По ступенькам декабря - Климова Юлия - Страница 4

Алька фыркнула, крутанулась и направилась к двери, «отличник» зашагал следом. В кабинете воцарилась тишина, нарушаемая лишь настойчивым тиканьем настенных часов.

– Мне тоже пора, – сказал Андрей, поднимаясь. Скинув костюм Деда Мороза, он оставил его в кресле.

Но Воробьев, томимый новостью, не собирался отпускать друга, похмелье неожиданно отступило, но взамен образовалась проблема, забыть о которой не представлялось возможным.

– Я не понял… они поженятся? Я ее, кровиночку, растил, растил, а потом появился какой-то ботаник – и все? – Воробьев подался вперед и развел руками. До него неожиданно дошел кошмар происходящего, и он сам стал похож на беспомощного ребенка. – Ни черта не понимаю! Чем он ей вообще понравился? Зачем ей такой муж? Она выйдет за него?

– Не обязательно, – ответил Андрей. – Они слишком разные.

– Выйдет! – воскликнул Глеб Сергеевич. – Еще как выйдет! Ты ее не знаешь! – Он вскочил, бросился к столу и схватил телефонную трубку. – Я сейчас узнаю фамилию этого женишка и вышвырну его на улицу! Будет знать, как на директорских дочек заглядываться! Размечтался! А я-то думаю, чего мне его физиономия знакома… А он со мной в день по три раза здоровается, если не по пять! Родственничек нашелся! – Возмущение Глеба Сергеевича неожиданно оборвалось, он швырнул трубку обратно, устало упал в кресло и взъерошил волосы. – Воды дай, а? Минералка в шкафу…

Андрей подошел к шкафу, открыл дверцу, взял маленькую бутылку минералки, поставил ее перед Воробьевым, развернул стул и тоже сел.

– У тебя интересная дочь, – улыбнулся он.

– Ага! – вновь вспылил Глеб Сергеевич. – И я от этой интересности скоро на тот свет отправлюсь! Неуправляемая вообще. Цвет волос видел? Перекраситься отказывается наотрез, и повлиять на нее никто не может. Один воспитываю – вот и результат! Вся в мать!

– А мне кажется, она на тебя похожа.

– Ты что?!

– Похожа.

Алькину историю Андрей знал – без подробностей, но и этого было достаточно. Поехал как-то молодой и видный Глеб Воробьев в командировку и там, среди лесов, полей и рек, увлекся весьма симпатичной девушкой. Чувства со временем стали более глубокими, и речь зашла о свадьбе, тем более что вскоре ожидалось рождение ребенка. Но не задалось…

– …мне уезжать время пришло, а она со мной не хочет, хотя договаривались… То мать заболела, то московским врачам она не доверяет, то еще что-то… – уже пустился в воспоминания Глеб Сергеевич. – Ругались мы страшно, ну, я и плюнул! А она еще потом сказала: не люблю, мол, мне вообще другой нравится, это я назло с тобой связалась. Всю душу мне истрепала тогда! Ну, я и уехал, подумаешь! А потом Алька родилась. Отцовство, конечно, на меня оформили, и деньги я, как положено, перечислял, но туда больше – ни ногой! А потом она мне звонит и говорит: жди меня завтра на вокзале в два часа. Нормально, да? И я потащился на вокзал! Голову ломал: чего ей нужно? Даже думал, вернуться хочет, а я-то тогда уже с другой встречался. – Воробьев хмыкнул и негодующе отшвырнул лист бумаги. – И что? Всучила мне прямо на перроне дочку в руки, сказала: извини, твоя очередь, ты теперь ее расти. А сама – ту-ту-у, больше мы ее не видели. – Воробьев помахал рукой в воздухе, точно провожал поезд. – Я, честно говоря, дар речи потерял! А Алька такая маленькая была, года два, глаза таращит, не пищит, медведя плюшевого к себе прижимает… Я ее к матери своей отвез сразу, а забрал позже, когда на ноги встал. Вырастил на свою голову сокровище! – Он смачно стукнул кулаком по столу. – Замуж она собралась! И за кого? Слушай, – его голос стих, – а может, его, Костика этого, попробовать отговорить? Если парень откажется, то и моя принцесса дурить перестанет.

– Оставь их в покое, – сдержанно предложил Андрей. Он попытался представить Алевтину Воробьеву в роли жены «отличника» Константина и не смог, не складывались два этих человека в единое целое. В его мыслях они отталкивались друг от друга, отвергая любое притяжение.

