Гнев Нефертити - Мессадье Жеральд - Страница 30

Он вернулся через час и был горд тем, что получил ответ только благодаря своему брату, который в спешном порядке начертал слова: «Эхнеферура, возлюбленный Неферхеперура».

Все застыли с открытыми ртами, не понимая, что это за имя. Поняла одна Меритатон: с именем Неферхеперура короновался ее отец. Позднее оно было изменено на Неферхеруатон, а возлюбленным, конечно же, был Сменхкара. Она удивилась не меньше других. И когда царевна объяснила людям, собравшимся вокруг нее, значение имени, женщины, царевны и даже Главный писарь вытаращили от изумления глаза.

Одна образованная кормилица заметила, что ни то, ни другое имя не имели ничего общего с Атоном: первое — Эхнеферура было связано с именем высшего божества Ра, также обстояло и со вторым именем — Неферхеперура.

Культу Атона пришел конец.

А на другой стороне улицы, в Царском доме, царило невероятное оживление. Сановники и рабы, писари и смотрители, стражники, конюхи, повара, булочники, пивовары, землекопы, цирюльники, прачки, горшечники — все были рады заняться делом после нескольких месяцев вынужденного бездействия.

Для Сменхкары опыт регентства оказался бесценным. Он знал, как нужно действовать. Первым, кого он к себе вызвал, был Тхуту. Они смотрели друг на друга, улыбаясь.

Первый писарь и три его помощника стояли рядом со Сменхкарой перед двумя носильщиками опахал. Тхуту заметил, что юный Тутанхатон сидел справа от Сменхкары, его носильщик держал в руках опахало с семью перьями царского страуса. Значит, новый фараон считал Тутанхатона своим преемником.

— Назначаю тебя советником, — провозгласил Сменхкара, глядя на Тхуту. — Немедленно приступай к исполнению своих обязанностей.

Бывший Главный распорядитель засиял. Тем не менее на его лице читалось и удивление. Сменхкара знал почему: этот пост занимал Майя.

— Я отстранил его, — сказал он и добавил: — Он встал на мою сторону только потому, что боится гнева Ая, и у него нет защитников, кроме меня. Я назначу его Хранителем казны. Он будет подчиняться и моим, и твоим приказам.

Сменхкара задумался: почему Тхуту стал на его сторону? Чем он вызвал гнев Нефертити и почему так дерзко смеялся над рескриптом о своей отставке? Одним словом, как он узнал, что на трон сядет Сменхкара? Это было одной из тех загадок, которые он собирался разрешить в скором времени.

Он дал знак главному писарю, а тот, в свою очередь, указал пальцем на одного из своих помощников, который тут же присел на корточки, развернул на планшетке чистый лист папируса и принялся писать указ о назначении.

— Первым делом ты должен отправить конных вестников к жрецам всех культов, в двадцать семь номов. Скоро номов снова будет сорок два.

Это было одной из особенностей Двух Земель и открытой демонстрацией силы священнослужителей: они всегда насмехались над новым административным делением и пытались придерживаться древней традиции, согласно которой в каждом из сорока двух номов главой был жрец.

— Да, мой повелитель, — ответил явно довольный Тхуту.

Сменхкара снова сделал знак Главному писарю, и второй его помощник взял перо, торчащее у него за ухом, окунул его в чернильницу и быстро написал первые строчки указа.

— Затем после десятидневного всеобщего траура ты начнешь подготовку к свадьбе. Но об этом более подробно мы поговорим позже.

— Да, божественный повелитель.

Сменхкара заметил оттенок неуверенности в последнем ответе. И понял причину этого.

— Последнее регентство не было учреждено официально, не так ли?

— Да, господин.

— Значит, десяти дней траура будет достаточно.

— Да. А бальзамирование, божественный царь? Решать нужно незамедлительно.

При такой жаре даже и решать было нечего.

— В Северном дворце.

Это был самый отдаленный от города дворец, в котором Нефертити прожила в качестве белой вдовы три года.

— Кто будет отвечать за перенос тела и за все остальные обряды?

— Пентью.

Новый советник, услышав этот провокационный приказ, вопросительно посмотрел на своего господина. Отравитель должен будет подготовить свою жертву к вечной жизни. Значит, Сменхкара подозревал его в совершении преступления.

