Брачные игры чародеев - Тихомиров Артем Юрьевич - Страница 2

– Ушла, – сказал фокстерьер. – Я боюсь этой женщины и очень удивлен, что она впустила меня. Думал, мне предстоит обивать твой порог и ждать другого подходящего случая.

Хотя наш мир наполнен волшебством до самых краев (иногда оно даже переливается), хотя я сам чародей, для которого плести чары – обычное дело, меня обуял ужас. Гостиная закружилась перед моими глазами, ноги стали ватными, а дыхание не просто перехватило – его сперло, как принято говорить в таких случаях. Попытавшись нащупать дверной косяк, я покачнулся и, окончательно убедившись, что обморока не избежать, отдался на волю Провидения. Оно не подкачало. Звук моего падения наверняка был слышен даже на улице.

2

Как я уже говорил, волшебство наполняет наш мир, поэтому явление говорящего фокстерьера ничуть не нарушало законы мироздания. Особенно если этот фокстерьер сам чародей. И уж тем более, если фокстерьер на самом деле – Леопольд Лафет Третий.

Мы уселись в кресла друг против друга, как делали множество раз за последнее время. Я налил себе выпить, а Леопольду осталось только облизывать свой мокрый нос и огорченно шевелить ушами.

Подобные изменения потрясли нас обоих, и некоторое время мы не могли подобрать нужных слов. Набравшись храбрости, я открыл рот и произнес вместе с Леопольдом:

– Итак…

Мы выпучили друг на друга глаза. Попытались снова:

– В общем…

– Почему ты говоришь вместе со мной? – возмутился я.

– Нет, это ты говоришь вместе со мной! – фыркнул Леопольд, почесав задней лапой за ухом. – Твое отношение ко мне оставляет желать лучшего. А ведь мы друзья!

– Если бы ты пришел в своем нормальном виде, я бы знал, что делать.

– И что же?

– Я собирался вышвырнуть тебя отсюда поганой метлой.

– Вот как? Это за что? – изумился чародей.

– Моя жизнь стала значительно тяжелее с той поры, как ты решил поразвлечься. Ты оставил свое поместье и явился в Мигонию, чтобы выпить из меня все соки, – сурово сказал я.

– Зачем мне твои соки, Браул? Ты с ума сошел.

– Я недалек от этого. Особенно после того, что увидел в своей гостиной. Что это за выходка? Зачем ты превратился в фокстерьера? Это что, новое утонченное удовольствие для провинциала?

– Если бы все было так просто! Судьба повернулась ко мне своей тыльной стороной.

– Я бы на ее месте сделал то же самое, ибо ты этого заслуживаешь, Леопольд. Поверь человеку, у которого большой опыт по части неприятных историй. Меня губит моя доброта и стремление приходить на помощь ближним.

Фокстерьеру удалось скорчить обиженную мину.

– Но ты мне еще не помог. Я не вижу, чтобы ты из кожи вон лез, чтобы узнать, что со мной приключилось.

– И не вылезу, не мечтай! – ответил я.

На Брауле Невергоре ездят все, кому не лень. Пора положить этому конец. Может, начать с Леопольда и показать ему, что отпрыск гордых магов не лыком шит?

Мысль, конечно, замечательная во всех отношениях, но с чего начать? Будь Леопольд человеком, я бы без труда выставил его и предал анафеме. С фокстерьером другая история. Я не из тех, кто колошматит с утра до вечера беззащитных животных.

– Мне больше некуда было пойти, – сказал Леопольд. – Только к тебе.

– Вернулся бы в поместье и занялся своими геомантскими делами, – ответил я.

– Не могу.

– Почему?

– Ты что? Каким образом я доберусь до дома в таком виде? Меня даже не пустят в гостиницу, в которой я снимаю номер. Хотя я пытался. Решил проскочить через кухню, но на меня набросился живущий там кот. Жуткий такой, настоящий бандит с покрытой шрамами рожей. Я обратился в бегство.

– Эх ты, а еще фокстерьер! – сказал я. – Выбрал бы образ пострашнее. Мастиффа, например.

– Я не могу принять никакой образ! – заскулил Леопольд, ложась на живот и закрывая передними лапами глаза. – Встряхни свои мозги, Браул! Ты должен что-то сделать!

Я налил себе еще выпить. Мои силы восстанавливались, хотя и не так быстро, как хотелось бы. Мозговое вещество не полностью избавилось от летаргии.

