Неугомонный - Манкелль Хеннинг - Страница 29

— Губернское учреждение для инвалидов под Мариефредом. Возможно, их там несколько. Мне необходимы адреса и телефоны.

— Больше ничего не скажете? Речь о пациенте с врожденным повреждением мозга?

— Думаю, прежде всего с физическими пороками развития. Ребенку с первого дня жизни требовался особый уход. Хотя, конечно, возможны и психические дефекты. Вероятно, такому бедолаге лучше не осознавать, как несчастна его жизнь.

— О жизни других людей следует судить с осторожностью, — заметила Сара Амандер. — Среди тяжелых инвалидов есть люди, в чьей жизни на удивление много радости. Но я постараюсь сделать, что могу.

Валландер закончил разговор, сходил к автомату за кофе, перекинулся словечком-другим с Кристиной Магнуссон, которая напомнила ему, что завтра вечером коллеги устраивают у нее в саду импровизированный летний праздник. Валландер, разумеется, напрочь забыл об этом, но сказал, что непременно придет. Вернулся в кабинет, написал для памяти подробную записку и положил возле телефона.

Через несколько часов Сара Амандер перезвонила. Есть два варианта. Частный санаторий «Амалиенборг», на самой окраине Мариефреда. И губернский приют «Никласгорден», по соседству с замком Грипсхольм. Валландер записал адреса и телефоны и собирался набрать первый из них, когда в приоткрытых дверях возник Мартинссон. Валландер положил трубку на рычаг и кивком пригласил его войти. Мартинссон скривился.

— Что стряслось?

— Покерная вечеринка сошла с рельсов. «Скорая» только что увезла в больницу человека с ножевым ранением. Одна патрульная машина уже там. Но нам с тобой придется тоже поехать.

Валландер взял куртку и следом за Мартинссоном вышел из кабинета. Остаток дня и часть вечера они выясняли, что же произошло на покерной вечеринке и вылилось в жестокое насилие. Только около восьми, когда вернулся в Управление, Валландер позвонил по номерам, полученным от Сары Амандер. Начал с «Амалиенборга». Ответил приветливый женский голос. И уже задавая вопрос о Сигне фон Энке, Валландер сообразил, что действует неправильно. Ему определенно ничего не скажут. Учреждение, опекающее больных людей, разумеется, не может называть имена своих пациентов кому угодно. Именно так и вышло. И этот, и остальные вопросы насчет возраста пациентов остались без ответа. Приветливая женщина терпеливо повторяла, что она не вправе давать информацию. И при всем желании помочь ему не может. Валландер положил трубку и подумал, что надо все-таки позвонить Иттербергу. Но отложил звонок. Нет никаких причин беспокоить его сейчас. Можно повременить до завтра.

Вечер выдался прекрасный, теплый и тихий, поэтому, приготовив дома ужин, Валландер устроился в саду. Юсси лежал у его ног, подбирал кусочки, падавшие с вилки хозяина. Окрестные поля сияли желтизной цветущего рапса. По неведомой причине отец когда-то научил его латинскому названию рапса — Brassica napus.Эти слова врезались в память. С неудовольствием он вдруг вспомнил, как много лет назад отчаявшаяся молодая женщина заживо сожгла себя на рапсовом поле. Но он отбросил эту мысль. Сейчас ему хотелось только наслаждаться летним вечером. Вся его жизнь окружена подвергшимися насилию, униженными, мертвыми, и он, безусловно, заслужил хоть один вечер без мучительных воспоминаний.

Но мысль о сестре Ханса не оставила его. Он пытался объяснить окружавшее ее молчание, пытался представить себе, как бы поступили они с Моной, если б родился ребенок, которому с первого дня жизни требовался уход чужих людей. И вздрогнул при этой мысли, о которой вообще не мог составить никакого суждения. Сидел в раздумьях, прикидывал так и этак, как вдруг в доме зазвонил телефон. Юсси насторожил уши. Звонила Линда. Говорила тихо, потому что Ханс спал:

— Он просто в кусках. Говорит, самое ужасное, что теперь некого и спросить о ней.

— Я ищу ее, — сказал Валландер. — Думаю, через несколько дней сумею выяснить, где она находится.

— Ты понимаешь, как Хокан и Луиза могли так поступить?

— Нет. Но, возможно, это единственный способ выдержать. Сделать вид, будто ребенок-инвалид не существует.

Потом Валландер описал дочери рапсовое поле и горизонт.

