Последняя крепость. Том 2 - Корнилов Антон - Страница 24

Но самое чудовищное состояло в том, что после той памятной драки паскудного задохлика Ажа рекруты превозносили до небес. Молодняк — сопливые мальчишки, сумевшие пройти первое испытание на Бычьем Роге — ходил за этим ублюдком табунами. И на занятиях следили за ним даже старательнее, чем за мастером, который эти занятия вел…

Ух, как ненавидел Гором Ажа Полторы Ноги! Никого и никогда он так не ненавидел, как этого колченогого дохляка! Ему даже во сне снилось, как он подкрадывается к Ажу сзади, накидывается на него, как пес на куренка, — и душит, душит…

Три дня прошло с того чудовищного для Горома происшествия у подножия Бычьего Рога. И на исходе третьего дня сын деревенского кузнеца понял, что больше не выдержит всего этого кошмара. Все, с него хватит! Бесконечные насмешки, тупые шутки, хихиканье и гогот, да еще — гадина Аж, постоянно попадающийся на глаза.

Да еще задания, которые давались рекрутам (теперь эти задания мастера стали называть — уроки), становились все непонятнее и все труднее. Как на то рассчитывал Гором, мастер Кай не забыл о том, что каждый рекрут должен научиться жонглировать десятью камнями, — и рекруты все так же упражнялись в этом бесполезном мастерстве ежедневно и по нескольку часов. А те, кто не мог удерживать в воздухе одновременно меньше четырех камней (к таким относился и Гором), занимались жонглированием еще по два часа после того, как все остальные рекруты шли спать.

К этому идиотскому подкидыванию камней последние три дня добавились следующие уроки: рекрутов учили грамоте и счету. Гором выписывал веточкой на земле загогулины, долженствующие обозначать звуки живой речи, и потел от умственных усилий и злости по отношению к умникам, которые постигали эту науку быстро и с охотой. Кому нужна эта грамота? Всем известно, человеку, состоящему на королевской службе, достаточно уметь собственное имя написать — и все, и достаточно… Со счетом тоже оказалось не так просто. Гором быстро выяснил, что умение складывать и вычитать числа, — это еще далеко не все. Числа, как обнаружилось, обозначаются вовсе не палочками (так вел свою бухгалтерию отец Горома — сколько медяков ему заказчик должен, столько корябалось и царапин на стене кузницы), числа записываются определенными значками. И при помощи этих значков, получается, можно задавать любые вопросы и получать любые ответы. Ну, если, конечно, понимать, что к чему… А Гором не понимал. И не желал понимать.

Так парень, в первые дни красовавшийся перед другими рекрутами как первый по силе и ловкости, сейчас споро и неуклонно катился в разряд отстающих… Осознавая это, он даже и не старался.

Потому что мысль бежать из этого проклятого Училища уже возникла в его голове на следующий день после драки с Ажем Полторы Ноги. И вызрела, словно плод, в тот вечер, когда Гором случайно подслушал разговор рекрута Якоба, сыночка графа Матиана, и мастера Оттара. Дело было на кухне, где Гором, изнывающий от скуки и отвращения, чистил картошку, а Якоб пыхтел и отдувался на соседней лавке с пустым кожаным мехом на коленях — графский отпрыск только что натаскал воды для громадного котла, в котором варили незамысловатый ужин для всего Училища.

Верзила-северянин появился в дверном проеме, заслонив мощными своими плечами свет потухающего солнца. Узрев отдыхающего Якоба, он нахмурился.

— Вода — все? — коротко осведомился мастер.

— Все, мастер Оттар, — простонал Якоб, отирая лицо от пота.

— Дров маловато, — оценил Оттар, окинув взглядом кучу сваленных на полу чурок. — Давай-ка, принеси еще столько же. А тебе, — обратился он к Горому, — пошустрей надо бы ножиком орудовать. Чего рассусоливаешь? Скоро ночь, а у тебя ни хрена не готово. Не приноровился, видать, кухарить? Ничего, приноровишься. Значит, на тебе, рекрут Гором, следующие два дня — завтрак, обед и ужин. То бишь готовка, вода, дрова и мытье плошек. Понял меня, рекрут Гором?

— Понял, мастер Оттар, — буркнул Гором.

От такой перспективы сыну кузнеца тут же захотелось утопиться прямо в котле.

