Бикини - Вишневский Януш Леон - Страница 65

— Долбаные англичане. Этим козлам от скуки захотелось поиграть в войнушку, — спокойно сказал водитель, — но мы успеваем, теперь уже точно. Скажите фрейлейн, что ей нечего бояться. Мы успеем...

Военный аэродром в Финдельне, Люксембург, сразу после полуночи, суббота, 10 марта 1945 года

Они действительно успели. В начале первого ночи обе машины конвоя подъехали прямо к освещенному прожекторами самолету, стоявшему на взлетно-посадочной полосе. С виду самолет был точно такой же, на каком Стэнли прилетел в Намюр. Все вышли из машин. Анна никому не позволила дотронуться до скрипки. Стэнли взял с собой только фотоаппарат. Их чемоданы внесли в самолет шоферы.

В группе офицеров, выстроившихся в ряд у трапа, была Сесиль. Стэнли остановился. Сесиль подошла к нему, но, видя, что он собирается ее обнять, резко отстранилась, вытянулась по стойке «смирно» и повернула голову в сторону Анны.

— Я никогда вас не забуду, господин Бредфорд. И сыграю для вас. Даже если вы не сможете это услышать, — сказала Сесиль, передавая ему серый пакет, перевязанный веревкой.

И пока он подбирал слова, она уже вернулась в строй.

По тряскому трапу они торопливо поднялись в самолет, который внутри выглядел совсем не так, как тот, что доставил Стэнли в Намюр. Сразу за кабиной пилотов стояли четыре ряда просторных кожаных кресел. За плотной шторкой по обеим сторонам находились два ряда низких металлических сидений. На каждом лежал оранжевый спасательный жилет. Молодой человек в мундире стального цвета указал им на два места с левой стороны, сразу за шторкой. Они уселись. Через минуту по узкому проходу в хвостовую часть самолета потянулись солдаты. С окровавленными бинтами, на костылях, с руками на перевязи и туго забинтованными культями. Поймав их сочувствующие взгляды, солдаты улыбались и проходили дальше.

Через несколько минут наступила тишина и погас свет. Они услышали нарастающий шум двигателей. Самолет бойко двинулся с места и через несколько сот метров взмыл в небо.

— Я совсем не боюсь, — прошептала Анна, — все будет хорошо, Стэнли. Я люблю тебя, люблю тебя, помни, что я люблю тебя... — повторяла она, прижимаясь к его плечу.

У него иногда возникало ощущение, что Анна говорит вовсе не с ним, что в ситуациях крайнего эмоционального напряжения, волнения, страха или просто умиления она возвращается в какой-то свой, отдельный мир. Так было, когда она произнесла непонятную фразу про «одну скрипку, которая у нее уже есть», и так случилось минуту назад, когда она истерично признавалась ему в любви. Когда напряжение, страх или умиление проходили, она возвращалась в реальный мир.

Он посмотрел сквозь затуманенный иллюминатор. Огоньки внизу постепенно уменьшались, пока не исчезли под облаками. Он глубже вжался в металлическое сиденье. Шум моторов, который поначалу был грозным, спустя некоторое время стал мерным и даже успокаивающим, словно убеждая, что все идет нормально. Анна спала, положив голову ему на колени и время от времени что-то бормотала во сне. По-немецки, а иногда и по-английски. Но стоило ему коснуться ее волос, как она сразу же успокаивалась.

Он закрыл глаза, безуспешно пытаясь заснуть. Путешествие в охваченную войной Европу, которое он не планировал, не ожидал и куда Артур оправил его почти насильно, подходило к концу. Он возвращался домой, но не чувствовал, что выполнил свою миссию, что бы это слово ни означало. Все, что он здесь пережил, мелькало в памяти как обрывки мыслей, слов, предложений, встреч. Все, кого послала ему судьба или случай, казались прохожими, которых он теперь наверняка будет высматривать в толпе и по которым будет скучать. Англичанин, мадам Кальм, Сесиль, брат Мартин... Неоконченные разговоры, недосказанные мысли. Даже все прощания и расставания были незавершенными. Он возвращался домой, размышляя обо всем этом. Именно об этом. И вдруг осознал, что его жизнь — в том числе и до этого путешествия — была полна таких «незаконченных дел». Наверное, он обижал этим близких. Ему припомнились вдруг слова рядового Билла: «Подремли, Стэнли. А я пока отвезу тебя на войну». И он наконец заснул.

