Гнев Нефертити - Мессадье Жеральд - Страница 41

Они горевали не так сильно, как старшие сестры, потому что лишились скорее образа матери, а не ее самой. Вскормленные и воспитанные кормилицами, они видели царицу, только когда она того желала, а это случалось нечасто. По сути, они были сиротами с рождения.

Никакие условности не могли испортить удовольствия от прогулки.

— А у тебя, Макетатон, есть друг для игр? — спросил Сменхкара у второй по старшинству сестры.

Та покачала головой и презрительно скривила губы. Она не считала возможным компрометировать себя, гуляя в саду с посторонними.

Сменхкара повернулся к Меритатон, по лицу которой бродила ничего не выражающая улыбка. Не нужно быть мудрецом, чтобы понять: вопрос предназначался и для нее тоже. «Правда ли, что у нее нет друга для игр?» — снова подумал он, скользя взглядом по небольшой груди и упругим бедрам Меритатон. Да, протокол исключал возможность пребывания во дворце всякого мужчины, кроме чиновников. Единственное исключение делалось во время праздников, когда сыновьям высокопоставленных чиновников позволялось обменяться с молоденькими царевнами соответствующими случаю фразами, но происходило это под бдительными взглядами кормилиц и писарей. Однако Анхесенпаатон удалось обойти запреты!

А может, Меритатон предавалась некоторым незначительным удовольствиям со слугами…

— Ты, кажется, очень привязана к этому мальчику, — заметил он.

— Это потому, что он предан нам, — ответила она вполголоса.

Сменхкара удивленно поднял брови. Она рассказала ему о том, что узнала от Пасара: о визите Ая к Хоремхебу, обвинениях в отравлении Нефертити и о притворном скептицизме Хоремхеба. Сменхкара, казалось, был удивлен. Макетатон подслушивала их разговор. Меритатон подмигнула Сменхкаре и предложила размять ноги. Он пошел за ней к борту, противоположному тому, у которого Анхесенпаатон и мальчик наблюдали за волнами.

— Откуда все это известно мальчику? — спросил он.

— Он сын смотрителя Зала для приемов. Он иногда там спит в комнатке для хранения белья, которая примыкает к главному залу. Именно оттуда он и слышал все разговоры.

Сменхкара скрестил руки и задумался. Значит, Хумос, Нефертеп и Хоремхеб сговорились устроить регентство Нефертити. Заговором, из-за которого могли возникнуть мощные восстания, безусловно, руководил Ай. Зная его упрямство, можно было предположить, что он снова попытается повернуть все по-своему.

Потому что теперь Ай стал его заклятым врагом. Сменхкара знал этого человека: гордый, амбициозный и решительный.

Пасар, повернувшись, смеялся, так что были видны его зубы. Сменхкара взглянул на него. Такой хрупкий мальчик играл столь важную роль в интригах власть имущих, значения которых он наверняка не был способен понять!

— Теперь ясно, почему ты так привязана к нему. Я найду официальный способ приблизить его к нам…

— Нет, — возразила Меритатон, — это вызовет подозрения. Пусть лучше его считают просто другом для игр Анхесенпаатон. Но послушай, где ты поселишь высших жрецов?

Сменхкара понял, что имела в виду Меритатон.

— В Зале для приемов можно разместить только пятнадцать человек. Я прослежу за тем, чтобы там поселили самых влиятельных. Мы подумаем, где поселить остальных.

— Надеюсь, Пасар сможет их подслушать.

Оказывается, этот мальчик был на вес золота.

«Какая же все-таки странная ситуация: с помощью ребенка бороться со старым тираном!» — подумал Сменхкара.

Они вернулись к креслам. У Тутанхатона был задумчивый вид. Анхесенпаатон лишь рассеянно улыбалась. Она знала, что была предназначена Тутанхатону. Меритатон, должно быть, догадалась о причине грусти мальчика, поэтому она позвала Анхесенпаатон, ссылаясь на то, что та мешала матросам. Девочка все поняла, села рядом с маленьким принцем и улыбнулась ему.

— Куда мы приплывем, если спустимся по реке до конца? — спросил Тутанхатон своего брата.

— К Большому Зеленому морю.

— Река впадает в Большое Зеленое море?

— Да, — ответил Сменхкара.

— Значит, оно большое?

