Навигатор - Касслер Клайв - Страница 8

Строго приказав прислуге не беспокоить его, Джефферсон заперся в кабинете и внимательно изучил содержимое пакета, после чего аккуратно зафиксировал на бумаге все известные ему события, приведшие к гибели Льюиса. Когда сквозь окно кабинета стал пробиваться утренний свет, он свел свои исследования к одному-единственному подчеркнутому слову: «Заговор».

Что, если его списки индейских слов действительно были украдены, как признался в этом сам вор? Что, если кто-то действительно узнал, что исследование Джефферсона содержит важный ключ к разгадке древней тайны? Что, если преждевременная смерть Льюиса была не случайной?

Джефферсон напряженно работал в своем кабинете в течение нескольких дней, а когда наконец вышел с перечнем указаний для прислуги, у него был вид одержимого навязчивой идеей. Как-то вечером, когда во дворе сгустились сумерки, он выехал с территории поместья верхом на лошади в сопровождении фургона, в котором находилась группа его самых верных и преданных рабов. Через несколько недель они вернулись в поместье усталые и изможденные, однако в глазах Джефферсона сверкали радостные огоньки триумфа.

За это время он тщательно обдумал все возможные последствия своего открытия. Джефферсон приложил немало усилий для того, чтобы уберечь Соединенные Штаты от губительного и смертельно опасного союза церкви и государства, который на старом континенте вызвал череду ожесточенных религиозных войн. Он очень опасался, что огласка этой тайной информации может до основания потрясти еще не окрепшие устои молодой страны и даже разрушить хрупкую республику, которая была образована не без его личного и энергичного участия.

Джефферсон сразу же заперся в кабинете, даже не дав себе труда хоть немного отдохнуть с дороги, помыться и переодеться. Там он написал довольно пространное письмо своему старому другу, а порой и сопернику Джону Адамсу. Когда письмо было закончено, он запечатал его в конверт и на усталом лице промелькнула улыбка.

Он может играть в заговор так же, как и все остальные.

Глава 1

Багдад, Ирак, 2003 год

Карина Микади готова была взорваться от переполнявшей ее ярости. С возмущением взирая на мусор, разбросанный по полу административного здания Иракского национального музея, итальянка, казалось, извергала снопы искр, как римская свеча во мраке ночи. Все шкафы в кабинетах музея были перевернуты, а бумаги разбросаны по полу, как будто здесь совсем недавно пронесся ураган, а столы и стулья разбиты в щепки. Разрушения выглядели настолько чудовищными, что не поддавались никакому описанию.

Не сдержавшись, она разразилась площадной бранью в адрес вандалов, сотворивших здесь такой бессмысленный хаос.

Волна грубой ругани с головой накрыла юного капрала морских пехотинцев США, предусмотрительно следовавшего за молодой итальянкой с автоматической винтовкой в руках и готового в любой момент броситься на ее защиту. До сих пор юный морпех знал только два итальянских слова — пепперони и пицца, но ему и не нужно было досконально знать язык, чтобы понять, что на него обрушился неудержимый поток самых грубых ругательств, которым мог бы позавидовать скрюченный от жизненных неурядиц бродяга.

Самое же интересное заключалось не в грубой брани, а в том, от кого она исходила. Карина была на целый фут ниже морского пехотинца, а военное снаряжение и обмундирование, в которое ее вынудили облачиться военные специалисты, делало эту хрупкую женщину еще более уязвимой и беззащитной. Порой она напоминала странную черепаху, оказавшуюся по воле случая слишком мелкой для мощного, позаимствованного на время панциря. И это несмотря на то, что камуфляжная форма была самого маленького размера. Скрывавший ее длинные, соболиного цвета, волосы шлем сидел у нее на ушах, почти полностью закрывая нижней кромкой василькового цвета глаза.

Заметив смущенную ухмылку морпеха, Карина мгновенно прекратила поток брани и от смущения сама покрылась густой краской стыда.

— Прошу прощения.