— Надеюсь, через несколько лет здесь будет бегать Клара, — заключил он.

— Все-таки тебе надо бы завести подругу.

— Подруг не заводят!

— Ты никого себе не найдешь, если не приложишь усилий! Одиночество будет грызть тебя изнутри. Ты станешь неприятным стариканом.

До десяти с лишним Валландер сидел на воздухе. Думал о словах Линды. Однако спал спокойно и в начале шестого проснулся отдохнувшим. Уже в половине седьмого он вошел в свой кабинет. К тому времени в голове начала складываться одна мысль. Просмотрев свой ежедневник вплоть до Праздника середины лета, он констатировал, что вообще-то ничто не привязывает его к Истаду. Покерной историей могут заняться другие. Поскольку Леннарт Маттсон обычно приходил рано, он отправился к нему, постучал. Начальник оказался на месте, и Валландер попросил три дня отпуска. Начиная с завтрашнего дня.

— Я понимаю, это неожиданно, — сказал он. — Но у меня есть дело личного свойства. К тому же я готов поработать в праздник, хоть у меня тогда по плану неделя отпуска.

Леннарт Маттсон препятствий чинить не стал. Валландер получил свои три дня. Вернувшись в кабинет, он зашел в Интернет, посмотрел, где именно расположены «Амалиенборг» и «Никласгорден». По сведениям, какие удалось собрать об этих учреждениях, невозможно было установить, которое из них ему требуется. Оба, по-видимому, опекали людей с самыми разными, но тяжелыми функциональными нарушениями.

Вечером он отправился на праздник в саду у Кристины Магнуссон. Знал, что Линда тоже придет, и действительно, около девяти она вошла в калитку — Клара наконец-то спала, Ханс был дома, при ребенке. Валландер сразу же отвел дочь в сторонку, рассказал о задуманной поездке, которая начнется завтра на рассвете. Он стоял со стаканом содовой в руке, и Линда сказала, что фактически она так и предполагала. Около десяти Валландер поехал домой. Кристина Магнуссон проводила его за калитку. Он едва не притянул ее к себе с внезапно вспыхнувшим желанием, но вовремя сдержался. А она, уже навеселе, как будто бы не заметила его порыва.

Еще до отъезда на вечеринку он отвел Юсси к соседям. Собачий загон был пуст. Валландер лег на кровать, завел будильник на три часа и уснул. А около четырех утра сел в машину и поехал на север. Рассвет брезжил сквозь прозрачную дымку, но день обещал быть погожим. В начале первого он добрался до Мариефреда. Пообедал в придорожном ресторане, немного поспал прямо в машине и двинул в «Амалиенборг», старый народный университет с флигелем, переоборудованным теперь в санаторий. В приемной он предъявил полицейское удостоверение, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы по меньшей мере выяснить, попал ли он куда надо. Девушка в приемной колебалась, привела начальницу, которая долго изучала валландеровское удостоверение.

— Сигне фон Энке, — дружелюбным тоном сказал он. — Я только хочу узнать, здесь она или нет. Речь идет о ее родителях, которые, к сожалению, пропали.

На груди у начальницы был приколот бейджик с именем — Анна Густавссон.

Она выслушала объяснения Валландера и пристально посмотрела на него.

— Капитан второго ранга? — спросила она. — Вы о нем?

— Да, — ответил Валландер, не скрывая удивления.

— Я читала о нем в газетах.

— Я говорю о его дочери. Она здесь?

Анна Густавссон покачала головой:

— Нет. У нас нет никого по имени Сигне. Среди пациентов нет дочери капитана второго ранга. Можете не сомневаться.

Валландер поехал дальше. По дороге его настигла сильная гроза. Дождь хлестал как из ведра, пришлось даже остановиться, так как видимость стала равна нулю. Он съехал на боковую дорогу, заглушил мотор. И сидя в машине, словно заключенный в пузырь, слушая, как дождь барабанит по крыше, еще раз попробовал вникнуть в события вокруг двух исчезновений. Хотя Хокан фон Энке первым скрылся либо пал жертвой преступления или несчастного случая, это вовсе не означало, что исчезновение Луизы было прямым следствием происшедшего с ним. Этот элементарный принцип Валландер усвоил еще от своего наставника, от Рюдберга. Причинная связь событий не раз оказывалась обратной; обнаруженное или случившееся последним было началом, а не завершением цепочки происшествий. Снова ему вспомнился кавардак в одном из ящиков стола Хокана фон Энке. Компас в голове крутился, не указывая направления.