Возмездие - Удалин Сергей Борисович - Страница 53

Но он не стал бороться с ними за управление своим телом, а вместо это собрал все оставшиеся силы, чтобы передать им одну-единственную мысль:

«Кали слишком важна, чтобы ее убивать».

Грейсон так и не понял, сработала ли его уловка, когда почувствовал, что Жнецы снова начали рыться в его памяти, собирая информацию о Кали Сандерс. Не зная, поможет ли это, он попытался направить их поиски в нужную сторону:

«Она больше всех знает о проекте „Восхождение“. Она много лет работала с детьми-биотиками. Она занималась обработкой их показателей, анализировала со всех возможных точек зрения. Она одна из лучших ученых в Галактике. Она заслуживает того, чтобы жить дальше».

Жнецы опустили пистолеты и закрепили их на поясе Грейсона. Затем сжали, словно в тисках, предплечье Кали, заставив ее задохнуться от боли.

— Идем, — приказали они, потащив ее за собой.

Кали не сопротивлялась, когда Грейсон ухватил ее за руку и куда-то повел по коридору. Казалось, он совсем забыл про Андерсона, сосредоточившись на ней и только на ней. Они просто прошли мимо его неподвижного тела. Кали не смогла определить, жив ли Дэвид, но решила, что лучше не привлекать к нему внимания Грейсона.

Только когда они завернули за угол, она отважилась заговорить:

— Пожалуйста, Пол! Я знаю, что с тобой произошло. Я хочу помочь тебе.

— Грейсона больше нет, — ответило существо, держащее ее за руку.

Они двигались очень быстро, так что она едва ли не волочилась за ним следом, не успевая переставлять ноги и отчаянно пытаясь вырваться из его хватки.

— Не так быстро! Мне же больно.

К ее удивлению, существо замедлило шаг. Совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы Кали могла идти самостоятельно. Она нашла только одно объяснение случившемуся: где-то глубоко внутри этой мерзости, ведущей ее по коридорам Академии, все еще сохраняется частичка Грейсона.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Возвращение Дэвида Андерсона в сознание выдалось не слишком приятным. Он сразу же почувствовал острую пронзительную боль в левом боку, усиливающуюся с каждым вздохом. Голова соображала туго. Он никак не мог вспомнить, где находится и как здесь очутился. Но солдатская закалка помогла ему сосредоточиться и для начала оценить свое состояние.

Сломаны ребра. Отбиты легкие. Раздроблена ключица, или, возможно, вывихнуто плечо.

Каждое из повреждений само по себе не было опасным для жизни, но причиняло массу неудобств. Дэвид осторожно повернулся на бок и здоровой рукой ощупал все части тела, до которых смог дотянуться. Простейшее движение чуть было снова не погрузило его в беспамятство. Он чувствовал себя так, словно попал под скоростной монорельсовый поезд.

«Или под чертов биотический удар», — яркой вспышкой вернулись к нему воспоминания.

Андерсон по-прежнему не знал, сколько времени здесь пролежал и почему Грейсон его не прикончил. Но, как бы то ни было, он жив, а это уже немало.

«Давай, солдат, — приказал он себе, — поднимайся!»

Стараясь не совершать резких движений, чтобы не тревожить ребра и левую руку со сломанной ключицей, он попытался встать, но тут же тяжело рухнул обратно на пол. Порванные связки левой лодыжки не выдержали его веса. Андерсона окатило новой волной боли, настолько острой, что его вытошнило прямо в шлем. Рефлекторный спазм желудка отозвался в поврежденных ребрах, заставив Дэвида вскрикнуть, при этом смятые легкие сжало так, будто кто-то пытался задушить его изнутри.

Андерсон понимал, что только неподвижность может остановить эту цепочку мучительных ощущений, подталкивающих друг дружку, как падающие костяшки домино. И каким-то чудом ему удалось прекратить конвульсии, несмотря на непрекращающуюся пульсирующую боль в лодыжке, груди и плечевом суставе.

Он открыл рот и сделал осторожный, слабый вдох, стараясь не обращать внимания на мерзкий привкус блевотины на губах. Однако, как бы ни был противен вкус, запах внутри шлема оказался еще отвратительнее.

