Если бы ты знал... - Сафарли Эльчин - Страница 12

20

На крупной импортной картошке, которую обычно покупаю для запекания с начинкой, встретила улыбающуюся морду, нарисованную красной ручкой. Трогательно. Так и представляю себе улыбчивого продавца, рисующего себя.

Сегодня день уборки. Воздух потеплел. Все окна нараспашку, ковры свисают с перил балкона, в доме пахнет моющим средством. Гудит пылесос. Пако его невзлюбил, облаивает со всех сторон, пытается при случае наступить на шланг. Сулеме заглянула проведать меня. Проворчала что-то по поводу появления собаки в квартире. Я не стала ничего объяснять, ускользнула на кухню мыть плиту. А через двадцать минут, вернувшись в комнату, застала забавную картину: Сулеме подкармливает Пако миндальным печеньем из вазы. Его лукавая морда лежит на коленях хозяйки дома, а на ее черной юбке – слюнявые разводы. Но на лице аргентинки уже ни капли недовольства, наоборот, она хохочет и что-то назидательно объясняет обжоре.

Я выбиваю ковры, пока Пако развлекает Сулеме. Приветствую с балкона море, вдыхаю весенний воздух. Как только потеплело, на улице появились попрошайки и уличные музыканты с гитарами. Последние, раззадоренные водкой из сахарного тростника, клянутся в любви до гроба каждой светловолосой прохожей. Центральная площадь переполнена туристами, усеяна пустыми стаканчиками из-под инжирного мороженого. Мне гораздо роднее холодный и пустынный Овальный город, в котором самый громкий звук – крик чаек.

Сулеме спрашивает, может ли она мне помочь. «Вам не трудно будет обжарить фарш для запеканки? Я картошку помыла. Осталось начинку приготовить». Она с нескрываемым энтузиазмом берется за готовку. Жители Овального города все жарят на смеси оливкового и сливочного масел. Сначала мне показалось это слишком странным, но теперь привыкла, да и на самом деле так получается вкуснее. «Знаешь, я мясо буду жарить по-своему, хорошо? С корицей. Я всегда добавляю в мясной фарш щепотки две корицы – главное, не переборщить. Корица делает мясо сочным и, как принято считать, выпаривает из него остатки крови».

Сулеме рассказывает, что лет десять назад, когда жила в S., готовила в доме писателя Маркеса. «Он любил изысканную пищу. Правильную. Если мясо, то с овощами. Меньше соли и больше специй. Я тушила ему свеклу с виноградным уксусом, варила дробленую пшеницу, в которую непременно добавляла чеснок. Дон Габриэль знал толк в еде… А еще прекрасно знал жизнь, как будто свободно владел ее правилами и поэтому мог их иногда нарушать. Он был для меня вроде первого мужчины – благодаря его романам я научилась по-настоящему читать книги. Его герои – живые, понятные люди, они делают выбор, который приходилось делать и мне, и каждому из нас. Да и сюжеты временами напоминают мою жизнь».

Я наслаждаюсь своим выходным днем, хоть он и проходит в хлопотах. Но отдавая силы и внимание дому, всегда знаешь, что получишь вознаграждение. В тот день, когда утро будет не таким солнечным, как сегодня. «Да, Сулеме, бывает, что сама себя не можешь понять, а натыкаешься на какую-нибудь книжку – и она все расставляет по местам, срывает пломбы с души». Она кивает и закуривает. Выглядит как роковая красавица Кармен – руки заняты нарезкой овощей, зубами сжимает сигарету, резко отбрасывает крупные кудри со лба.

Я мою окна, подоткнув подол широкой юбки. Проходящие по улице парнишки, увидев меня, кричат задорно: «Ciao, ragazza!» [3]. На мгновение я, дочь северных теней и многолюдных подземок, ощутила себя знойной Маленой в платье с алыми маками.

Сулеме кстати вспомнила, что Талита, владелица соседней квартиры на моей лестничной площадке, сдала ее «какому-то иностранцу».

