Гнев Нефертити - Мессадье Жеральд - Страница 12

— Так что мы будем делать? — нетерпеливо спросил Хумос.

— Я полагаю, мы должны положиться на божественную мудрость нашего регента, который вдохновил уважаемого Тхуту на эти осторожные слова, — заявил Нефертеп, поглаживая свою макушку пухлой рукой.

— То есть?

Сменхкара наблюдал за жрецами, которые намеревались защищать его интересы. Он считал, что этот тайный Царский совет, собравшийся здесь, не мог сделать ничего существенного. Не имея надежной поддержки армии, можно было лишь анализировать ситуацию, а не принимать какие бы то ни было решения. Особенно такие необдуманные, как предложил Хумос. Сменхкара был доволен таким поворотом дел.

— Сомневаюсь, что царица вступит в права регента, пока не истекут семьдесят ритуальных дней, — сказал Нефертеп. — Это было бы серьезной ошибкой. Даже хуже: оскорблением. Ай не позволит своей дочери сделать это. У нас есть несколько дней, чтобы наш уважаемый господин регент принял мудрое решение.

И Нефертеп взглянул на Сменхкару, который загадочно улыбался. Он подозревал, что хитрец Нефертеп, ведя подобные речи, наверняка имеет тайные намерения.

— Почему бы не поделиться с нами мыслями, порожденными мудростью? — произнес верховный жрец Пта.

Тхуту не сдержал улыбки. Что же задумал Нефертеп?

— Я бы предложил нашему уважаемому Панезию сообщить Хоремхебу о своем беспокойстве по поводу создавшегося положения. Если бы об этом заговорили мы, он мог бы это неправильно понять.

Панезий рассмеялся, чем несколько разрядил обстановку. Кубки снова опустели.

— Этого недостаточно, чтобы отстранить Нефертити от власти, — заметил Сменхкара.

— Конечно, конечно, божественный господин! — воскликнул Нефертеп. — Но если действительно начнется восстание, Хоремхеб ее не поддержит и позиция Ая значительно ослабнет.

— Если я тебя правильно понял, волнения начнутся в Мемфисе, — сказал Сменхкара.

Нефертеп невинно захлопал ресницами и удивленно спросил:

— Разве я это сказал?

Сменхкара про себя засмеялся. Не было смысла продолжать беседу. Пусть все пока остается как есть. Нефертити пусть считает себя регентшей до поры до времени, не зная, какие настроения вызвал ее самовольный захват власти. Бывший регент не может опуститься до участия в заговоре, он будет лишь внимательно прислушиваться. А затри года совместного правления Сменхкара этому научился.

Он встал из-за стола, чувствуя, как устал за сегодняшний день, полный неожиданностей. Гости последовали его примеру, некоторые из них не смогли подняться без помощи слуг. Затем все пожелали Сменхкаре хорошего отдыха. Покидая зал, он обогнул бассейн с водой, в котором плавали шесть закрывшихся лотосов. Рабы сопроводили его в покои и помогли раздеться, после чего двое из них остались стоять на страже у дверей.

«Kherouy Apopisso!»

День был ясным, как распустившийся лотос. Позавтракав, как и другие боги, соком звезд и булочками из луны, лучезарный Атон, казалось, и не ведал о том, что оспаривалась его абсолютная власть. Поэтому он предался своему излюбленному времяпрепровождению — стал наблюдать за людьми.

Учителя пришли давать уроки царевнам. Их было двое: один для трех старших сестер, а другой — для трех младших. Но вместо того чтобы обучать языку, письму и чтению, они принялись восхвалять достоинства двух богов: Анубиса, главы божественного пантеона, проводника мертвых в другой мир, и Маат, дочери бога Ра, богини Справедливости, которая взвешивает поступки мертвых, когда они попадают в загробный мир. Учителя описали чудесную встречу, которая произошла четыре земных дня назад, когда божественный царь отправился в Царство мертвых, в обитель этих грозных богов. Их речи были настолько захватывающими, что слушательницам самим захотелось туда попасть.

И тут Маат отложила весы и улыбнулась, раздался ее нежный голосок. Она сказала, что чаша для плохих поступков пуста и весы не нужны.

Учителя также попытались сымитировать глухой голос Анубиса.

— Живой бог, живи отныне вечно среди других богов!