Когда боль наконец приутихла, превратившись из нестерпимой в тупо ноющую, он медленно вытянул правую руку, отстегнул шлем и сбросил его на пол. Подавляя желание вдохнуть свежий воздух полной грудью, Дэвид осторожно переместился в сидячее положение. Потом, опираясь на стену, поднялся, принимая весь вес на здоровую ногу.

Скафандр автоматически ввел ему в кровь строго вымеренную слабую струйку панацелина. Если бы доза чудодейственного лекарства оказалась чуть большей, он бы снова потерял сознание. А так — в самый раз. Для того чтобы залечить все раны, конечно, не хватит, но поможет хотя бы справиться с болью.

В нескольких шагах от себя Андерсон заметил свой дробовик. Медленно, морщась каждый раз, когда приходилось ступать на поврежденную ногу, он доковылял до оружия и поднял его, с трудом удержав в руке. Тяжесть ружья тут же отдалась в сломанной ключице. Но другого выхода не было, приходилось терпеть, поскольку здоровой рукой он все еще опирался на стену.

Стиснув зубы, Дэвид похромал по коридору в сторону посадочной площадки, надеясь, что успеет помешать бегству Грейсона. Но дышал он при этом все так же часто и неглубоко, а ноги и вовсе еле переставлял, словно до предела выложившийся на дистанции марафонец.

К счастью, обезболивающее средство в его крови вскоре заработало, предотвращая болевой шок и даже вызывая иллюзию прилива сил.

«Соберись, солдат. Отдохнешь, когда выполнишь работу».

Кали искала способ достучаться до Грейсона. Когда она обратилась прямо к нему, Жнецы не позволили Полу ответить. Но когда она попросила идти медленнее, Грейсон как-то сумел повлиять на их решение. Получалось, что Жнецы, переключаясь на нее, вынуждены ослаблять свою власть над пленником.

— Зачем вы здесь? — продолжила вопросы Кали. — Что вам от нас нужно?

Она не надеялась услышать ответ, просто старалась отвлечь Жнецов и дать Грейсону шанс бороться и дальше. Правда, как именно бороться, она не знала.

— Мы стремимся к усовершенствованию, — неожиданно произнес Грейсон. — И нашему, и вашему.

— Усовершенствованию? Это то, чем занимались Коллекционеры, похищая земных колонистов? То, что вы сделали с Грейсоном?

— Да, он стал совершеннее. Превратился в нечто большее, чем позволяет случайный набор клеток.

— Но эта случайность и определяет нашу личность, — возразила Кали. — Делает нас особенными, непохожими на других.

Она заметила, что походка Грейсона стала более размеренной и неторопливой. Если он все еще там, если еще может как-то влиять на Жнецов, то это его работа. Он пытается дать ей шанс убежать. И она поможет ему, если будет продолжать разговор.

— Почему бы вам не оставить нас в покое? Не позволить нам жить так, как мы хотим?

— Мы — хранители цикла. Созидатели и разрушители. Ваше существование — всего лишь мгновение, крохотная искра. В нашей власти погасить ее… или сохранить. Подчинитесь нам, и мы сделаем вас бессмертными.

— Я не хочу быть бессмертной, — сказала она. — Я хочу оставаться собой.

Теперь они едва двигались. Грейсону удалось превратить побег из Академии в неспешную прогулку.

— Органические существа живут и умирают, не успев оставить о себе памяти. Вы не в состоянии оценить того, что происходило до вас и будет продолжаться после вас. Это непостижимые для вас вещи.

Что-то в словах Грейсона показалось Кали странным. Разумеется, он говорит от имени Жнецов, но у нее возникло ощущение, что они действительно хотят, чтобы она поняла, чтобы согласилась с ними, но при этом не знают, как выразить словами свои мысли. Или, может быть, такое понимание между живым существом и сверхразумной машиной вообще невозможно?

— Мы — вершина эволюции, — продолжали они. — Но мы чувствуем потенциал вашей расы. Вас можно усовершенствовать, избавить от всех слабостей, присущих органической жизни. Вы сможете превзойти те пределы, что отпущены вам природой.

На самом деле ни одного убедительного довода в их словах не было, и, тем не менее, Кали все сильнее захватывала их речь.