Дракула. Последняя исповедь - Хамфрис Крис - Страница 5

Еще мгновение венгр смотрел на него, не мигая, затем выпрямился.

Его голос звучал уже спокойнее:

— Ты пересказываешь слухи, которые разнеслись повсюду об одном из членов ордена, Владе Дракуле, твоем прежнем господине. В том, что ты говоришь, есть доля правды. Его темные дела запятнали орден, которому он приносил клятву верности. Однако нельзя сказать, что наш союз развалился.

— Но разве орден не прекратил существование? — осторожно уточнил Петру.

Гость глубоко вздохнул.

— Дракон не умрет, пока его не настигнет волшебное копье святого Михаила. Он может только спать, но однажды воспрянет духом.

Хорвати прислонил ладонь к лицу.

Петру шагнул к графу и сказал вкрадчиво, с опаской:

— Мой господин, я удостоился чести быть причастным к ордену и мечтаю стать одним из братьев. Если когда-то, как вы говорите, орден Дракона восстанет, то я с радостью вступлю под его знамена и буду не единственным, кто сделает это.

Хорвати повернулся к нему. В глазах молодого человека он увидел нетерпение. Граф когда-то испытывал такой же голод и жажду действий. Это было тогда, когда у него были целы оба глаза, еще до того, как он стал одним из членов ордена, и до того, как был проклят.

Граф снова глубоко вздохнул. Он понимал, что напрасно дал волю гневу, и отдавал себе отчет в том, что это чувство вовсе не было направлено на молодого человека, который стоял перед ним. Он сердился сам на себя.

Хорвати откинул голову, провел пальцем по тому месту, где когда-то был глаз.

«Возможно, именно сегодня наступил день искупления всех грехов, зарождения надежды, — решил он. — Наверное, так думаю не только я. Иначе ради чего все эти сложные секретные приготовления?»

Граф снова взглянул на спатара и произнес спокойным, уравновешенным голосом:

— Тогда расскажите мне, что еще вы сделали.

Молодой человек кивнул. Радостное облегчение отразилось на его лице.

— Мы сядем сюда, мой господин, поближе к теплу. — Он показал на возвышение, устроенное перед камином, и три кресла на нем. — Эти стулья самые удобные из тех, которые у нас есть. Моя жена очень сожалела о том, что не сможет присутствовать на мероприятии. Она носит нашего первенца.

Петру вдруг остановился, покраснел и, чтобы скрыть смущение, прошел мимо помоста к столу, установленному рядом.

— Здесь все самое лучшее, что наша скромная крепость может предоставить для пропитания в конце зимы.

Хорвати взглянул на стол, ломящийся под бутылками вина и караваями хлеба. Рядом с ними лежали головки козьего сыра, покрытые толстой коркой, и куски вяленого мяса, сдобренного пряностями. С краю высилась стопка каких-то брошюр.

— А это что такое? — спросил он, хотя хорошо знал ответ на свой вопрос.

— Они тоже были в сумке, мой господин. Воевода приказал показать их вам.

Петру взял книжечку, лежащую поверх прочих. На ее обложке была помещена грубоватая гравюра. Некий вельможа обедал среди тел, привязанных к кольям. Слуга отрубал узникам конечности, отрезал им носы и уши.

— «История кровожадного безумца», — громко прочитал спатар, потом протянул памфлет графу и поинтересовался: — Вы желаете прочесть, мой господин?

— Нет, — коротко ответил Хорвати, который много раз видел это прежде. — А теперь… — Он обернулся.

Граф с самого начала избегал смотреть на эти кабинки. Почему? Потому, наверное, что они откровенно взывали к его самым глубоким, сокровенным мыслям, напоминали о грехе, об искуплении, об оправдании, которого он всегда искал, но так и не нашел.

Три исповедальни стояли в ряд в самом центре зала. Каждая была разделена на две части. Одна из них предназначалась для исповедуемого, другая — для священника. Занавеси, закрывающие вход в кабинки, были откинуты, и Хорвати обратил внимание на то, что эти клетушки приспособлены для того, чтобы находиться в них довольно долго. Внутри он увидел подушки и волчьи шкуры.

— А это зачем? — мягко спросил граф, подошел, наклонился и оперся рукой о мореную деревянную поверхность.