Они даже принесли две статуэтки, изображающие этих богов. Это были черный бог с головой шакала и заостренными ушами и грациозная маленькая богиня со страусовым пером на голове, которое и обозначало ее имя.

Царевны передавали статуэтки из рук в руки под мрачными взглядами кормилиц. Что это за истории про богов? Бог только один — Атон. И когда учителя ушли, кормилицы принялись спорить друг с другом, кто доложит царице об этих бунтарских уроках. Но, так и не придя к согласию в этом вопросе, женщины решили собраться позже и пошептаться. Одна из них между тем доложила о происшедшем старшей царевне.

Меритатон не уделила должного внимания религиозным урокам и слушала рассеянно. Да и вообще она дремала — эта ночь показалась ей более короткой, чем обычно. При жизни Эхнатона эти учителя ни за что бы не осмелились упоминать имена богов Анубиса, Тота или Маат, тем более рассказывать о них царевнам. Их бы прогнали взашей. Без сомнения, эти наглецы полагали, что единый культ Атона рухнул со смертью царя. Но Меритатон знала, что даже жители Ахетатона втайне продолжали поклоняться прежним богам. Достаточно было взглянуть на медные амулеты на груди у некоторых лицемерных кормилиц: они изображали богиню Таурет с головой гиппопотама, покровительницу плодородия и родов. Да и сестры Меритатон, особенно Вторая и Третья царские жены — Макетатон и Анхесенпаатон — знали, кому поклоняются во внешнем мире.

Она приготовилась удалиться в свою комнату, чтобы отдохнуть, растянувшись на постели, и погрузиться в мечты, вспоминая о своих недавних любовных похождениях. Но в этот момент появились цирюльник и мастер по изготовлению париков, которые приходили каждую неделю для того, чтобы побрить наголо юных царевен и позаботиться об их париках. Действительно, невозможно было носить парик, если на голове росли волосы: сначала вся голова чесалась, затем парик норовил сползти набок.

Цирюльник церемонно поклонился, выражая царевнам глубочайшее почтение. Затем его помощник поставил на пол сундучок с рабочими инструментами и открыл его. Первой на стул уселась стричься Меритатон. Ученик протянул своему хозяину чашу с водой. Цирюльник бросил туда мыльные стружки и взбил их с помощью губки до появления пены. Когда густота показалась ему достаточной, он нанес пену на голову царевны. Ученик тем временем заточил лезвие бритвы на камне и подал инструмент учителю. Цирюльник принялся брить царскую шевелюру, которая уже заметно отросла. После того как голова царевны была выбрита, он смочил губку в ароматной воде и ополоснул гладкую голову Меритатон. Остриженные волосы ученик цирюльника сжег, произнося специальное заклинание. Затем цирюльник подал царевне зеркало и поклонился.

В это время мастер по изготовлению париков приводил в порядок царские парики, придавая им блеск с помощью ароматных масел. Все парики были короткими, по нубийской моде, как того требовала царица. После окончания всех процедур каждый парик был помещен на специальную подставку.

Где-то часа через два все шесть царевен были побриты. Теперь возле париков поблескивали шесть гладко выбритых головок.

Наконец освободившись от этой неприятной процедуры, Меритатон пошла отдохнуть, Макетатон погрузилась в чтение гимнов Атону, составленных покойным отцом, Анхесенпаатон вышла на террасу понаблюдать за миром, то есть за тем, что происходило на улице. Три младшие царевны вернулись к своим играм и куклам.

Вдруг Анхесенпаатон увидела мальчика, который вручил ей загадочное послание. Он взглянул вверх, увидел ее и застыл на месте. Она помахала ему рукой. Он все еще смотрел на нее, от испуга выпучив глаза. Да что с ним такое? Не мог же он ее забыть! Она помахала рукой еще раз. Тогда мальчик быстро посмотрел по сторонам и махнул рукой в ответ. Анхесенпаатон дала ему знать, что спускается.

Она побежала через большой зал, где сплетничали кормилицы, схватила из вазы три медовых хлебца и вышла, ступая тихо, как мышь. Девушка направилась в коридор, ведущий к садовой лестнице, потому что лестница, выходившая на улицу, охранялась, стража ни за что не позволила бы юной царевне выйти одной за пределы дворца.