— Принцессы будут предупреждены об этом?

— Да.

— Письменно?

— Нет, — ответил Сменхкара, поворачиваясь к Уадху Менеху. — Ты пойдешь к ним и сообщишь обо всем как можно деликатнее.

— А саркофаг?

Сменхкара колебался. Потом он вспомнил стелу, где на камне был высечен наказ Эхнатона о том, что его жена должна быть рядом с ним.

— Будет сооружен рядом с саркофагом моего брата царя.

— Да, божественный повелитель.

Новый жест, предназначенный главному писарю, — и вот уже третий его помощник принимается за работу.

— Затем ты вызовешь военачальников.

— Да, божественный повелитель.

— Это все должно быть сделано в течение часа.

Тхуту хотел что-то сказать, но лишь открыл и закрыл рот.

— Что? — спросил Сменхкара.

— А дата твоей свадьбы, господин?

Сменхкара задумался.

— Как только мы договоримся об этом со жрецами.

Затем он повернулся к Главному писарю:

— Запиши такое послание: «Я, Эхнеферура, возлюбленный Неферхерура, волей богов-покровителей и с помощью Царского совета наследующий своего брата на троне Двух Земель, прошу Меритатон, дочь моего брата, о встрече для осуществления божественных замыслов».

Потом спросил Уадха Менеха:

— Готова моя печать?

— Господин, — сказал распорядитель, протягивая требуемую печать и при этом удовлетворенно улыбаясь, — ее только что изготовили.

Писарь поспешил взять кожаный валик с выгравированной царской символикой, чтобы пропитать его чернилами. Потом он вручил будущему царю чистый лист папируса, чтобы он сделал пробный отпечаток. Сменхкара приложил валик к папирусу цвета слоновой кости, посмотрел на оттиск и остался доволен.

На другую сторону улицы был отправлен гонец с посланием. После этого Сменхкара отпустил всех и остался один на один с Тутанхатоном. Они вышли на террасу полюбоваться пейзажем, который открывался за всеми постройками. У горизонта на востоке сверкали под лучами восходящего солнца красные горы, а на западе — золотые равнины, поля и спокойная Великая Река…

Перед Пограничной заставой на восточном берегу происходила оживленная сцена, которой не видели ни будущий царь, ни принц.

Два писаря наблюдали, как из какой-то лодки, только что приставшей к берегу, три человека тащили на берег огромную сеть с рыбой. Улов был хороший, рыба прыгала в сети, как яйцо, из которого должен вылупиться птенец. Писари направились к рыбакам. Они назвались сборщиками податей и потребовали развязать сети, чтобы отобрать у рыбаков часть их добычи. Рыбаки — толстощекий здоровяк и его сыновья — возмутились.

— Да ведь мы поймали эту рыбу в реке!

— Великая Река и все ее обитатели принадлежат царю!

— У нас больше нет царя! Вы же вчера его похоронили!

— Царь есть всегда, и вы должны ему заплатить его долю. Мы пришли за ней.

— Но царь не ест рыбы, ее только жрецы едят!

— От этого подать меньше не становится.

Один из писарей уже развязал сеть и тащил оттуда здоровенную барабулю.

— Это вы, значит, хотите съесть мою рыбу? — разгневался глава семейства.

— По поводу использования дани вопросы не задаются! — с раздражением ответил один из писарей.

— Ах так! Сейчас ты увидишь, как не задаются вопросы! — закричал здоровяк.

Он двумя руками схватил барабулю и ударил ею одного из писарей по голове. Наполовину сомлев от такого удара — рыба весила не менее двенадцати фунтов — тот возмущенно закричал. Но рыбак влепил ему две порядочных пощечины все той же барабулей. Видя такое дело, сыновья рыбака принялись лупить другого писаря, но уже используя сома. Перья для письма рассыпались, парики слетели с голов писарей, а сами они, липкие, мокрые, пропахшие рыбой, все в рыбной чешуе и усах от сома, с криками убегали от преследовавших их рыбаков. Когда они скрылись из виду, рыбаки сложили рыбу в сеть, бросили ее в лодку и торопливо отчалили от берега.