Пепел розы - Кларк Мэри Хиггинс - Страница 23

Большая часть денег, которые Дейдра скопила за те годы, когда дела у Скипа шли хорошо, была уже истрачена на судебные издержки и неудавшиеся апелляции.

До тюрьмы она добралась во второй половине дня. Так как день был будний, общаться они могли только по телефону, через стекло. В ту минуту, как Скип вошел и Дейдра увидела его лицо, она поняла, что подтвердились ее худшие опасения. Сын потерял надежду.

Обычно, когда Скип падал духом, она отвлекала его сплетнями о соседях и разговорами о погоде. Так она старалась создать впечатление, что он просто уехал на время, но очень скоро вернется, поэтому хочет быть в курсе событий.

Но сегодня это было явно бесполезно.

— Скип, что случилось?

— Вчера вечером звонил Джефф. Та прокурорша, которая приходила ко мне, отказалась заниматься моим делом. Умыла руки. Я заставил Джеффа рассказать все честно, не пудрить мне мозги.

— А как ее зовут, Скип? — спросила Дейдра, стараясь говорить спокойно. Она хорошо знала сына и не кинулась утешать его.

— Макграт. Кэрри Макграт. Очевидно, она скоро станет судьей. И при моей удачливости ее назначат в апелляционный суд. И она откажет в очередной апелляции, даже если Джефф отыщет основания.

— Но судьям ведь надо долго работать, прежде чем их назначают в апелляционный суд?

— Какое это имеет значение? У нас только и есть что время, мама.

Затем Скип рассказал, что попросил Бэт больше не приходить к нему.

— Пусть Бэт живет своей жизнью. Но у нее не получится, если она будет думать только обо мне.

— Но Бэт любит тебя.

— Пусть полюбит другого. Я же любил, правда?

— Скип, — Дейдре стало тяжело дышать. Это не предвещало ничего хорошего. Дальше у нее могут онеметь руки и появиться колющая боль в груди. Доктор предупреждал, что придется делать еще один шунт, если ангиопластика, назначенная на следующую неделю, не поможет. Дейдра решила не говорить об этом сыну.

Она с трудом сдерживала слезы, видя страдания сына. Он всегда был добрым мальчиком, никогда не доставлял хлопот. Даже совсем маленьким почти никогда не капризничал. Однажды он приковылял из гостиной в спальню, вытащил через прутья колыбели одеяльце и, завернувшись в него, уснул на полу. Дейдра оставила его одного и ушла на кухню готовить ужин. Вернувшись в комнату, она не нашла сына и перепугалась, что он потерялся, выйдя на улицу. Теперь ее охватило такое же чувство: Скип опять может потеряться, но в другом смысле.

Невольно протянув руку, она тронула стекло. Ей хотелось дотянуться до него, обнять своего сына. Хотелось заверить его, что все будет хорошо, как она успокаивала его много лет назад. Нет, сказать нужно вот что:

— Скип, не тебе решать или приказывать, чтобы Бэт разлюбила тебя. Она любит тебя по-настоящему. Я обязательно схожу к этой Макграт. Зачем-то ведь она к тебе приходила. Прокуроры не заглядывают к осужденным просто так, по пути домой. Я выясню, почему она заинтересовалась тобой и почему сейчас отказалась от дела. Но и ты должен помочь мне, не расстраивай меня такими разговорами.

Свидание закончилось слишком быстро. Дейдра сдерживала слезы, пока охранник не увел Скипа, потом сердито промокнула платком глаза, губы ее решительно сжались. Она подождала, пока утихнет колющая боль в груди, и быстро направилась к выходу.

Кажется, что уже ноябрь, думала Барбара Томпкинс. Она решила пройтись пешком. От офиса, расположенного на пересечении 68-й улицы и Мэдисон-авеню, до ее дома на углу 61-й улицы и Третьей авеню было десять кварталов. Нужно было надеть пальто потеплее. Но что такое небольшая прохлада по сравнению с тем, как радостно у нее на душе?

Не проходило дня, чтобы она не радовалась чуду, сотворенному доктором Смитом. Барбаре уже не верилось, что меньше двух лет назад она торчала в унылой конторе в Олбани, где в ее обязанности входило размещать в небольших журналах рекламу мелких производителей косметики.

