал, но с кем он воюет, не было видно. Я побежал к нему.

Черная трава, через которую я перепрыгнул, опутала его ноги полностью. Он перерубал эти путы, а другие стебли раскачивались вблизи, словно пытаясь вырвать из его руки меч. Ганелон сумел почти освободить левую ногу и качнулся вперед, чтобы сделать шаг.

Я обошел его со спины, стараясь держаться подальше от травы, и отбросил в сторону маску, которую, как оказалось, еще сжимал в руке. Она упала на землю у края Тьмы и сразу же вспыхнула.

Подхватив Ганелона под руки, я оттащил его; куст яростно сопротивлялся, но я все же одолел. Перепрыгивая через темные травы, что отделяли нас от мирной, ручной травки, я отнес товарища за дорогу.

Поднявшись, Ганелон некоторое время не отпускал меня, потом согнулся и стал растирать ноги.

– Онемели, – сказал он, – словно отнялись.

Я помог ему добраться до фургона. Ухватившись за него, он сумел притопнуть.

– Покалывает. Начинают приходить в себя… о-о!

Наконец он прохромал к передней части фургона. Я помог ему забраться на сиденье и сам вспрыгнул следом.

Ганелон вздохнул.

– Стало получше, – заулыбался он, – чуть-чуть отошли – эта дрянь просто высосала из них всю силу. И из всего меня тоже. Что случилось?

– Дурное знамение наконец оправдалось.

– Что теперь?

Я взял поводья и спустил тормоз.

– Придется переехать. Нужно узнать получше, что это за мерзость. Держи клинок наготове.

Ганелон осклабился и положил оружие поперек колен. Лошади упирались идти вперед. Но я слегка тронул их бока кнутом, и они сдвинулись с места.

Мы ехали по черной полосе, словно в кинохронике о второй мировой войне. Ехали будто в какой-то дали – близкой, мрачной, унылой. Даже скрип фургона и поступь копыт звучали глуховато, словно издалека. В ушах начало слабо и ровно звенеть. Трава у дороги шевелилась, и я старался держаться подальше от нее. Несколько раз мы проехали сквозь туманные облака. Они ничем не пахли, но мы невольно задерживали дыхание. Мы приближались к первому холму, и я начал раздвигать Тени.

Осторожно обошли холм.

Ничего.

Темная дорога дымилась на прежнем месте.

Тогда я рассвирепел. Извлек из памяти Образ, заполыхавший перед моим внутренним взором. И вновь попробовал сдвинуть Тень.

Сразу же заболела голова. Раскаленной проволокой от лба до затылка пронзила голову боль. Но это только разожгло мой гнев, и я изо всех сил стал сдвигать эту черную дорогу в небытие.

Все пошатнулось. Сгустились туманы, подушками поползли по дороге. Очертания расплылись. Я дернул вожжи. Лошади прибавили шагу. В голове моей теперь уже пульсировало, словно она вот-вот развалится на части.

Но вместо нее раскололось все вокруг. Земля дрогнула, по ней поползли трещины, но это было еще не все. Вокруг все задрожало, и трещины были не просто трещинами. Всюду зияли дыры: из одной торчала зеленая ветвь, в другой – поблескивала вода, в третьей – синее небо, а еще – абсолютная чернота, белесое ничто, фасад кирпичного дома, лица за окном, огонь, кусочек звездного неба…

К тому времени лошади уже неслись галопом, а я прилагал все усилия, чтобы не вскрикивать от боли.

Накатилась волна голосов: животные, люди, машины – все что-то бормотали. Я, кажется, расслышал голос Ганелона; он ругался – впрочем, не помню.

Я уже было подумал, что вырублюсь от этой боли, но из чистого упрямства и гнева решил выстоять. Я воззвал к Образу, как умирающий взывает к Богу, и всю свою волю бросил против самого существования черной дороги.

А потом давление исчезло, кони ринулись вперед, в зеленое поле. Ганелон ухватился за поводья, но я успел первым и остановил коней.

Мы пересекли черную дорогу.

Я сразу же обернулся назад и вгляделся. Передо мной все дрожало, как в растревоженной луже. Но наш след был непоколебим, будто мост в черной реке, и трава на нем стала зеленой.

– Это было похуже той скачки, когда ты вез меня в ссылку, – отметил Ганелон.

– Да, пожалуй, – согласился я и, ласково окликнув коней, вернул их на глинистую полоску дороги.

Здесь мир был ярче, а деревья, меж которых мы двигались теперь, оказались гигантскими соснами. Воздух благоухал их ароматом. Мелькали белки, перепархивали с ветки на ветку птицы. Земля стала темной и плодородной. Похоже, мы оказались повыше, чем были за черной дорогой. Меня порадовало, что Тени все-таки сдвинулись – и как раз в нужном направлении.

Дорога изогнулась, повернула ненадолго вспять, потом выпрямилась. Время от времени перед глазами оказывалась черная полоса – не слишком далеко справа. Мы ехали, в общем, вдоль нее. Она явно прорезала Тень. Было видно, что теперь она снова осела, застыла в своей мерзкой сути.