– Дай мне наконец промочить глотку! – потребовал пес.

В следующий миг Леопольд свалился с кресла на ковер, ибо, вертясь, как всякая маленькая собачка, позабыл, что собакой он стал совсем недавно и не до конца освоился с координацией.

– Фокстерьерам нельзя пить, – сказал я.

– Много ты знаешь!

– Может, тебе просто водичечки?

– Какой еще водичечки? – прорычал Леопольд. – Ты нарочно измываешься надо мной, Браул? И кто-то еще говорит об отзывчивости и…

– Хорошо, уже наливаю!

Я поставил перед ним блюдце с джином, наблюдая, как фокстерьер принюхивается и опускает в живительную жидкость свой язык.

– Знаешь, – сказал он, – ощущения совсем другие. Здесь точно джин?

– Джин.

– Да… быть собакой совсем не то, что быть человеком.

– Очень тонко замечено.

Леопольд выхлебал джин в мгновение ока, сел, облизываясь, и поглядел на меня влажными глазами.

– Ик… Знаешь, Браул, я, пожалуй, поторопился. Мне не надо было приезжать сюда.

– Что ты говоришь? Не надо? А как же удовольствия? А как же столичная жизнь, полная соблазнов и искушений?

– То-то и оно, – вздохнул фокстерьер. – Я торчал в своем поместье, занимался волшебством и маялся дурью в перерывах между занятиями. Я там чуть с ума не съехал!.. А все почему?

Я сел в кресло. У меня не было сил разгадывать собачьи ребусы. В глубине дома грохотало – Гарния занималась хозяйством. Она была недовольна, а может, и больше – разъярена. По тому, как валятся на пол кастрюли, тазы и прочее, можно судить, насколько сильно повысился градус ее раздражения.

– Мне кажется, ты именно съехал, – сказал я.

Пес прижал уши.

– Почему?

– Это только предположение.

Леопольд покачал головой:

– Ты не знаешь этой истории, Браул. Но я расскажу. Ты ведь знаком с моим дедушкой? С Вольфрамом Лафетом Первым?

– Ага. Этот суровый старик навечно отпечатался в моей памяти после того, как в детстве он застал нас с тобой за чтением «Магического бестиария». Там были такие картиночки… прямо скажем, не для сопливых будущих волшебников. Оба уха у меня болели две недели. За левое оттаскал меня твой дедуля, а за правое – мой папуля.

– У тебя пострадали уши, Браул, а у меня – пятая точка. Я не мог сидеть на ней очень долго, – проскулил Леопольд, вылизывая блюдце, где был джин.

Подняв голову, он попросил у меня еще порцию. Да, конечно, всегда пожалуйста. Браул никому не откажет.

Леопольд прикончил выпивку и рыгнул.

– Всю мою жизнь дед нависал надо мной мрачной тенью. Точно так же он поступал с моим отцом, пока тот не женился. И теперь Вольфрам хочет, чтобы я тоже взялся за ум, и подыскал мне невесту.

– Ужас… то есть, как?

– Вот так. Ее зовут Фероция Зипп.

Я не поверил своим ушам и попросил повторить. Фокстерьер повторил, хотя и с трудом: выпитый джин сказывался на его способности говорить членораздельно.

– Что-то знакомое, – сказал я, потирая аристократический подбородок. – Очень знакомое.

– Фероция – дочь крупного банкира, точнее, главы сети банков, которая охватывает весь Эртилан. Партия – с экономической точки зрения – наиболее выгодная. И хотя Лафеты не бедствуют и входят в число богатейших семей, дед считает, что породниться с Зиппами – именно то, что нам нужно. Вольфрам давным-давно взял моду решать все и за всех.

– А твой отец?

– На родине мой папаша не показывался уже лет пять, я понятия не имею, где его носят соленые ветра странствий. Подозреваю, он сбежал именно из-за Вольфрама.

– История твоей семьи наполняет меня пессимизмом, – заметил я. – А про старину Зиппа я, конечно, слышал. Вроде бы Гермиона говорила мне про его дочь. Если не ошибаюсь, она такая… – Я показал руками, словно изображая габариты платяного шкафа. – В общем, девица немалых размеров…

Гермиона, моя то ли троюродная, то ли еще какая-то юродная сестренка, между прочим, именно так и описала Фероцию. Я немного сгладил острые углы и не упомянул ее хлесткое определение: «Такую девушку можно использовать в качестве стенобитного орудия».