— Очень большое.

— Больше всего царства?

Сменхкара не имел об этом ни малейшего представления, никогда не задавался этим вопросом и не знал никого, кто бы дал на него ответ.

— Я не знаю, — ответил он.

Это были недопустимые слова в устах будущего богоподобного царя.

— А почему мы туда не плывем?

— Это займет много времени. Я хочу, чтобы мы вернулись к вечеру. К тому же этот корабль не подходит для путешествия по Большому Зеленому морю. Мне говорили, что оно бурное и опасное.

— Я никогда не видел Большого Зеленого моря.

— Я тоже, — сказал Сменхкара, раньше об этом никогда не задумывавшийся.

— Мы не могли бы как-нибудь туда отправиться?

— Конечно.

— Где заканчивается Большое Зеленое море?

— Я не знаю.

— А кто-нибудь знает?

— Я спрошу об этом.

Еще не доплыв до города Двух Собак, все проголодались, и Сменхкара решил причалить в пустынном месте. Пассажиры разбежались, чтобы справить за деревьями естественную нужду. Затем все вернулись на корабль. Открыли корзины с едой. В них были мясо белой птицы, вареные яйца, хлеб, свежий сыр, дыни, финики и фиги, а также кувшины с пивом и вином.

На обратном пути Пасар стал бросать хлебные крошки в воду — на радость Анхесенпаатон, потому что рыбы высовывали головы из воды, хватая их. Вскоре все знатные пассажиры принялись кормить рыб, что развлекало матросов.

Макетатон предложила снова сойти на берег, но Меритатон воспротивилась этому. Тогда считалось бы, что царская семья покинула территорию дворца, а это во время траура было запрещено по протоколу.

Теплый бриз и вино убаюкали пассажиров на обратном пути. Тутанхатон заразил Анхесенпаатон и Пасара идеей увидеть Большое Зеленое море.

Сменхкара предался ностальгическим воспоминаниям о былых ночных прогулках с царем.

Какое беззаботное было время!

Меритатон думала о Неферхеру, обещая себе увидеться с ним вечером, чтобы умерить его волнения, связанные с переездом в Фивы. Они все отправятся в Фивы — она это понимала. Тактика Сменхкары состояла в том, чтобы использовать этот переезд для сближения со священнослужителями, в результате Ай окажется в проигрыше.

Она вздохнула.

Когда корабль причалил в Ахетатоне, Меритатон почувствовала облегчение. Эта прогулка вызвала у нее лишь грусть.

Она с нетерпением ждала, когда все уснут во Дворце царевен, чтобы встретиться со своим возлюбленным.

— Мой царь, мой повелитель! — шептал Аа-Седхем в сумерках при золотом мерцании лампы, — молю тебя…

Удивленный Сменхкара повернул к нему голову.

— Мой царь, мой повелитель! Эта страна опасна.

— Опасна?

— Мой царь, мой повелитель, целую ноги твои! Во многих провинциях не признают царскую власть. Разбойники нападают на гарнизоны и казначейства. Никто тебе об этом не говорит, как никто не осмеливался делать это во времена правления твоего брата, великого усопшего царя, из-за боязни разгневать его. Убей меня, но вначале выслушай.

— Убивать я тебя не собираюсь, даже напротив, — возразил Сменхкара, садясь и кладя руку своему лекарю на грудь. Но откуда тебе известны вещи, о которых мне никто не говорит?

— У писарей есть родственники и друзья в провинциях. И даже находясь в Ахетатоне, мы поддерживаем связь с писарями из министерств и других номов. Неделю назад Главный писарь храма Пта в Мемфисе написал моему брату, Главному писарю храма Атона, чтобы сообщить, что начальник казначейства из провинции Красного Ибиса сбежал вместе с деньгами.

— Что? — вскричал возмущенный Сменхкара. — Но почему же мне об этом не сообщили? Почему ты сам мне ничего об этом не сказал?

— Мой царь, мой повелитель, я знаю, что твоего советника Тхуту уведомил об этом городской голова Мемфиса. Он вызвал Маху, начальника охраны, который сообщил ему, что проворовавшийся начальник казначейства находится сейчас в гостях у сына Нефертепа. Ничего не было предпринято, так как общеизвестно, что ты пытаешься помириться с верховными жрецами.