Запретный город - Жак Кристиан - Страница 72

— Я готов, — сообщил Панеб. — С чего начнем?

— Тайны нашего ремесла передаются только в нашем кругу, в кругу рисовальщиков. Если твое поведение недостойно или способности недостаточны, мы тебя выгоним, решительно и бесповоротно. Задача наша весьма нелегка. Она требует знания иероглифов, речений богов, искусства проводить точные линии и накладывать верные краски. Вздумаешь творить по собственному разумению — вылетишь вон из этой мастерской.

— Покажи мне то, с чем я буду работать.

Чтобы отвязаться от надоедливого Панеба, Гау Точный поплелся, еле волоча ноги, к прямоугольному коробу и извлек из него письменный прибор писца, ступки, пестики, кисти, щетки и нож.

— Этот вот письменный прибор будет твоим, не давай его никому. Ямки видишь? Есть круглые и есть квадратные. В них ты будешь накладывать краски. Те, что понадобятся.

— А как их готовят?

— Это мы потом поглядим. Не торопись. Пока довольствуйся теми составами, которые мы приготовим. Будешь разводить их в чашечке с водой, а смешивать в ступке. Размельчать и размешивать — вот, пестик есть. Ладно, теперь можешь попробовать.

Гау был уверен, что юному богатырю придется помучиться, пока у него выйдет более или менее сносный оттенок. Но Панеб Жар не стал ничего пробовать: прикинул на глаз, сколько воды в чашке, потрогал красную краску — ага, мелкая вроде, развел краску водой и поболтал в воде пестиком, не прикладывая лишней силы.

Гау постарался не выдать своего изумления и продолжил лекцию тем же ледяным тоном.

— Обзаведешься черепками и скорлупками. Они тебе понадобятся, чтобы пробовать оттенки приготовленных тобой красок, особенно если смешивать будешь. Все цвета должны быть одинаковой яркости. Кистями и щетками овладеть нелегко, многие на этом ломаются.

Какое разнообразие! Сколько же этих кистей! Вот совсем тоненькие тростиночки, простенькие и расщепленные на конце. А эти потолще, а вот огромная щетка из связанных пальмовых волокон, а эта из пальмовых прожилок, расплющенных на кончиках. Эта вот совсем длинная, зато узкая, а эта — широченная, а еще шпатели… Толстые и тонкие, с заостренными кончиками и круглыми — да с таким богатством чего только не нарисуешь! Да хоть всю вселенную со всеми ее тайнами!

И на этот раз никакой это не сон. Вот же перед ним орудия, о которых он столько мечтал. И он перебирал все это богатство, нежно и уважительно дотрагиваясь до каждой мелкой вещички. Жар готов был расплакаться — никогда еще он не был так счастлив.

К действительности его вернул хриплый голос Гау:

— Собирай свои манатки и шагай за Паи Доброхлебом. Он даст тебе первое задание.

Все еще пребывая в эйфории, Панеб пошел вслед за явно невыспавшимся рисовальщиком.

— А мы куда?

— Это будут твои первые опыты, верно? А раз так, наверняка ничего доброго у тебя не выйдет. А еще Гау терпеть не может, когда есть хорошо подготовленная поверхность, а на ней ничего не нарисовано. Вот он и решил испытать тебя там, где, если что, никто, кроме тебя, не пострадает. Дом свой расписывать будешь, понял?

Уабет Чистая с тревогой глядела на Панеба, который с важным видом раскладывал на низеньком столике в гостиной щетки и кисти.

— Да на что это нужно — украшения всякие? По мне, и так хорошо и лучше не надо.

— Я ремеслу учусь, — оборвал ее на полуслове Панеб.

— Какие цвета хочешь? — спросил Паи Доброхлеб.

— Красный, желтый, зеленый. Хочу полосы сделать длинные, одна над другой.

— А ты уверен, что стенка подготовлена как следует?

— А то! Сам все делал. Дыры глиной залепил, а чтобы она воду держала, смешал с соломой. А сверху — гипсовой штукатуркой.

Паи недоверчиво хмыкнул.

— Ну ладно, подумаешь, дом. Тут твой промах никого не волнует… А вот если в храме или обители вечности… Там нельзя.

— Какой еще промах?

— Да стена у тебя — неживая.

— Мертвая, что ли?.. Растолкуй, что сказать хочешь.

