Запретный город - Жак Кристиан - Страница 69

Все жители селения во главе с Кенхиром и обоими начальниками артелей облачились в праздничные одеяния из льна самого высокого качества, возложили на головы свои парики и надели самые лучшие украшения, сработанные золотых дел мастером, жившим в общине.

Когда Рамсес вступил на главную улицу, мужчины, женщины и дети пали ниц. Даже Панеб Жар был поражен мощью, исходившей от великого старца.

Неби и Каха сопровождали фараона на всем его пути к только что завершенному святилищу. Опиравшийся на посох самодержец явно шагал с трудом, но ни разу не сбился с дороги. В Месте Истины он знал всё: не было для него тайн в сокровенном селении Египта.

Среди прочих обязанностей ведуньи были и обязанности верховной жрицы, главы жриц Хатхор, и потому она стояла на пороге святилища, ожидая царя.

— Врата храма сего распахнуты, — сказала она, — дым курящихся благовоний восходит к небесам, тысячи хлебов, тысячи кувшинов пива и все, что угодно и любезно богу, возложено на алтари. Да хранит бог фараона и да дарует фараон процветание святилищу сему.

Рамсес Великий обратился лицом к братству. Глас его не походил на голос немощного старика, но был исполнен такой властной силы, что Панеб Жар оцепенел и не мог бы сойти с места.

— Мне ведома доблесть ваша, и я знаю, сколь умелы руки ваши, трудящиеся над самым твердым камнем и обращающие его в подобие самого дорогого и тонкого золота. Задача ваша тяжка и требует от вас многого, но известно вам, как общаться с веществами, дабы извлекать сокрытую в них красоту. Творение, созидаемое вами, есть первейший залог счастия и благополучия страны. Будьте же и впредь верны закону Маат, преисполняйтесь твердости и действенности, и поддержка фараона не оставит вас и усилия ваши не пропадут втуне. Ибо я покровительствую ремеслам вашим, и нет недостатка у вас ни в чем, что потребно для исполнения ваших трудов. Ради вас полноводным потоком, подобным паводку высокому, текут вереницы плодов земли нашей, и вам с рвением служат сонмы помощников. И если сердца ваши открыты любви к творчеству, никакое зло не повредит рукам вашим. И только чистые сердца в вас мне угодны, ибо вы — дети мои и соработники мои в храме моем.

Кенхир, получавший под расписку то, что доставлялось в селение по воле Рамсеса, знал что царь не попусту хвалится, сравнивая снабжение братства с разливом реки: в ближайшие дни должны были поступить тридцать одна тысяча печеных хлебов, тридцать две тысячи сушеных рыб, шестьдесят шматов как сушеного, так и вымоченного в уксусе мяса, двести кусков мясной вырезки, сорок три тысячи пучков зелени, двести пятьдесят мешков фасоли, сто тридцать два мешка зерна разного, а также пиво и вино высшего качества. Празднества обещали быть пышными.

Вооружившись большими теслами из позолоченного дерева, оба начальника артелей произнесли подобающие обрядовые речения, отверзающие уста и очи храма, коему Рамсес нарек имя хену, «Внутреннее». В покоях, где собрались мастеровые и жрицы Хатхор, самодержец встретился с изваянием своего ка, своим каменным двойником, которого создал Неби.

— Фараон родился со своим ка, своей творческой мощью, — изрек Рамсес, — он возрастал с нею, и эта мощь неустанно хранила узы, связующие нас с богами и предками нашими. Существо не станет истинным, если не соединится со своим ка, питаемым Маат, и здесь, в Месте Истины, вовеки да пребудет ка царя.

Слова фараона вдохнули жизнь в изваяние ка, установленное в святилище, где оно и будет жить впредь, существуя вполне независимо и самостоятельно. Каменотесы воздвигнут перед ним стену, проделав в ней узкую щель, дабы изваяние могло через нее созерцать мир и изливать в него лучи своей деятельной силы.

До чего же хотелось Панебу засыпать тысячами вопросов главу и наставника братства, каждое слово которого врезалось и впечатывалось в память молодого человека. И он окончательно поверил, что, какими бы ни были будущие рисунки и сооружения, смысл они обретут лишь тогда, когда их оживит та самая магическая сила, тайна которой ведома братству.

Под руководством Неби мастеровые установили на место последний камень святилища — изваянную Нефером Молчуном известняковую надвратную перемычку с многоцветным рельефом, который расписал Шед Избавитель.

