Если бы ты знал... - Сафарли Эльчин - Страница 22

Он не меняет своих решений. Он переменчив в настроениях, похожих на незаметные подводные течения, – ты не почувствуешь изменения, пока глубоко не нырнешь. Но Рэ старается ничем не выдавать свою эмоциональность – из-за приобретенных страхов.

«В прошлых отношениях мне трудно было скрывать свою переменчивость. Не позволять себе дождей, прятать тучи, улыбаться, играть независимость от пасмурных циклонов. А ведь это очень важно – прочувствовать и принять погоду друг друга. У всех она разная. Один живет в вечной осени с равномерными и безучастными дождями, другой – в одухотворяющей весне, где после дождливого дня непременно наступает солнечный. Важно не заставлять ближнего быть тем, кем ты хочешь его видеть. Не упрекать. Все равно он останется собой, вернется в свою погоду, пусть и самую холодную на планете. Лучше с самого начала принять погоду любимого человека, ее светлые качества, показать ему лучшие качества своей и создать один на двоих общий климат».

Он понимает и даже предсказывает мое самочувствие. За все это время мы настолько синхронизировались друг с другом, слились в один циклон, что настроение Рэ часто точно отражает мое состояние. Но я стараюсь много об этом не думать, чтобы не гордиться, а просто быть рядом. Уважая свободу друг друга. Радуя друг друга, не ожидая ответного жеста.

Быть может, кто-то скажет, что в одиночестве можно быть более свободным, честным и смелым, – тот, кто приспособился к жизни в самом холодном месте и даже приучился улыбаться. Но все это не имеет ничего общего с переполняющим счастьем взаимной, сознательно взращенной любви. Когда совпадают все бугорки и ямки, продлевают друг друга все линии и формы. И с чем сравнить чувство одновременно обжигающего и прохладного трепета внутри, когда любимый порывисто обнимает тебя у порога со словами «как же долго тебя не было»… Хотя прошло каких-то десять минут, пока ты сбегала за домашним вишневым джемом в магазинчик у мельницы.

Если бы раньше кто-то рассказал мне такую летнюю сказку, я бы точно не поверила. Но счастье просто случается, веришь в него или нет. Случается даже с рыжими девушками.

12

«Несчастная любовь – это как… боль в горле. Вполне совместимая с жизнью, просто неприятно, но и не думать о ней невозможно. Помогает ненадолго чай с лимоном и медом, а еще – время и молчание. Когда говоришь, только больнее становится – даже дыхание перехватывает. Поэтому лучше сесть и записать. С каждой буквой наболевшее становится отболевшим. Правда, сразу этого не почувствовать – эффект наступает чуть позже».

Она наливает мне капучино из кофемашины и улыбается, посыпая пышную молочную пенку молотой корицей. «Сколько лет здесь живу, но так и не приучилась варить кофе в турке. Приехала сюда вместе со своей кофемашиной. У нас с ней давняя любовь, я ее выиграла в телеконкурсе. Готова просто делать кофе и не пить – потому что столько не влезет, – только ради того, чтобы видеть эту густую молочную пенку».

Ее зовут Панда. Она переехала сюда из Болгарии. Там, в Поморье, она прожила шесть лет, а потом решила вдруг «мне пора дальше» и приехала сюда. В маленькую «персиковую» деревушку, где ее все принимают за свою. Панда – брюнетка с белой кожей. По ее виду никогда не скажешь, что она из северного города, где снега больше, чем солнца.

Я не спрашиваю ее настоящего имени, но спрашиваю: почему именно Панда? «Этому несколько причин, как-нибудь расскажу подробно. Но Панда – очень мое, мой характер и моя любовь к бамбуку, его прямым и строгим силуэтам. Недавно мне друг из Баку прислал вырезку из какой-то энциклопедии, характеристику панд. Ну, понимаешь – точно про меня, как индивидуальный гороскоп. Там, например, написано, что панды незлобивые и дружелюбные, но могут вести себя агрессивно, если что-то или кто-то вторгается в их личное пространство».

