Древние - Гоулмон Дэвид Линн - Страница 3

Талос разглядел глубокие канавки. Эти линии — не то вытравленные, не то выдолбленные на поверхности шара — причудливыми спиралями покрывали весь бриллиант. Генерал и вообразить не мог, каким образом ключ издавал неслышные уху звуки, которые управляли громадными колоколами на дне моря; простому солдату не понять научных премудростей.

Пифос велел стражнику поднять тяжелую крышку емкости, похожей на опрокинутый бронзовый бочонок, и поместил голубой бриллиант внутрь так нежно, словно укладывал новорожденного в колыбельку. Затем протянул руку вверх и достал откуда-то длинный стержень с маленьким — всего сантиметров десять в диаметре — голубым бриллиантом на конце. Из верхнего торца загадочного стержня куда-то в недра бочкообразного агрегата тянулся толстый медный провод. Поместив конец стержня в канавку бриллианта, соответствующую нужному пласту под морским дном, Пифос аккуратно закрыл крышку.

Талос обратил внимание, что медный провод идет к массивному зубчатому колесу, соединенному с другим, еще большим, которое, в свою очередь, было сцеплено со следующей шестерней — совсем уж гигантского размера. Всего генерал насчитал три десятка шестерней, они служили редуктором какого-то невообразимого механизма.

— А теперь большое колесо! — прокричал старик.

Шестнадцать сотен обнаженных варваров — пленных греков, египтян и нубийцев — ухватились за толстые канаты. Они налегли все разом, и огромная секция пола поползла по металлическим направляющим, а из-под нее в пещеру, словно выпущенные из клетки, рванулись клубы пара и испепеляющий жар. Рабы, что оказались у края отверстия, тут же вспыхнули. Громко вопя, они заметались по пещере, однако расположившиеся под сводом лучники быстро прервали мучения охваченных пламенем пленников.

Плита по-прежнему медленно ползла в сторону, хлысты щелкали, рабы кричали от боли. Бугрились мышцы, ноги скользили по грубой каменистой поверхности. Из колодца в полу било пламя — внизу со скоростью шестьдесят километров в час несся лавовый поток, — однако отверстие требовалось еще расширить, и потому кнуты надсмотрщиков все пели и пели свою жуткую песню.

— Довольно, — прошептал старик. — Шире не нужно.

Рабы, тела которых местами обгорели до самых костей, рухнули на пол, и женщины кинулись к ним с прохладной водой и целебными мазями.

Пифос с ухмылкой следил за исполнением своего плана. По сигналу перешли ко второй фазе. Пять тысяч рабов — высоких и сильных, не чета тем, что открывали колодец, — разом взялись за дело. Женщины поливали водой изуродованные шрамами спины, чтобы защитить их от невыносимого жара, который вот-вот обрушится на пленников точно та самая волна, которую они должны разбудить. Высоко над головами людей на специальной раме покоилось исполинское колесо из особым образом закаленной стали с вытравленными в знак благодарности богам священными символами. Махина топорщилась миллионом медных стержней, собранных в пучки по тысяче. Сверху на витых стальных тросах висела массивная медная плита трехметровой толщины.

— Опустить громовое колесо до средней отметки.

Рабы налегли все разом, повинуясь кнутам надсмотрщиков, и повисли на двухсотметровых канатах, прикрепленных к колесу. Люди скользили, пытаясь найти опору на каменном полу, однако громада не шелохнулась. Старухи сыпали им под ноги песок, чтобы он впитывал влагу: пещеру заполнял пар, а с тысяч пленников градом катился пот. Упираясь в малейшие неровности, рабы разом навалились на веревки, и под сводами пещеры разнесся скрип — гигантское колесо сдвинулось с места. Высоко над головами оно с грохотом скатилось со стальной рамы.

По команде пять тысяч рабов бросили канаты и побежали к дальнему концу открывшегося в полу проема. Оттуда вдруг выплеснулась разогретая до четырех тысяч градусов магма и поглотила несколько сотен мокрых от пота мужчин. Их опаленные пламенем тела обратились в прах в мгновение ока — никто из несчастных не успел даже вскрикнуть.

Выжившие собрались на дальнем берегу струи огня и расплавленного камня. Защелкали кнуты надсмотрщиков, женщины опять стали швырять на пол пригоршни песка. Рабы отчаянно стали тянуть за канаты, и исполинское колесо покатилось по направляющим вниз, к лавовой реке.