— Кто создатель сего творения? — вопросил царь.

— Нефер, ваше величество, — ответил начальник артели.

Молчун отвесил низкий поклон.

— Я всего лишь исполнитель, ваше величество. Сюжет подсказал писец Рамосе, а художник Шед…

— Знаю.

«В первый раз слышу, — подумал Панеб, — чтобы Молчун так разговорился».

— Ведом ли тебе смысл слова хеш, Нефер?

— «Служение» и… «Величие».

— Мы все здесь — служители Великого Творения, которое свершается в Месте Истины, и должно нам всецело посвятить себя сему Творению. Однако служение не исключает руководства: без благого руководства не будет и подлинного служения. А теперь оставьте меня наедине в храме сем.

Если бы Паи Доброхлеб не потянул Панеба за рукав, юноша, поди, так и не ушел бы вслед за другими. Молодой великан был настолько заворожен Рамсесом, что мог бы нечаянно подслушать беседу царя с его ка.

65

65

Рамсес Великий готовился к отбытию в Долину царей, намереваясь осмотреть свою обитель вечности, где незадолго до его прибытия трудился Шед Избавитель сотоварищи, накладывая последние штрихи.

А поить коней фараона, точнее, таскать свежую воду для лошадей, стоявших в тенечке под навесом, поручили Панебу. Проходя мимо колесницы, молодой человек глянул на крепкие колеса. Поразительная работа: ни выбоины, ни бездорожье такому возку нипочем; как-никак, он и столяром побывать успел и какое-никакое суждение о таких вещах имел.

Лошади мирно пили воду и вообще вели себя очень спокойно, так что Панеб смог позволить себе отвлечься и присмотреться к одной мелочи, которая резала ему глаз. Все спицы колес были выкрашены золотисто-желтой краской, однако одна из них была чуть ярче прочих, и это почему-то встревожило будущего рисовальщика.

— Что, недавно чинили? — спросил художник у колесничего.

— Не знаю, это не моя работа.

— А откуда эта колесница?

— Из главной казармы в Фивах. Там знатоков хватает, они и смотрят за этим делом.

— Могли бы и получше смотреть.

— Что, у тебя своих дел мало, парнишка?

Панеб запросто мог бы размозжить голову этому служивому, чтобы тот не мешал осматривать колесо, но чем связываться с глупым воякой, почел за лучшее действовать в должном порядке и рассказал о своих наблюдениях начальнику артели. Тот немедля вызвал плотника Диди.

Мастер вмиг сообразил, что спицу недавно заменили и потому она бросается в глаза: краска-то совсем свежая. Но он присмотрелся к ней внимательно: раз старая спица вылетела, значит, в колесе на этом месте изъян, вон, паз в ступице разболтался, а коль скоро дефект не устранили, то слабина будет усугубляться и, можно опасаться, довольно скоро приведет к более тяжким последствиям. То есть колесо на полном ходу развалится, а колесница перевернется. А подобная неприятность, даже если скорость не будет слишком большой, грозит престарелому самодержцу серьезной травмой, чреватой смертельным исходом.

В итоге нашлась запасная колесница, и ее тоже тщательно и самым надлежащим образом проверил Диди. Именно на ней поедет Рамсес, а сопровождать его будут оба начальника артелей, Шед Избавитель и несколько мастеровых, в том числе Нефер Молчун.

Панеб понял, что его друг взошел на новую ступень служебной лестницы и, значит, Нефер, быть может, войдет в царскую гробницу. Но о чем Жар и думать не думал, так это о том, что его бдительность спасла и фараона Египетского, и Место Истины.

Запершись в кабинете своей роскошной загородной усадьбы, Мехи яростно рвал старые папирусы. На этот раз сомневаться не приходилось: Рамсес уберегся по чистой случайности. Суеверные, чего доброго, заговорили бы о сверхъестественном заступничестве. Вредительство было слишком хорошо продумано и еще лучше исполнено: к порче колеса был привлечен мастер своего дела, получивший щедрое вознаграждение и, разумеется, не догадывавшийся, зачем понадобилось вставлять ненадежную спицу в расшатавшийся паз. Подготовленное таким образом колесо было доставлено на плац казармы, а замена колес царской колесницы была поручена первому подвернувшемуся воину, который, как надеялся Мехи, ничего необычного не заметил.