Последняя крепость. Том 1 - Корнилов Антон - Страница 71

— Приговоренных охраняем, господин капитан, — ответил стражник на вопрос Свана.

— Приговоре-е-енных… — брезгливо глядя на воина, протянул капитан. — Знали бы вы…

Он вдруг понял, что никакие объяснения здесь не помогут. Не поверят эти дурни в то, что довелось ему видеть своими глазами.

Капитан махнул рукой и двинулся дальше. Но через пару шагов снова остановился.

— Нет, чем пахнет-то? — сморщившись, снова спросил он. — Будто как… цветами, что-ли?

Тут уж и те из стражников, которые находились рядом с капитаном, задвигали носами, шумно принюхиваясь.

— Чую! — вдруг обрадованно воскликнул один из ратников. — Пахнет, да! Сладко… — Стражник зачмокал губами, словно пробовал на вкус кусок фруктового пирога. — Даже на языке чувствуется…

Вслед за ним зачмокали и захлюпали носами и другие стражники. Кто-то — подальше от капитана, за его спиной — восхищенно ахнул. Кто-то даже заржал от удовольствия. Но Сван почему-то не обернулся на наглеца. Хмурясь, он принюхивался и поглядывал по сторонам, ища источник странного сладкого запаха.

— А вона! Вона! — завопили дальше по коридору.

Капитан бросился на этот голос. И скоро врезался в плотное кольцо стражников, обсуждавших что-то с приглушенным возбуждением. Растолкав ратников, Сван увидел то, что их так заинтересовало. На грязном, мощенном булыжниками земляном полу лежал цветок — такой, какого никогда раньше капитану видеть не приходилось. Более всего цветок напоминал птицу с удивительно красивым цветным оперением. Множество длинных и узких лепестков нежно переплетались друг с другом, образуя неправильной формы шар размером с человеческую голову. Словно клюв, подрагивая, смотрела вверх крупная тычинка, осыпавшая пыльцу… Вблизи цветка сладкий запах был так силен, что щипало язык, и глаза резало, будто их заливал горячий сироп.

Сван отшатнулся, кашляя.

— Кто его приволок сюда? — зарявкал он, сам, впрочем, понимая, что никто эту штуку незаметно в тюремные подвали приволочь не мог. — Ну-ка… тащите его наверх. Пусть там разбираются…

Несколько человек сразу сунулись было к цветку, но их словно отбросило волнами нестерпимо сладкого запаха. Закрывая ладонями лица, кашляя и чихая, ратники стали пятиться прочь от цветка.

Тычинка задрожала сильнее, осыпая еще больше пыльцы. Но вот удивительно: пыльца та почти моментально растворялась в воздухе, не долетая до пола.

«Что за диковинная дрянь… — подумал капитан, пятясь по коридору. — Надо к сотникам посылать. И поскорее!..»

Тут же он представил, как будет мямлить и путаться посланный ратник, представ пред очи большого воинского начальства: «Тамотко, в подвале, цветок лежит большой, красивый… И воняет так чудесно, аж продохнуть нельзя… Вот господин капитан и велел мне вам об этом сообщить…» Представил это Сван и скривился.

Факельное пламя стало потрескивать. И в свете танцующих косматых огненных языков под потолком вдруг явственно обозначились облачка полупрозрачного маслянисто посверкивающего тумана. Облачка быстро разрастались, сливаясь в одно облако, заполняющее пространство коридора дурманящим сладким ароматом.

Слюна во рту капитана стала вязкой. Он вдохнул еще несколько раз, покрутил головой и чихнул. Аромат, сгущаясь, становился все более приторным, и уже никакого удовольствия обонявшие его не испытывали. Аромат стал чересчур сладким. Аромат уже обжигал носы и рты стражников изнутри. Лица и открытые участки кожи быстро покрывались липким, словно ягодное варенье, налетом. И от налета этого кожу щипало и жгло.

— В горле режет, — сдавленно пожаловался тот самый ратник, который первым после капитана почувствовал сладкий запах.

Маслянистое облако быстро распространялось по коридорам. Слоистые волны хлестали во все стороны сразу, удивительно и жутко преломляя перспективу. Сван, зажавший себе нос и рот, с ужасом наблюдал, как пол и потолок менялись местами, как фигуры его ратников изменяли форму, то вытягиваясь в каплеобразные нити, то сплющиваясь в бесформенные шары.