— Э-э… мастер Оттар, — поднялся с лавки Якоб. — У меня есть к вам разговор…

— Валяй, говори, — разрешил северянин. — Но, ежели речь твоя будет о том, что негоже тебе, благородному господину, жратву для черни готовить, ждут тебя, рекрут Якоб, два дня таких же подвигов, какие завтра начнет вершить рекрут Гором.

Весьма довольный своим остроумием, Оттар густо хохотнул.

— Нет, нет, — закрутил головой Якоб. — Я совсем не о том… Я же понимаю… Я вот о чем поговорить с вами хотел…

Он подозрительно покосился на Горома, но и это северянину не понравилось.

— Есть что сказать, скажи здесь, — потребовал он. — У рекрутов друг от друга секретов быть не может.

Якоб вздохнул. И, понизив голос до шепота, торопливо стал вещать, что, дескать, он в родовом замке привык к совсем другим блюдам, а от рекрутской кормежки у него рези в животе и по ночам такое бурчание, что спать невозможно не только ему самому, но и тем, кто помещается на ближайших к нему лежанках. И не разрешит ли ему, Якобу, мастер Оттар хотя бы некоторое время питаться отдельно от остальных.

— Это вовсе не потому, что я… что я… благородных кровей. Я правила Училища уже понял. Я потому что… плохо мне. Болею я от этой пищи. Разве рекрутам запрещено лечиться, если они заболеют? Мне мои слуги могут еду приносить. Или, если этого нельзя, я могу кого-нибудь другого посылать в трактир. Или сам могу ходить…

— Рекрутам запрещено покидать Училище без особого на то позволения мастеров, — сказал Оттар.

— Так вы бы и позволили, мастер Оттар… — робко попросил Якоб. — Я бы… хм… я бы… это самое… Я бы… ну… Я и вам бы чего-нибудь приносил, — собравшись с духом, договорил он. — А деньги у меня есть, не беспокойтесь, вот…

И он постучал по маленькой поясной сумочке. В сумочке глухо звякнули монетки. Гором моментально прикинул, что, скорее всего, вовсе не медяки там, а полновесное серебро. А может быть, даже и золотые гаэлоны…

— После того как рекрут Гором два дня будет кормить своих товарищей, то же самое предстоит и тебе, рекрут Якоб, — сухим, как песок, голосом проговорил Оттар. — И не два дня, а все четыре. Может, сготовишь что-нибудь такое, чего твое брюхо стерпит. А кошель свой… — северянин глянул на графского сыночка с явным презрением, — можешь выкинуть. Здесь он тебе точно не понадобится.

Сказал так мастер Оттар, круто развернулся и вышел. Якоб еще раз вздохнул и побрел за дровами.

А Гором уже не думал о том, что ему предстоит два дня подряд все немногочисленное свободное от уроков время убивать на кухонную работу. Потому что все мысли сына кузнеца были заняты тем, что с такими денежками, которые без толку висят на поясе Якоба, на воле можно неплохо прожить! Очень даже неплохо…

И план в его голове сложился сам собой.

— Следующей ночью… — вслух проговорил Гором и тут же испуганно огляделся по сторонам — не подслушал ли его кто. Никого не увидев, он повторил, ухмыльнувшись: — Следующей ночью…

Башня Училища имела три яруса, на каждом из которых располагались помещения, где когда-то жили стражники Дарбионского королевского дворца. Сейчас на первом ярусе башни ночевали рекруты. Постелями, подушками и покрывалами служили им собственные плащи, куртки и рубахи. Где спали мастера Училища — и спали ли они вообще, — не знал никто.

Когда на темный небосвод выкатился Небесный Странник, Гором осторожно поднял голову. Холодный свет звезды, проникая в башню через высокие и узкие окна, заливал громадное помещение, освобожденное от полусгнивших перегородок, серебрил неподвижные во сне тела рекрутов, спящих прямо на полу, вповалку… «Словно овцы в загоне», — подумал парень.

Он поднялся на ноги, разминая затекшее от долгого лежания тело. Неожиданно громко хрустнули плечевые суставы, и рекрут вздрогнул, испугавшись, что кто-нибудь проснется. Но тут же широко улыбнулся. Вот уж чего не следует бояться… Люди так выматывались в течение дня, что можно было по головам ступать, все равно никто бы и не подумал открыть глаза. Тем более если даже и предположить, что кто-то сейчас не спит, вряд ли этот кто-то расслышит хруст суставов Горома за многоголосым переливистым храпом, наполнившим башню доверху, словно пиво — кружку.