Глухая стена - Манкелль Хеннинг - Страница 4

Священник нехотя кивнул. Любопытно, что было бы, предъяви я полицейское удостоверение, мелькнуло в голове у Валландера. Анетта Фредман и Йенс вышли из церкви первыми. Валландер поздоровался с Агнетой Мальмстрём.

— Я вас узнала, — сказала она. — Мы не встречались. Но ваши фотографии были в газетах.

— Она попросила меня приехать. И вам тоже звонила?

— Нет. Я сама решила прийти.

— Что же теперь будет?

Агнета Мальмстрём задумчиво качнула головой:

— Не знаю. К бутылке она чересчур пристрастилась. И как будет с Йенсом, я себе не представляю.

За этим негромким разговором они подошли к боковому притвору, где ждали Анетта с Йенсом. Зазвонили колокола. Валландер отворил дверь, бросил взгляд на гроб, который похоронщики уже приготовились вынести из церкви.

Неожиданно его ослепила фотовспышка. Возле церкви караулил папарацци. Анетта Фредман неловко заслонила лицо рукой. А фотограф присел на корточки, направил объектив на мальчика. Валландер хотел помешать ему, но не успел. Папарацци, даром что его ровесник, оказался проворней, отснял кадр.

— Неужели нельзя оставить нас в покое! — крикнула Анетта Фредман.

Мальчик расплакался. Валландер схватил фотографа за плечо, оттащил в сторону и рявкнул:

— Ты что ж это вытворяешь, а?

— Не твое собачье дело! — огрызнулся тот, обдав Валландера скверным запахом изо рта. — Что хочу, то и снимаю. Похороны серийного убийцы Стефана Фредмана — да у меня эти кадры с руками оторвут. Жаль, на панихиду я опоздал.

Валландер полез было в карман за полицейским удостоверением, но передумал и вместо этого резко рванул к себе камеру. Фотограф опешил, однако тотчас попытался выхватить ее. Валландер отодвинул его в сторону, исхитрился открыть заднюю крышку и выдернул пленку.

— Всему есть предел, — сказал он, возвращая камеру владельцу.

Тот ошарашенно уставился на него, потом достал из кармана мобильник:

— Я звоню в полицию. Это самоуправство!

— Звони, — сказал Валландер. — Звони. Я из уголовной полиции, а зовут меня Курт Валландер. Работаю в Истаде. Давай звони моим мальмёским коллегам, жалуйся.

Валландер швырнул пленку на землю и растоптал. В этот миг колокола смолкли.

Он взмок от пота. И все еще был взбешен. В голове эхом отдавалась мольба Анетты Фредман: «Неужели нельзя оставить нас в покое!» Фотограф тупо смотрел на растоптанную пленку. Мальчишки, как ни в чем не бывало, играли в мяч.

Еще тогда, по телефону, Анетта Фредман спросила, не выпьет ли он с ними кофейку сразу после похорон. И у него не хватило духу отказаться.

— Фотографий в газетах не будет, — сказал он Анетте.

— Почему они не оставят нас в покое?

Ответа у Валландера не было. Он взглянул на Агнету Мальмстрём. Но и та не нашлась что сказать.

Квартира на четвертом этаже обшарпанного доходного дома выглядела так же, как несколько лет назад. В ожидании кофе Валландер и Агнета Мальмстрём молчали. Валландеру почудилось, что на кухне звякнула бутылка.

Мальчик, сидя на полу, тихонько играл с автомобильчиком. Валландер понимал, что Агнета Мальмстрём, как и он, испытывает гнетущую неловкость. Но сказать им было нечего.

Кофе пили в тягостном молчании. Глаза у Анетты Фредман стеклянисто поблескивали. Агнета Мальмстрём спросила, как ей, безработной, удается сводить концы с концами.

— Кое-как, — коротко бросила она. — Худо-бедно перебиваемся. С горем пополам.

Разговор оборвался. Валландер взглянул на часы. Двенадцать с лишним. Он встал, взял руку Анетты Фредман, пожал. Женщина заплакала. Валландер растерялся.

— Я побуду с ней, — сказала Агнета Мальмстрём. — А вы идите.

— При случае позвоню. — Валландер неловко потрепал мальчика по волосам и вышел из квартиры.