Нэнси Пирс была тогда одной из немногих клиенток, кто ей нравился. Нэнси всегда подсмеивалась над собой, называла себя дурнушкой и постоянно шутила, что у нее куча комплексов из-за того, что работает с роскошными моделями. Но однажды Нэнси взяла длительный отпуск, а когда вернулась, то выглядела на миллион долларов. Она с гордостью поведала, что сделала пластическую операцию.

— Послушай, — сказала она тогда Барбаре. — У моей сестры лицо «мисс Америки», но она вечно сражается с лишним весом. Говорит, что внутри ее сидит стройная девушка, которая пытается вырваться на свободу. А я всегда говорила, что внутри меня — красавица и она тоже рвется наружу. Сестра побывала в клинике «Золотая дверь», а я — у доктора Смита.

Глядя на новую осанку приятельницы, ее уверенность, Барбара пообещала себе, что, если у нее когда-нибудь появятся деньги, она тоже отправится к этому доктору. А потом добрая старушка тетя Бетти скончалась в возрасте восьмидесяти семи лет, завещав Барбаре тридцать пять тысяч долларов и пожелание оторваться на них по полной.

Барбара хорошо помнила свой первый визит к доктору Смиту. Он вошел в кабинет, где она сидела на краешке стола. Держался он холодно, почти пугающе.

— Что вы желаете? — рявкнул он.

— Вы можете сделать меня хорошенькой? — робко произнесла Барбара. И, набравшись смелости, уточнила: — Очень хорошенькой.

Доктор молча направил на нее лампу, взял ее за подбородок, провел пальцами по лицу, тронул скулы, лоб, поизучал с десяток минут.

— А зачем?

Она рассказала ему о красавице, которая томится под этой серой оболочкой.

— Конечно, глупо так переживать из-за внешности, — смущенно добавила она, а затем выпалила: — Но я переживаю!

Неожиданно доктор Смит улыбнулся скупой, жесткой, но все-таки искренней улыбкой.

— Если бы не переживали, то не пришли бы ко мне.

Операции, которые он проделал, оказались невероятно сложными. Доктор Смит сделал ей новый подбородок, уменьшил уши. Убрал мешки под глазами, набрякшие веки, так что глаза стали большими, блестящими. Губы превратились в пухлые, соблазнительные, нос стал тонким, изящным, брови приподнялись и красиво изогнулись. Даже ее тело подверглось изменениям.

Затем доктор велел ей покрасить волосы, и тусклые сероватые пряди стали яркими, каштановыми. Это подчеркнуло сливочный цвет кожи, которого доктор Смит добился, проделав кислотный пилинг. Визажист научил ее тонкостям макияжа.

И наконец доктор велел потратить остатки неожиданного наследства на одежду и отправил к своему знакомому дизайнеру на Седьмую авеню. Под его руководством Барбара приобрела свои первые элегантные наряды.

Доктор Смит убедил ее переселиться в Нью-Йорк, посоветовал, где искать квартиру, и даже лично осмотрел ту, которую она нашла. И настоял, чтобы Барбара приходила к нему каждый месяц на осмотр.

Вот уже год, как она живет на Манхэттене. Это было головокружительное, интересное время. Барбара работала в «Прайс и Веллон» и отлично проводила время.

Но теперь, шагая к дому, она нервно оглянулась через плечо. Вчера вечером она обедала с клиентом у «Марка» и когда уходила, то заметила доктора Смита, сидящего в одиночестве за небольшим столиком.

На той неделе он мелькнул в Дубовом зале в «Плаза». Тогда Барбара не придала этому значения, но ведь и в прошлом месяце, когда она встречалась с клиентами в «Четырех сезонах», у нее сложилось впечатление, что за ней следят из машины, припаркованной через дорогу, и она взяла такси.

Барбара облегченно вздохнула, когда швейцар поздоровался и распахнул перед ней дверь. Она снова бросила взгляд через плечо.

Прямо перед ее домом притормозил черный «мерседес», и Барбара безошибочно угадала, кто сидит за рулем, хотя водитель отвернулся.

Доктор Смит.

— Мисс Томпкинс, вы хорошо себя чувствуете? — спросил швейцар.

— Да, да, все нормально.

Барбара быстро вбежала в вестибюль и вызвала лифт. Доктор Смит действительно преследовал ее. Что же ей делать?