Последняя крепость. Том 1 - Корнилов Антон - Страница 46

Но все же изучение магии давалось северянину трудно, труднее прочих боевых искусств, постижение которых являлось обязательным для болотников. Прежде чем получить возможность приступить к работе с заклинаниями, основам создания и правилам пользования амулетами и оберегами, Оттар должен был научиться познавать суть явлений мира, подойти к открытию потаенных механизмов управления этими явлениями… А для этого надо было привыкнуть жить, постоянно анализируя все, с чем сталкиваешься, принимать решения и действовать, руководствуясь исключительно разумом, а не чувствами и инстинктом. Только так проникнешь в изнанку действительности, и — следовательно — обретешь контроль над тем, что происходит вокруг тебя.

— Во всем этом мире не может быть ничего такого, чему нельзя было бы найти объяснения, — втолковывал Оттару Кай. — А отыскав объяснение, ты вникнешь в сущность явления. А вникнув в сущность, ты сможешь этим явлением управлять. Вот это-то и есть магия. Искать непонятное и делать его понятным.

Северянин не возражал своему учителю. На словах-то все было ясно. А вот на деле…

— Получается, — ожесточенно скребя в затылке, говорил Оттар, — на всем белом свете нет ничего невозможного. Все, чего тебе захочется, ты сумеешь сделать. Так? Магия, выходит, всесильна?

— Нет, — возражал Кай. — Всесилен — человек. Магия — всего лишь орудие в его руках. Средство постижения мира.

— Ну а ежели… — продолжал натужно размышлять северный рыцарь, — ежели так оно и есть… Почему же тогда люди всесилия-то своего не видят? Живут — кроты кротами…

— Непонятное рождает страх, — отвечал юный болотник. — А страх ведет к отторжению и лени. Страх — вот то главное, что необходимо преодолеть прежде всего.

— Страх! — фыркал Оттар. — Ну, в этом ты что-то путаешь, брат Кай. Вот меня взять… Разве я чего боюсь? Да ничего! А в магию эту вашу въехать все никак не получается…

— Страх, брат Оттар, — отвечал Кай, — штука гораздо более глубокая и сложная, чем ты привык полагать.

— Чего тут полагать? — парировал северянин. — Страх — он и есть страх. Удел слюнявых слабаков. Я что — слабак, что ли? Получается, я не могу врубиться в магическую премудрость, потому что чего-то боюсь?

— Да, — вдруг неожиданно подтвердил Кай. — Потерять себя прежнего. Потерять веру в то, что физическая мощь, коей тебя щедро наградили боги, не та сила, которая правит миром.

— Нет, это-то я понял!..

— Ты не достиг окончательного понимания. Ты не признался в этом самому себе. Потому что подспудно знаешь: признаешься — и выпустишь из глубин своей души ужас осознания собственной слабости.

— У-у-у… — стонал Оттар, ушибленный тяжестью этих громоздких слов. — А попроще-то объяснить — это как, можно?..

— Можно, — соглашался Кай.

И разговор начинался сначала…

Взошло солнце. Тишина растворилась в пении полевых птиц и стрекотании очнувшихся от сна дневных насекомых. Искомые травы он собрал и сложил в поясную сумку — значит, задание, полученное от Кая, можно было считать выполненным. Пришла пора возвращаться в лагерь, чтобы поспеть к тому часу, когда его спутники снимутся с места. Оттар бросил взгляд в сторону далекого города и проглотил слюну. Завтрак он уже совершенно точно пропустит… но отобедать уговорились в стенах этого вот города. Денег, тех, что барон Жаром упросил принять его высочество принцессу Литию, оставалось еще порядочно. Должно было хватить на десяток самых шикарных трапез в самых шикарных трактирах. И это тем более хорошо, что до Дарбиона осталось не более трех дней пути — больше двух недель прошло с тех пор, как путники покинули гостеприимный замок щедрого барона.

Прежде чем вскочить на коня, северный рыцарь глянул в сторону леса, к которому здорово приблизился, пока искал травы. Глянул и… отпустил руку, сжавшую луку седла.

Над лесной опушкой беспокойно кружились птицы.