— Все нормально, мэм, — улыбнулся тот. — Если вы когда-нибудь захотите стать инструктором в корпусе морской пехоты, вас с радостью туда примут.

Краска смущения быстро исчезла со смуглого лица Карины. Пухлые губы, более пригодные для совращения мужчин, чем для грязной ругани, растянулись в широкой улыбке, обнажив ровный ряд белоснежных зубов. Избавившись от излишнего напряжения, ее голос снова обрел низкий и ровный тон.

— Благодарю за предложение, капрал О’Лири, — произнесла она с едва заметным акцентом и посмотрела на раскиданные у ее ног бумаги. — Вы только что сами убедились, что я легко выхожу из себя при виде такого разгрома.

— Не стоит упрекать себя в том, что вы охренели… — сказал морпех и отвернулся в сторону, чтобы она не видела его покрасневших от смущения щек. — Простите, мэм, я хотел сказать — обалдели. Здесь действительно такой бардак.

Незадолго до этого элитная Республиканская гвардия Саддама Хусейна заняла оборонительные позиции на территории музейного комплекса общей площадью одиннадцать акров в самом центре Багдада, на западном берегу реки Тиф. А потом, спасая свои жизни, иракские солдаты бросились по домам перед наступавшими американскими войсками, бросив на произвол судьбы музейный комплекс, который в течение тридцати шести часов оставался без какой бы то ни было охраны. Именно в это время сотни мародеров и грабителей устроили в музее настоящий погром, пока не были изгнаны оттуда американским командованием.

Тем временем солдаты Республиканской гвардии сжигали свою униформу и воинские документы, стараясь как можно скорее вернуться к нормальной гражданской жизни. В самый последний момент кто-то из них торопливо вывел на стене гневные слова: «Смерть американцам!»

— Ну что ж, мы увидели здесь все, что нам нужно, — подытожила Карина с грустной гримасой на лице. Она вышла из административного здания музея в сопровождении капрала О’Лири, торопливо следовавшего за ней на расстоянии нескольких шагов. Ее тяжелая походка только отчасти объяснялась грубыми армейскими ботинками с коваными каблуками. Женщину пригибала к земле невероятная тяжесть того, что она увидела или, точнее сказать, чего не увидела в публичной галерее, где раньше на более чем пяти тысячах стеллажей были выставлены самые ценные экспонаты музея.

Медленное продвижение по длинному коридору только усиливало самые худшие ее предположения. Некоторые саркофаги были разбиты, крышки сброшены на пол, а мумии разодраны в клочья.

Карина вошла в первую галерею и чуть было не лишилась дара речи. Она бродила по залам музея как будто во сне, не осознавая до конца всей глубины трагедии. Шкафы были выпотрошены и поражали своей ужасающей пустотой, словно все смели с полок с помощью мощного вакуумного пылесоса.

Она вошла в галерею, где экспонировались древние произведения вавилонского искусства. Над одним из разбитых шкафов склонился грузный мужчина средних лет, а рядом с ним возвышался юный житель Ирака, настороженно направивший на них свой АК-47.

Морской пехотинец тоже вскинул винтовку к плечу.

Коренастый низкий мужчина повернул голову и уставился на морпеха сквозь толстые линзы очков. В его глазах не было страха, только какое-то досадное разочарование. Потом он медленно перевел взгляд на Карину, и его лицо мгновенно просияло, как бриллиант в четырнадцать каратов.

— Дорогая мисс Микади, — произнес он с неподражаемой теплотой.

— Здравствуйте, доктор Насир. Рада видеть вас в добром здравии. — Карина повернулась к морпеху: — Капрал, это Мохаммед Ясим Насир, старший куратор музея.

Морпех медленно опустил ствол винтовки, а немного погодя его примеру последовал и молодой иракский солдат, показав тем самым, что нисколько не испугался американского морского пехотинца. Несмотря на это, оба продолжали пристально наблюдать друг за другом.

Тем временем Насир подошел к Карине и обхватил ее ладонь обеими руками.

— Вам не следовало приходить сюда в такое время. Здесь слишком опасно.