Вопрос и ответ - Несс Патрик - Страница 22

Дейви заставил спэкла встать на колени, обернул ленту вокруг его шеи и теперь туго закручивает щипцами. Солдаты на стене гогочут, а спэкл хватает губами воздух и держится за ленту, из-под которой уже выступила кровь.

— Хватит! — ору я, пытаясь встать на ноги.

Но Дейви щелкает щипцами, и спэкл валится в траву, громко задыхаясь. Его лицо начинает зловеще наливаться краской. Дейви стоит над ним и просто смотрит.

Тут я замечаю в траве болторез: кидаюсь к нему, хватаю и лечу обратно к 0038-му. Дейви пытается помешать, но я замахиваюсь болторезом, и он отпрыгивает, а я встаю на колени рядом с 0038-м и пытаюсь поддеть ленту болторезом. Дейви затянул ее слишком туго, а спэкл так мечется по земле, что я в конце концов вырубаю его кулаком.

Я разрезаю ленту. Она отлетает, во все стороны брыжжет кровь и летят ошметки кожи. Спэкл вдыхает с таким громким хрипом, что ушам больно, и я отшатываюсь, все еще держа в руках болторез.

Глядя, как 0038-й пытается дышать — возможно, понапрасну — и как Дейви грозно нависает надо мной с щипцами в руках, я внезапно замечаю громкое цоканье вокруг нас, в толпе спэклов. Именно в этот миг, именно теперь, неизвестно почему…

Они бросаются в атаку.

Я чувствую легкий удар по макушке — спэклы ведь тонкие, легкие и слабые.

Но здесь их полторы тысячи.

И они налетают волной — такой плотной, что меня бутто захлестывает настоящий вал.

Снова кулаки, удары и царапины по лицу и шее. Меня окончательно валят на землю хватают за руки-ноги за одежду и за волосы а я кричу и воплю и тут один спэкл выдергивает болторез и бьет меня с размаху по локтю адская боль и я вжимаюсь в траву со всех сил…

А в голове только одна мысль, одна идиотская мысль…

Почему они напали на меня?Я ведь хотел спасти0038-го!

(но они знают, знают…)

(они знают, что я убийца…)

Раздается вопль Дейви, а следом — выстрелы со стен. Опять удары, царапины и выстрелы. Спэклы начинают разбегаться в стороны, но я это скорее слышу, чем вижу — от боли, пульсирующей в локте, у меня потемнело в глазах.

А на мне остался один спэкл, он царапает меня что есть сил, пока я лежу лицом в траве. Наконец мне удается развернуться, и хотя вокруг все еще гремят выстрелы и пахнет порохом и спэклы бегут и бегут, этот спэкл остается сидеть на мне, все царапается и молотит меня кулаками.

В ту самую секунду, когда я понимаю, что это 0001-я, самая первая в очереди, первая, к которой я прикоснулся, раздается выстрел, и она падает в траву рядом со мной. Замертво.

Дейви стоит над нами с пистолетом в руке, из дула все еще идет дымок. Нос и губа у него разбиты в кровь, царапин ему досталось не меньше, чем мне, и он тяжело припадает на одну ногу.

Но улыбается:

— Спас те жизнь, а?

Выстрелы не смолкают. Спэклы все бегут, но спрятаться им негде. Они падают, падают и падают как подкошенные.

Я смотрю на свой локоть:

— Кажется, мне руку сломали.

— А мне ногу, — говорит Дейви. — Езжай к па. Скажи ему, что случилось. Скажи, что я спас те жизнь.

Дейви не смотрит на меня, он продолжает стрелять, чудом удерживаясь на ногах.

— Дейви…

— Пошел! — кричит он. От него исходит какая-то зловещая черная радость. — У меня тут работка осталась. — Дейви снова выстреливает. Еще один спэкл валится в траву. Всюду уже лежат трупы.

Я делаю шаг к воротам. И еще один.

А потом — бегу.