Мы познакомились с ней на рынке, у овощной лавки. Я хотела купить кабачков и, пытаясь вспомнить, как они называются на английском, нечаянно назвала их русским словом. «Привет, соотечественница! Не теряйся, они поймут, если скажешь цуккини. А еще проще – указать на них пальцем». Я обернулась и сразу почувствовала – родная, своя. И прямолинейная. Она легко общается с местным народом, резво отшучивается, обнимает старушек, которые называют ее дочерью. Здесь она чувствует себя так свободно, будто она из этих краев. Будто она никогда не знала мегаполиса с безучастными толпами.

«Знаешь, я долго воевала. Как и ты. С собой, с окружающим миром и с его отношением к себе. Долго воевала, потом в один день просто перестала. Перестала ждать, упускать, разочаровываться и плакать. Женские слезы больше расходуются по внутренним причинам, чем по внешним. Поэтому я и начала лечить то, что внутри. И получилось. Не сразу, конечно. Но у меня характер выносливый, яростный. Неспроста я родилась двадцать третьего февраля, в мужской праздник. В детстве, люди, узнав, когда у меня день рождения, шутили: “Наверное, папа очень хотел сына!” Ну а я шутки, наверное, не очень хорошо понимала… Вот все свои тридцать два года и шла мужской дорогой – воевала, добивалась».

Мы сидим с Пандой в ее маленьком домике, в двух шагах от Встречного переулка. Она старательно протирает линзу своего фотоаппарата, я наслаждаюсь ароматом капучино, а Кавамура-сан, развалившись на стуле, чешет за ушком, изящно отставив заднюю лапу. Я люблю этого кота, думаю, они с Пако подружились бы.

Панда подобрала его на улице. Кто-то отрубил коту хвост. Она не смогла оставить без помощи истекающее кровью животное: «Я назвала этого бездельника Кавамура-сан в честь кота из книги Мураками. Он тоже был без хвоста… Вот, скрашивает мой досуг. Ты, наверное, не поверишь, но здесь мне так легко и свободно, что я совсем не ищу новых отношений, нового мужчину. С меня хватит! Временами полезно пожить для себя. Не неделю, не месяц – больше. Как бы цинично это ни звучало, но отношения – это тоже своего рода работа. Просто мне не всегда везло. Работала только одна я. Тогда как надо вдвоем, а не по отдельности».

Я смотрю на Панду – и вижу в ней своего… ангела-хранителя. Хотя мы знакомы чуть больше месяца. Но не все измеришь временем, особенно если его остается не так много. Оказывается, ангелы-хранители – свои в доску парни (или девчонки?). Умеют показывать средний палец приставучим ухажерам, аппетитно фотографировать вкусное и запросто объяснять то, что ты чувствуешь, но не всегда умеешь выразить.

А еще моя Панда дуется, когда я быстро, мимолетно, сама не заметив, скажу что-то резкое. Отведет молча взгляд – значит, не понравилось. Да я и не пытаюсь ей угодить. С ней я такая же, как дома. А когда ты пускаешь человека в свой дом, значит, он уже свой.

13

«Когда она ушла, я долго искал ее. Знал, конечно, что оглядываться, перебирать толпу бессмысленно, ее нет в этом городе, она в Стамбуле, но все равно глаза сами искали ту, которая вдруг растворилась в небытии, а я остался помнить и быть.

Шагал по дорогам наших воспоминаний – по проспекту, где гуляли босиком в летнюю ночь, снимая друг друга на камеру телефона; по бугристым дорогам Старого города с уютной кафешкой на маленькой кривой улочке, куда мы забегали поесть обжигающего грибного супа; по вестибюлю станции метро, где после долгой ночной прогулки мы едва не заснули в последнем вагоне, – иногда мне казалось, что все это было не со мной и не с нами.