— Так распорядился воевода, мой господин, — ответил Петру, приблизившись к нему. — Это было самое трудное поручение, которое нам пришлось исполнить. Вам известно, что у нас, приверженцев византийской веры, ничего подобного нет. Мы с радостью преклоняем колени перед нашими священниками у дверей алтаря. Так что мне пришлось ехать к этим треклятым саксонцам, которые веруют по-католически. Они только сбили меня с толку… — Он вдруг оборвал свою речь и покраснел. — Я… Вы не подумайте, что я не уважаю вас, граф Хорвати. Я знаю, что вы исповедуете римскую веру.

Вельможа махнул рукой.

— Вам не стоит упрекать себя, спатар. — Он сделал шаг вперед и вошел в ту часть исповедальни, которая предназначалась для священника. — Что это? — спросил граф, открывая откидной столик, прикрепленный на петлях.

— Я велел установить. В распоряжениях говорилось о писцах, которые должны присутствовать здесь. Исповеди ведь будут записываться, я полагаю?

— Да, так и есть. Я привез писцов с собой. Вы правильно подумали. — Хорвати быстро выпрямился. — А что там? — Он указал на дальнюю часть зала, скрытую в полутьме как раз напротив камина.

— Это, возможно, единственный случай, когда я позволил себе превысить полномочия, которые мне были даны. — Спатар протянул руку, приглашая Хорвати пройти за ним к следующему столу. — Здесь угощение попроще, для писцов и… свидетелей. — Он проглотил слюну. — Воевода писал мне на латыни, а она у меня не так уж и хороша. Я не был уверен в том, что точно понял его волю. Возможно, предполагается проведение какого-то расследования. Я так подумал и приготовил вот это. — Он указал на предметы, лежащие на столе.

Хорвати наклонился, прикоснулся к металлическому ободу, предназначенному для сдавливания головы, прижал палец к острым шипам, торчащим внутри него. Он окинул взглядом другие приспособления — сапог для пыток, который дробит кости, тиски для пальцев, клещи, рвущие плоть. Почти полный набор. Все то, с чем обычно приезжает спатар, чтобы заставить местное население безоговорочно исполнять волю воеводы.

От прикосновения к шипу на пальце графа выступила кровь. Он облизнул ее и кивнул. Ему не верилось, что все это понадобится, но не хотелось обижать спатара и говорить ему о том, что его усердие было напрасным.

Потом Хорвати заметил, что над столом что-то вставлено в стену.

— Это еще что? — пробормотал он.

Молодой человек улыбнулся.

— Результат моего любопытства. Говорят, что предыдущий воевода наказывал своих неверных придворных, заставляя их вместе с семьями работать наподобие невольников на строительстве замка. Поскольку о нем рассказывают множество небылиц, я не верил в это, пока не обнаружил… вот.

Он вытащил из кармана свечу, подошел к одному из камышовых факелов, горящих на стене, зажег ее, вернулся к графу, поднес свет ближе и с улыбкой произнес:

— Взгляните, мой господин. Вы сами все поймете.

Хорвати сразу же последовал его совету, взглянул и понял, что именно выступало из известкового раствора, которым были скреплены два кирпича в стене. Это оказалась челюсть ребенка. Он отдернул руку, оставив след крови на почерневших зубах. Граф тоже слышал истории о том, как строился этот замок. Как и все, что болтали о Дракуле, это казалось ему невероятным, но в конце концов оказалось правдой, пусть и частично.

Янош Хорвати обернулся и взглянул на кабинки. Исповеди, которые прозвучат в них, скорее всего, окажутся похожими на сплетни о строительстве этого замка. Ничуть не лучше. Даже намного хуже. Внезапно растаяли как дым все надежды, которые охватили и поддерживали его, когда он получил в руки части меча Дракона. Именно они заставили графа пересечь заснеженные равнины Трансильвании и добраться до этой далекой крепости, затерянной в Валахии. Но смогут ли истории, рассказанные здесь, оправдать подобное зло? Какая исповедь освободит орден Дьявола от унижения, а его самого — от проклятия?

Он поднял руку и прикоснулся к пустой глазнице. Капля крови капнула на это место, и граф стер ее.