Сел в машину, но мотор завел не сразу. Думал о фотографе, который не сомневался, что в два счета продаст снимки с похорон серийного убийцы.

Не могу отрицать, что такое имеет место, думал он. Как не могу отрицать и что мне это непонятно. Ладно, пора возвращаться.

Через осенний Сконе он поехал обратно в Истад.

Случившееся угнетало его.

Сразу после двух он припарковал машину и прошел в ворота полицейского управления.

Поднялся восточный ветер, нагоняя на побережье тяжелые тучи.

3

В кабинете у Валландера немедля разболелась голова. Он принялся обшаривать ящики письменного стола, искал таблетки. По коридору, насвистывая, прошел Ханссон. В конце концов в недрах самого нижнего ящика нашлась-таки помятая пачка дисприла. Он сходил в кафетерий, налил себе стакан воды и чашку кофе. За одним из столиков сидела шумная компания молодых полицейских, новичков, присланных в Истад за последние несколько лет. Валландер кивнул, поздоровался. Разговор у них шел об учебе в Полицейской академии. Он вернулся в кабинет, сел за стол и стал смотреть на стакан, где потихоньку растворялись две таблетки.

Думал он об Анетте Фредман. Пытался представить себе, что ждет в будущем мальчика, тихонько игравшего на полу в русенгордской квартире. Ребенок словно бы прятался от мира. Со своими воспоминаниями об умершем отце и о брате с сестрой, которых тоже не было в живых.

Валландер осушил стакан, и ему сразу же показалось, что головная боль отступила. На столе перед ним лежала папка с красной наклейкой, на которой Мартинссон написал: «Чертовски срочно!» Валландер знал, что найдет в папке. Они говорили об этом перед выходными. О происшествии, случившемся в ночь на минувшую среду. Валландер был тогда в Хеслехольме, Лиза Хольгерссон послала его на семинар, где Управление государственной полиции намеревалось обнародовать новые директивы касательно координации контроля и надзора за различными байкерскими группировками. Валландер пытался увильнуть, но Лиза Хольгерссон настояла на своем. В Хеслехольм поедет именно он, и точка. Одна из означенных группировок приобрела земельный участок под Истадом. Так что в будущем возможны проблемы.

Валландер вздохнул: пора браться за дело. Открыл папку, прочел бумаги и с удовлетворением заключил, что Мартинссон подготовил четкую, обозримую справку о случившемся. Потом откинулся на спинку стула и тщательно обдумал прочитанное.

Две юные особы — девятнадцати и четырнадцати лет от роду — вечером во вторник, в начале одиннадцатого, находясь в одном из городских ресторанов, заказали такси и велели отвезти их в Рюдсгорд. Одна из них сидела на переднем сиденье. На окраине Истада она попросила шофера остановиться: хотела пересесть назад. Такси остановилось у обочины. Тогда девчонка на заднем сиденье достала молоток и ударила шофера по голове. А та, что сидела впереди, выхватила нож и всадила ему в грудь. Потом они забрали у таксиста бумажник и мобильный телефон и скрылись. Невзирая на ранения, шофер сумел поднять тревогу. Звали его Юхан Лундберг, возраст — чуть за шестьдесят, можно сказать, всю жизнь за баранкой провел. Он смог подробно описать обеих пассажирок. Мартинссон, который выехал на место происшествия, без особого труда выяснил их имена, поговорив с посетителями ресторана, после чего обе были задержаны у себя дома. Девятнадцатилетнюю девицу поместили в следственную тюрьму. А ввиду тяжести преступления решено было и четырнадцатилетнюю тоже подержать под арестом. Когда «скорая» доставила раненого в больницу, он был в сознании. Но там ему неожиданно стало хуже. Сейчас он лежал в беспамятстве, и доктора не были уверены в благополучном исходе. Как писал Мартинссон, на вопрос о причине нападения обе юные особы сказали, что им «были нужны деньги».

Валландер скривился. Прежде он никогда не сталкивался с подобными вещами. Молоденькие девчонки — и такая дикая жестокость. По данным Мартинссона, младшая училась в школе, причем с отличными оценками. Старшая, которая сейчас сидела в следственной тюрьме, раньше работала администратором в гостинице и няней в Лондоне, а теперь должна была пойти на языковые курсы. Ни та ни другая до сих пор не имели дела ни с полицией, ни с социальными службами.