Слышать и видеть то, что другие ни за что не могут услышать и увидеть, то есть обращать внимание на детали, которым все прочие не придали бы никакого значения, — являлось, пожалуй, одной из самых сложных наук, постигаемых болотниками. Оттар не раз честно признавался самому себе в том, что пройдет еще немало времени, прежде чем он до конца освоит эту премудрость. И сейчас рыцарь довольно усмехнулся. Птицы явно чем-то обеспокоились. Можно было рассмотреть опушку леса — там никого не наблюдалось. Поросли кустарника — и только. Но ведь у беспокойства птиц имелась причина… Значит, на лесной опушке что-то происходило.

— Хорошо… — пробормотал Оттар, — хорошо… Лучше, чем обычно.

Он даже оглянулся, словно ища кого-то, кто еще, кроме него самого, мог бы похвалить его за наблюдательность. Но ни брата Герба, ни брата Кая, конечно, рядом не увидел.

Тогда северянин взлетел в седло и направил коня в сторону леса.

Тех, кто прятался на опушке, он услышал раньше, чем увидел. Эти люди, впрочем, и не особенно таились. Иначе зачем им, залегшим в густом кустарнике, было бы перекрикиваться друг с другом, оглашать окрестности кашлем, сморканием и лязгом оружия?

«Не менее трех десятков, — определил Оттар, — ничего себе толпа… Непохоже на разбойничью засаду. Да и кого тут дожидаться, ранних грибников?..»

Тем не менее северянин вытащил из наспинной перевязи топор, а в руку, которой держал поводья, взял один из метательных ножей. Коня он пустил шагом, а сам низко пригнулся за конской шеей, чтобы обезопасить себя от возможных стрелковых атак.

Но никаких атак не последовало.

Когда до опушки оставалось всего несколько шагов, из ближайшего к Оттару кустарника вынырнула всклокоченная рыжая голова.

— Добрый господин! — трагическим шепотом запричитал рыжий. — Никак не можно ехать сюда! Уезжайте, уезжайте!

— Чего такое? — поинтересовался северянин.

— Нехорошо здесь! — также шепотом сообщил рыжий. — Нельзя!

— Что ж ты сожрал такое, любезный, ежели от своих кустиков людей отпугиваешь? — не удержался Оттар и сам гоготнул над собственной шуткой.

— А? — захлопал глазами новый знакомый.

Кусты зашевелились — и тут, и там. Прятавшиеся показали себя. Оттар с удовольствием отметил, что почти не ошибся в определении их количества — людей было немногим менее тридцати. Один из них — немолодой мужчина с очень худым лицом и бородой настолько пышной, что невольно думалось: такой бороды хватило бы еще на пару человек — глянул на северянина сурово.

— Кто ты, путник? — приглушенным строгим голосом спросил он.

Оттар внимательно оглядел мужчину. На нем были легкие доспехи пехотинца и круглый шлем. Вооружение пышнобородого разглядеть оказалось невозможно, так как кустарник скрывал его до пояса, но отчего-то казалось: этот мужчина наверняка из тех, кто постоянно носит при себе меч или ручной топор. И умеет с ними обращаться.

В руках у тех, кто поднялся из своих укрытий, были копья и алебарды.

— А ты кто? — спросил в ответ Оттар.

Пышнобородый нахмурился, в свою очередь разглядывая северянина. По кожаному доспеху, боевому топору и нескольким метательным ножам, висящим на поясе, в Оттаре легко можно было узнать воина. А по тому, что он путешествовал в одиночестве и налегке — предположить наемника, ищущего хозяина.

— Я первым задал вопрос, юноша! — рыкнул пышнобородый. — И хочу услышать ответ на него как можно скорее. Иначе придется препроводить тебя в тюрьму города Арлема. А там умеют быстро развязывать языки!

— Ишь ты… — пробормотал Оттар, подумав, что пышнобородый, скорее всего, служит в городской страже. Но зачем он и его товарищи забрались так далеко от своего Арлема? — Рыцарь Ордена Северной Крепости Порога сэр Оттар! — подбоченившись, представился северянин.

Люди из засады пооткрывали рты. А пышнобородый озадаченно поскреб в затылке, для чего ему пришлось сдвинуть свой шлем набок. Некоторое время Оттар наслаждался произведенным эффектом. До Дарбиона оставалось всего три дня пути, и поблизости от великого города не могли не слышать о подвигах рыцарей Порога, уведших принцессу из-под самого носа узурпатора Константина.