«Нет, — стукнуло в голове капитана, — надо уводить людей. Не ровен час — ядовитым этот запах окажется…»

— Не дышать! — крикнул Сван, внутренне подивившись своему приказу — как это можно не дышать?.. — Отходить к лестнице! Держать строй по двое и не паниковать!

Странно, но он не услышал собственного голоса. Замолчав, даже не понял: кричал на самом деле или нет… Горло закипело болью, точно ошпаренное кипящей смолой. Вокруг капитана бесновались, размахивая конечностями, беспрестанно изменяющиеся, словно ставшие жидкими, и постоянно перетекавшие один в другого стражники. Бесновались — но совершенно бесшумно. Ничего не было слышно в помутневших маслянистых сумерках тюремных коридоров. Ничего, кроме странного глухого бульканья. И отчего-то Свану стало предельно ясно: он не оглох. Этот приторный туман поглотил все звуки.

Капитан рванул к выходу — туда, где начинались ступени длинной винтовой лестницы, уводящей из тюремных подвалов на нижние ярусы дворца. Лицо его горело. Надо было непременно как можно скорее дать знать сотникам о случившемся. Это проклятые болотники пустили в ход свою магию — они, гады, кто же еще! Потому, сволочи, и не рыпались раньше времени, что знали: могут уйти в любой момент…

— Гады! — не удержавшись, хрипнул капитан. И хватанул ртом большой глоток маслянистой дурманной отравы.

На этот раз обожгло не только рот и гортань, но и кишки. От острого приступа боли у Свана отказали ноги. Просто подломились в коленях, как будто кости в них вдруг превратились в кисель. Капитан рухнул на пол, естественным движением выставив вперед руки, чтобы защитить от удара лицо. Но руки не подчинились, отчего-то став мягкими, какими-то не своими. Оторвавшись от культи, беззвучно поскакал по полу знаменитый железный кулак капитана Свана. Сван, ткнувшись носом в пол, попытался встать, но не смог. Ему показалось, что в кисель превратились не только его кости, но и он сам.

А потом зрение капитана померкло. И он уже не мог видеть, как один за другим падают на пол его стражники, разевая рты в неслышном крике. Как пузырится и стекает с лиц ратников и с его собственного лица кожа, плавясь, точно восковая корочка. Как крупными тягучими каплями стекают превращенные в вязкую массу мышцы… Как обнажаются кости — и тут же тоже начинают пузыриться и таять…

Глазастый Вград окаменел у стены. Теперь он своим видом более чем когда-либо еще оправдывал собственное прозвище. Ибо, взирая на беззвучную чудовищность происходящего, и без того большие глаза его были выпучены до предела, положенного человеческой природой. Ни одной мысли не появлялось в голове Вграда. Страх парализовал его разум. Только когда полсотни стражников вместе с капитаном Сваном превратились в лужицы темной грязцы, вытекающей из пустых доспехов, парень начал что-то соображать.

«Бежать отсюда!» — решил он, но не сумел сделать ни шага. То ли страх был тому виною, то ли что-то еще. Маслянистый туман, почему-то не тронувший Вграда, понемногу стал рассеиваться. Пламя факелов сделалось ровнее.

Вград на мгновение очнулся от оторопи. Дернулся… и снова замер.

Разум его омертвел. Мгновенно потух, будто огонек свечи под сильным ударом сквозняка. Но тело Вграда еще жило.

Двое стражников у двери камеры, где громыхал цепями и проклятиями рыцарь Ордена Северной Крепости Порога, удивленно уставились на Вграда, размеренно шагавшего прямо к ним.

«Не иначе как Сван послал с чем-нибудь», — подумал первый стражник.

«Лицо у него какое-то… Как заледеневшее. Наверное, Железный Кулак опять зверствует», — подумал второй.

Но Вград, приблизившись, ничего говорить не стал. Еще на ходу он опустил свою алебарду и, оказавшись на расстоянии шага в три от стражников, резким выпадом проткнул насквозь одного из них. Коротко звякнуло мощное копье, расколов звенья кольчуги. Второй стражник ненадолго пережил своего товарища. Вград деловито и быстро заколол и его.

— Эгей! — прогремел за дверью охрипший голос. — Чего там такое?