Сулеме особо выделила последние слова, будто я своя, одной крови с жителями Овального города, для которых все приезжие одинаковы. Мне это даже приятно. «Надеюсь, нормальный жилец будет. Честно говоря, мы предпочитаем не сдавать квартиры одиноким мужчинам, сама понимаешь. Но этот вроде приличный человек, книги пишет. Так что, Север, ты обрати внимание. Вдруг и выйдет что-то путное».

Я улыбаюсь. Говорю, что уже нашла мужчину своей мечты. От удивления Сулеме открывает рот, сигарета падает на пол: «Ну ты и резвая!» – «Так, Сулеме, вы ведь с ним знакомы!» – «Как так?» – «А вот так! Зовут его Пако». В глазах аргентинки вспыхивает огонек, и спустя секунду она заливается хриплым смехом.

Пако, будто поняв, что речь идет о нем, подбегает и лает, аккомпанируя нашему гоготу.

21

Я, наверное, была плохим другом, раз обо мне не вспоминают те, с кем когда-то я держалась за руки. Стараюсь об этом не думать. Что толку? Только временами корю себя, когда вижу шумные компании и вспоминаю, как мы срывались на выходные, обрубив все средства связи – как щупальца, которые могут достать, стремились вдоволь «наесться» радостью, чтобы потом вернуться с новыми силами. В это «мы» вмещалось не так много людей – три близкие подруги, которым не нужно было объяснять необъяснимое.

Мы были друг у друга и, казалось, готовы были просидеть всю зиму на одном диване, наблюдая столкновение атмосферных фронтов сквозь большое окно гостиной.

Когда я узнала свой диагноз, пару недель им об этом не говорила. Не знала как, да и не хотела сеять панику. В итоге не выдержала и все рассказала – буднично, даже не расплакавшись. Неделю они мне звонили, говорили со мной жалостливо, как с маленькой, скрывали от меня радостные события своей жизни, а потом и вовсе перестали звонить, приходить. Искать.

Спустя какое-то время я встретила знакомую, которая передала мне слова одной из моих подруг. «О чем с ней общаться? Ей теперь наше, земное, неинтересно». Вот так и проверяется, кто с тобой только до следующей станции, а кому всегда по дороге. Я поблагодарила знакомую за правду в лицо, а вскоре купила билет в Овальный город.

Как мне было грустно отпускать близких людей! Горько, больно и стыдно, что не разглядела, допустила, осталась одна. С тоской и болью, но главное – я все-таки их отпустила. Как же легко написать слово «отпустила», какие-то девять букв. И за каждой из них череда страхов, глубокая потребность пережить, опуститься на дно внутреннего колодца, оплакать потери. А слезы, как назло, начав литься, не останавливаются: кажется, можно действительно выплакать глаза или вот-вот под ногами образуется болото и есть угроза увязнуть в нем с концами.

С самого первого дня в Овальном городе я встречаю людей, которые, словно в награду за мои потери в прошлом, дарят мне искреннее тепло, приносят угощение, поддерживают простыми и душевными словами. Пусть они не обещают вечной любви и дружбы, не бросаются громкими словами. Просто входят в мои дни и наполняют их теплом, тем, в чем я так сильно нуждаюсь. Я все еще не очень хорошо говорю на их языке, только на английском, но уже знаю правила местной жизни и неплохо готовлю национальные блюда. Например, груши, фаршированные сладким рисом.

Выхожу с работы и, как всегда, иду к набережной. Через эстакаду. Я каждый день прихожу к морю, считаю гребешки набегающих волн, и мне кажется, что сейчас где-нибудь совсем рядом я увижу свет маяка. Вспоминаю слова бабушки, когда я прибегала к ней, недовольная окружающим миром: «Деточка, а иногда полезно не усердствовать и молча наблюдать за тем, как все пойдет. Лечись тишиной, мало-мальски участвуй в жизни – ты увидишь, как самые тугие узлы развяжутся. Самое главное чаще всего находится рядом, под носом – надо лишь внимательно оглядеться. А вместо этого мы изводим себя, бросаемся из крайности в крайность, ищем выход – и обнаруживаем его слишком поздно, когда перегорит».