— Уж очень гладкая. Потому жизни ей недостает. Всякая перегородка должна быть слегка волнистой. Если все совсем уж ровно и очень жестко, то получается мертвечина. И руке твоей эта гиблость не дастся.

Панеб поглядел на стену другими глазами. Он не спорил: да, ему еще учиться и учиться, но посвящение открыло перед ним врата в иной мир, где нет ничего бессмысленного.

Юноша приготовил краски и, руководствуясь только своим чутьем, нанес несколько широких полос в нижней части стены.

Паи Доброхлеб глядел, как новичок берется за дело, и только диву давался: уж очень уверенно вел себя Панеб. Юный рисовальщик выбрал хорошую кисть, а первая полоса если и была кривовата, то чуть-чуть. Даже Уабет Чистая заинтересовалась и зачарованно глядела, как ее муж набирает кончиком кисти нужное количество краски, и вот неживая стена заиграла. Когда треть поверхности была расписана, Панеб остановился.

— Хватит, — решил он. — Иначе перебор будет. Как думаешь, Паи?

— Есть один прием, он помогает точно понять, где остановиться.

— Так почему ты меня ему не научил?

— Да вот не знаю, готов ли ты его перенять.

— Так что за прием-то?

— Просто попробуй сделать по-другому…

Панеб понимал, что ему еще предстоит столкнуться со множеством трудностей: дорогу надо прокладывать самому и, если понадобится, силой. Но раз уж ему удалось заполучить такие инструменты, ему ничего не страшно!

— Хочешь научиться рисовать кое-какие фигуры? — спросил Паи.

— Покажи.

Рисовальщик выбрал табурет о трех ножках попрочнее и, взгромоздившись на него, набросал тонкой кисточкой на стене вязанку камыша.

— Этот знак волшебный: его чары защищают дом, — пояснил Паи. — Лучше бы расписать ими целый фриз. Но повторить такой рисунок непросто.

Панеб немедля попробовал нарисовать сноп камыша, и у него довольно неплохо получилось. Паи лишь слегка подправил, не говоря ни слова. Панеб был достаточно наблюдателен, чтобы не повторять одних и тех же ошибок.

— Что, по-твоему, годится для росписи дома? — спросил наставник.

— Узоры — цветы всякие, завитки. Чтобы не надоедало глядеть на одно и то же изо дня в день.

У Панеба в голове уже успело созреть множество самых разнообразных идей и замыслов. Он уже столько раз пытался их воплотить на песке и на черепках. Но все это были лишь наброски.

— Сделаешь мне одолжение, Паи?

Рисовальщик замялся:

— Смотря какое…

— Пусть бы у тебя моя жена переночевала, а? До завтра. Хочу попробовать разукрасить это жилище, и хорошо б никто не мешал.

— Да на такую работу… недели мало!

— Так я хоть план придумаю. Чтоб было о чем с тобой советоваться.

— Как хочешь… Ну, тогда до завтра.

Уабет Чистой нисколечко не хотелось уходить даже ненадолго из обжитого дома, правда, жена Паи Доброхлеба приняла ее очень радушно. И все равно ночь она проворочалась и еле дождалась рассвета, чтобы на законном основании поспешить к себе.

Но когда Уабет вместе с Паи перешагнули порог, оба замерли от удивления.

По верху каждой из стен красовался фриз из оберегов в виде вязанок камыша, и каждый сноп был выписан точно и подробно. Но это еще не все. Сами стены комнат были расписаны цветами лотоса, виноградными гроздьями и виноградными же листочками, желтыми цветами майорана, красно-коричневыми маками, ромбиками, клеточками и сложными завитками.

Уабет Чистая только глазами хлопала, словно бы опасаясь, что наваждение развеется. Но чудеса никуда не девались.

— У меня самый красивый дом в деревне… Но куда подевался Панеб?

Вбежав в спальню, она кинулась к мужу, который вытянулся на ложе, отдыхая после трудовой ночи.

— Ой, как здорово, милый, как красиво! Мы теперь живем в настоящем дворце! И это все ты!

Ошарашенный Паи Доброхлеб упорно искал, к чему бы придраться, — и не находил. А ведь парня еще даже не посвятили в тайны рисовальщиков и живописцев! В своем роде выдающееся дарование. Видимо, чувство пропорций и цветов у него врожденное.

Если злая судьба или тщеславие не низведут его способности на нет, Панеб Жар станет в ряд самых блистательных служителей Места Истины.