– Да, да, да, – затараторил Воробьев, пропуская ответ мимо ушей. Его щеки немного порозовели, он оживился, будто внутри включилась следующая скорость, схватил ручку и постучал колпачком по столу. Сделав несколько больших глотков минералки, он даже позволил себе улыбку. – Точно! Надо предложить парню хорошую тачку, джип, паджерку, например, и не менее хорошую должность, и пусть скажет Альке, что любовь прошла. Как тебе моя идея?

– Дрянная идея, – честно ответил Андрей.

– Почему?

– Пошлют они тебя оба далеко и надолго.

– Не-а, не меня, – покачал головой Глеб Сергеевич. – Не я же предлагать буду, а ты.

– Не помню, чтобы я давал на это согласие.

– Послушай, Андрюха, дело серьезное… Я, по-твоему, бездействовать должен? Моя единственная дочь сбрендила и идет под венец с нищим молокососом, а я молчи?! Помоги, прошу, помоги. Я бы и сам, но мне Алька потом ни за что не простит, а тебя она раз в сто лет видит… – Он с грохотом отодвинул кресло, вскочил, залпом допил воду и сунул руки в карманы брюк. – Скажешь, что щедрый расстроенный папочка предлагает джип и повышение на две ступени сразу – и все! Или ты лучше от себя, а?

– Иди к черту, – спокойно ответил Андрей. – И не дурак же он, чтобы соглашаться…

– Почему не дурак? – обиделся Воробьев за жениха дочери. – Конечно, дурак. А согласится, так еще и гад порядочный! А зачем моей Альке такой? Ненадежный, а? Я бы и сам, но ты же понимаешь… Свадьба у них в январе! Обалдеть! Вот мы и проверим, и узнаем, какая у них там любовь. Согласен?

– Иди к черту, – повторил Андрей.

Але в жизни не хватало чего-то теплого, мягкого, воздушного, чего-то необъятного и в то же время очень личного. Во всяком случае, она считала именно так. Иногда, навоевавшись со всем миром, она приходила домой, забиралась на кровать и по-девчоночьи мечтала о сказочном принце, который разберется со злодеями и будет ее просто обнимать и целовать. Эти мечты появлялись редко и тянулись из детства, а когда речь заходила о внешности будущего мужа, то всегда оказывалось, что он полная противоположность ее отцу – Глебу Сергеевичу Воробьеву.

Ничего не поделаешь, так получалось.

С молодыми мужчинами, желающими завязать тесные отношения, она встречалась и ранее, но душа обычно волновалась лишь три-четыре коротких дня – стандартный срок, – а потом становилось скучно. Предсказуемость доводила до раздражения. Вспыхивала влюбленность и гасла – ничего особенного.

Костик был другой – милый, просто милый. Он то позволял ей верховодить, то хватал за руку и куда-то тащил, ворчливо отчитывая за какие-то выходки и разгильдяйство. А она с удовольствием бежала следом, с улыбкой слушала и едко комментировала его слова.

Костя был забавный и серьезный. Когда целовался, всегда снимал очки, когда ел, пользовался ножом и тщательно промокал рот салфеткой. Алька могла наблюдать за ним часами. И он как-то очень твердо попросил у нее руки и сердца и тем самым рассмешил! Она не задала ни одного вопроса, например, «а где мы будем жить?», а просто согласилась, сказав себе: а почему бы и нет? Теперь у нее будет свой собственный мужчина, которому она нужна.

И все же рассуждать даже на такую весомую тему сосредоточенно и вдумчиво не получалось – постоянно мелькали какие-то грандиозные идеи, и жизнь заранее казалась бесконечно счастливой.

– Ну вот, а ты боялся, – бодро сказала Аля, проводив Костика до его рабочего места.

– Я не боялся, – строго ответил он, – но твой отец не дал мне и слова сказать.

– Это нормально. А то, что ты остался жив, уже большая удача.

– Не шути. – Костик поправил очки и посмотрел на нее с укоризной. – Если Глеб Сергеевич против, то…

– …то не стоит обращать на него внимания, – закончила Алька, пожала плечами и, тряхнув медно-красной копной волос, мурлыча под нос песенку, поплыла в бухгалтерию.

Глава 2

Поступок не Деда Мороза…

Распрощавшись с Воробьевым, так и не взвалив на свои плечи малоприятную миссию, Андрей спустился этажом ниже и подошел к кофе-машине. Душа настойчиво требовала тишины, покоя и пары-тройки глотков горячего сладкого кофе. «Наверное, в прошлой жизни, Глеб, ты был вампиром», – улыбнулся Андрей, чувствуя ноющую боль в висках.