Непонятно, сколько прошло времени, когда его разбудил какой-то шум. В самолете включили полное освещение. Офицер в зеленом мундире энергично тряс спящую Анну за плечо. Она приподняла голову и села. Протерла глаза. Из-за спины офицера показался пожилой мужчина в генеральском мундире.

— Моя фамилия Пэттон. Имею ли я удовольствие говорить с госпожой... — он взглянул на листок бумаги, который протянул ему адъютант в зеленом мундире, — Анной Мартой Бляйбтру? — спросил он, не без труда прочитав ее фамилию.

— Моя фамилия Бляйбтрой. А в чем дело? — спросила она испуганно.

— Вы из Дрездена?

— Да. Из Дрездена. Что-то не так? Стэнли, покажи господину военному наши документы! — Она нервно схватила Стэнли за руку.

— Я хочу перед вами извиниться. Это все из-за придурка Гарриса...

— За что вы передо мной извиняетесь? — прервала она его на полуслове.

— Ну, за Дрезден. Моя фамилия Пэттон.

— Вы тоже из Дрездена? На какой улице вы жили? — спросила она.

— Нет. Я не из Дрездена. Но я понимаю, что вам пришлось пережить.

— Вы не из Дрездена?! Нет?! Тогда вы никогда не поймете! Стэнли, черт побери, помоги мне! Что ему нужно?! Покажи ему документы! — твердила Анна в ужасе.

Он немедленно встал и вытянулся в струнку перед Пэттоном.

— Господин генерал, госпожа Бляйбтрой очень устала и, возможно, сейчас не в состоянии правильно выразить свои мысли по-английски. Простите ее, — сказал он.

— Конечно, конечно. — Пэттон покачал головой и удалился.

Анна успокоилась только когда генерал со своим адъютантом исчезли за шторкой, отделявшей их часть салона от той, где находились раненые солдаты.

— Кто это был, черт его подери?! — спросила она, понизив голос. — Он как две капли воды похож на одного противного контролера из семнадцатого трамвая. У меня было ощущение, будто меня поймали без билета, — добавила она с улыбкой.

— Это был Пэттон. Очень важный, сейчас, наверное, самый важный американский генерал. Это его армия заняла сначала Трир, а потом пол-Кельна.

— Блядь! Стэнли, неужели?! — спросила она с ужасом и недоверием в голосе. — Прости меня. Я не хотела. Я в последнее время боюсь всех людей в форме. Того контролера я тоже ужасно боялась.

Он громко засмеялся. Они летели в самолете Пэттона и только благодаря Пэттону. Присутствие немки на борту американского военного самолета вообще было чем-то абсурдным, и сам этот факт был, скорее всего, военной тайной. Полная неосведомленность Анны и это наивное, искреннее признание, скорее рассмешили, чем разозлили или удивили Стэнли. К тому же он невольно представил себе Пэттона в роли контролера, проверяющего билеты в немецком трамвае. Даже восклицание «блядь!» в устах хрупкой, нежной и беспомощной девушки с лицом ребенка было не вульгарным, а всего лишь забавным. Но через минуту он вновь стал серьезен.

— Ты расскажешь мне сейчас о Дрездене? — спросил он, глядя ей в глаза.

— Нет.

— А когда-нибудь?

— Не знаю... — Она отвернулась. — Постараюсь. Ты же видел снимки. Что тут еще рассказывать?

— Много чего. Например, почему ты ездила на семнадцатом трамвае без билета? И многое другое, чего нет на снимках. Я бы очень хотел, чтобы ты рассказала мне о своем Дрездене, в том числе и довоенном. Почему ты ездила на семнадцатом зайцем? Я всегда считал, что уж кто-кто, а вы, немцы, — дисциплинированный народ.

— У меня тогда не было денег, приходилось экономить даже на билетах. Все карманные деньги, которые я получала от родителей, и все, что давала мне бабушка, я тратила на фотопленку, книги по фотоделу, бумагу, химические реактивы для фотолаборатории. И на белье. Я обожала красивое белье. Когда у меня вдруг стала стремительно расти грудь... мне пришлось изрядно потратиться, — добавила она с улыбкой и вдруг спросила: — У твоей женщины большой бюст?