С каждым шагом в руке отдается боль, но Ангаррад встречает меня знакомым жеребеноки ласково обнюхивает влажным носом. Она сгибает передние ноги в коленях, чтобы я мог залезть в седло, ждет, пока я усядусь как следует, и пускается стремительным галопом — не помню, чтобы она когда-нибудь так неслась. Здоровой рукой я держусь за ее гриву, а больную прячу у живота и изо всех сил пытаюсь сдержать рвоту.

Поднимаю глаза: женщины в окнах домов провожают меня долгими взглядами. Мужчины тоже смотрят на мою лошадь, на мое окровавленное лицо.

Интересно, кого они во мне видят?

Одного из чужих, врага?

Кто я для них?

Я зажмуриваюсь, но тут же теряю равновесие и едва не вываливаюсь из седла. Открываю глаза.

Ангаррад мчит меня по дороге вдоль боковой стены собора: копыта выбивают искры из булыжников мостовой, когда она резко сворачивает на главную площадь. На площади маршируют солдаты. Шума у них нет, но грохот сапог сотрясает воздух.

От всего этого я морщусь и перевожу взгляд на место своего назначения — ворота собора…

И тут мой Шум так резко вскидывается, что Ангаррад встает как вкопанная. Бока у нее все в мыле от быстрой скачки.

Я этого не замечаю…

Мое сердце остановилось…

Дыхание тоже…

Потомушто вот она…

Прямо у меня перед глазами — поднимается по ступеням собора…

Вот она.

Сердце снова начинает биться, в Шуме только ее имя, боль исчезает как по волшебству…

Потомушто она жива…

Жива…

Но тут я вижу, как…

она поднимается по ступеням собора…

к мэру Прентиссу…

В его раскрытые объятия…

И он обнимаетее…

А она ему позволяет…

И все, что я способен подумать…

И выговорить…

Это…

— Виола?

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ВОЙНЕ КОНЕЦ

12

ПРЕДАТЕЛЬСТВО

Мэр Прентисс стоит на ступенях.

Властелин этого города, этого мира.

Стоит с широко раскинутыми руками.

Как будто это — плата.

Но смогу ли я ее заплатить?

Обниму всего раз, думаю я.

(да что ты?)

Я делаю шаг вперед…

(всего разочек)

И он обхватывает меня руками.

Я пытаюсь не окаменеть от его прикосновений.

— Я не успел тебе сказать, — шепчет он мне на ухо, — мы нашли на болоте твой разбившийся корабль. И твоих родителей.

С моих губ срывается всего один всхлип, но я тут же проглатываю слезы.

— Мы похоронили их как полагается. Бедная Виола! Я знаю, как тебе одиноко, и я буду очень рад, если в один прекрасный день смогу заменить тебе…

И тут над РЁВОМгорода…

Одна особенно громкая мысль взмывает над всеми остальными, подобно стреле…

Стреле, запущенной в меня…

Виола! — кричит она, лишая мэра дара речи…

Я оборачиваюсь…

И там, в каких-то десяти метрах от меня, верхом на лошади…

Он.

Это он.

Это он.

—  ТОДД! — Я с криком бросаюсь к нему.

Он стоит рядом с лошадью, как-то странно держа руку, и я слышу грохочущее в его Шуме Виола! и немножко боли, и пронизывающее все его мысли смятение, но в моей собственной голове такая каша, а сердце колотится так громко, что я не могу толком ничего разобрать.

—  ТОДД!!! — Я подбегаю, а его Шум открывается еще шире и словно окутывает меня одеялом, и я хватаю его и прижимаю к себе, прижимаю так крепко, словно никогда больше не отпущу.

Он вскрикивает от боли, но второй рукой все равно обнимает, обнимает, обнимает…

— Я думал, ты умерла, — говорит он, дыша мне в шею, — ох, господи, Виола, я так боялся, что ты умерла…

— Тодд, — твержу я, не в силах вымолвить ничего, кроме его имени. — Тодд, Тодд!

Он охает, и его Шум так громко взрывается болью, что я чуть не слепну.

— Твоя рука… — Я отстраняюсь.

— Сломана, — выдыхает он, — там…

— Тодд? — Мэр стоит прямо за нами и строго смотрит на Тодда. — Ты сегодня рано.

— Рука! Это спэклы…

—  Спэклы?! — вскрикиваю я.