— Остановить колесо, пока оно не слишком разогналось! Живее, не то всем нам конец! — завопил старик и оттолкнул в сторону одного из надсмотрщиков, предварительно вырвав у него кнут. С пылающим взором он обрушил на ближайшую группу пленников град безжалостных ударов.

Те рабы, которых не поглотила магма, в едином порыве сражались с исполинской махиной, все набиравшей ход под действием тяготения. Семьдесят пять рабов из первых рядов упали в лаву, однако колесо, проделав половину пути, все же замедлило ход. Оно рухнуло в двадцатифутовую выемку и с оглушительным скрежетом замерло. Рабы все как один рухнули на пол, а облаченные в доспехи стражники у стен разразились радостными криками.

Талос заметил, что пол у ног Пифоса усеян трупами, а выжившие пленники все в крови и ожогах. Старик-ученый не спеша обернулся к генералу.

— Теперь подождем сигнала с моря.

Два больших военных корабля ждали на якорях в четырех километрах севернее Атлантиды. Адмирал Плиус, двоюродный брат Талоса и его постоянный консультант по военно-морским вопросам, прикрывая ладонью глаза от солнца, рассматривал изумрудное море. Он даже заподозрил было, что варвары решили дать защитникам передышку и основные силы греческого союза воздержатся от атаки, однако мимолетную надежду тут же похоронил блеск металла — далеко-далеко, у самого горизонта. Адмирал снял шлем и ступил с бака вниз, подметая палубу концом синего плюмажа из крашеного конского волоса.

— Там спартанцы, фракийцы и македоняне. — Плиус похлопал штурмана по плечу.

Перед глазами бесстрашного экипажа, собравшегося у планшири, заплясали яркие точки — много, десятки тысяч, — словно ночные звезды отражались в море. Совсем скоро здесь будет весь непобедимый флот союзников.

Корабль, шедший во главе разномастной греческой армады, обретал какую-то нереальную, почти сказочную форму прямо на глазах у адмирала.

— Флагман черный с алыми парусами. Черный, как смерть! — прокричал марсовый.

Плиус отлично знал легенду о капитане черного корабля с алыми парусами.

— Время для сигнала, владыка? — спросил капитан. — Это фракийский царь Ясон. Его флот вот-вот нас атакует.

— Подать сигнал, — неохотно велел адмирал.

— Подать сигнал! — выкрикнул капитан.

На корме огромного корабля стояла катапульта. Ее задние подпорки убрали, а переднюю часть рамы подняли повыше, чтобы обеспечить нужную траекторию. Меч перерубил веревку, и пылающий снаряд взмыл в синее безоблачное небо. Адмирал проводил его взглядом, моля, чтобы с берега разглядели сигнал сквозь пелену дыма — дыма пожаров, окутавшего родную землю, на которую никому из них больше не суждено ступить.

На берегу заметили условный знак, и первый в цепочке тут же опустил зеленый флажок. Сигнал зеленой волной пробежал пять миль по тоннелю, и всего через минуту на другом конце уже знали: катапульта выстрелила.

Защелкали хлысты, и вновь пленники из северных и южных земель корчились от боли, а кожаные ремни полосовали уже окровавленные спины. Ось исполинского колеса шелохнулась в выемке.

Пригнали еще рабов, и наконец махина тронулась. Осталось преодолеть последнюю стометровую секцию. Она стремительно набирала скорость, и рабов охватил ужас. Снова засвистели кнуты, однако огромное колесо, летящее по стальным направляющим к лавовой реке, пугало невольников куда сильнее боли. Надсмотрщики не могли их сдержать, и стрелы стали выкашивать тех, кто в ужасе бросал канаты.

Пифос сосредоточенно наблюдал, понимая, что разогнавшуюся махину уже не остановить. Стальные направляющие тридцатиметровой толщины дрожали и гнулись под весом в полтора миллиона тонн.

Наконец колесо достигло низшей точки, и ось с грохотом замерла в стальных упорах. Нижний край угодил точно в открытый колодец, из которого брызнули тысячи тонн расплавленного камня. Лава пожирала и рабов, и господ, не разбирая, кто есть кто.