Охота на охотника - Николаев Андрей - Страница 40

Кто-то вытолкнул в круг обладательницу серебристого корсажа. Сквозь слой макияжа ее побледневшее лицо казалось неудачно раскрашенной маской.

– А я что? – визгливо закричала она. – Говорят – археологи, а потом вдруг спрашивают: где человека одного в Развалинах найти? Вот этот урод, – она ткнула пальцем в Полубоя, – спросил. И денег обещал.

– И денег обещал… – почти ласково прошипел двоеликий. – Так ты нам предложи, мы не откажемся.

Танец на подиуме заканчивался, стриптизерши на прощание принимали наиболее замысловатые позы, но, кроме нескольких любителей, они уже никого не интересовали.

Сандерс поискал в толпе охранников и вдруг с замешательством увидел, что и охрана в форменных рубашках и с битами в руках заодно с толпой.

– Как, говоришь, человека зовут? – снова прошипели ему в ухо.

– Путает подруга, – пробасил Полубой, как ни в чем не бывало отпивая пиво. Дику показалось, что мичман спокоен, даже меланхоличен. – Не нужен нам никто, археологи мы.

– Не хотят вежливо разговаривать, – обращаясь к толпе, грустно сказал двоеликий, – спросим по-другому.

Перед глазами Сандерса блеснуло, и широкий мачете ткнулся ему в живот.

– Ну теперь что скажешь?

Почувствовав движение, Сандерс скосил глаза. Бармен взмахнул руками, собираясь набросить ему на шею блестящую проволоку с шариками на концах.

Полубой выплеснул пиво в лицо бармену, кто-то кинулся на него, наклонив голову, и мичман ахнул кружкой по неосторожно подставленному затылку. Сандерс отбил мачете в сторону, локтем с разворота врезал двоеликому по обеим половинкам мерзкой рожи и рванул из-под куртки «бастард». Он ожидал припугнуть толпу видом обнаженного клинка, однако в ответ вокруг засверкали мачете, появились металлические дубинки и шипастые цепи. Они едва успели отскочить от стойки и занять оборону вокруг одного из брусьев, поддерживающих сверкающий огнями потолок.

Это было не фехтование, это была свалка, как, впрочем, любая рукопашная. Полубой месил толпу кулаками и ногами, и противники разлетались от него пачками. Сандерс не хотел никого убивать и старался сдерживать удары и бить только плашмя. Однако вскоре он понял, что живыми их выпускать из заведения никто не собирается. Пострадавших оттаскивали назад, их места занимали другие аборигены, несколько женщин забрались на стулья и стойку бара, чтобы лучше видеть. С подиума смотрели танцовщицы, так и не закончившие свой номер.

Острие мачете царапнуло щеку, по лицу побежала кровь, и Сандерс почувствовал, что звереет. Пропуская свистящий удар, он пригнулся и ответным движением вспорол ляжку оборванцу с толстой цепью в руке. Краем глаза Дик заметил, что бармен целится в него из арбалета, и понял, что пора уносить ноги…

Глидер пошел вдоль Восточной башни, заложил вираж и плюхнулся на площадку перед застекленным фасадом ресторана. Мастерства водителю явно не хватало, несмотря на почтенный возраст, зато он брал напором – глидер втиснулся между припаркованных на площадке машин, едва не разбив сразу несколько.

– Вот и посидеть можно, и поговорить, – прошамкал дед, вылезая из машины и направляясь к ресторану.

Швейцар кисло покосился на деда, но Сандерс сделал знак, что он с ними. Тогда швейцар так же подозрительно воззрился на его порванную одежду и рассеченную щеку.

– Столик возле окна, – сунув ему в руку купюру, шепнул Сандерс.

Швейцар пошептался с метрдотелем и проводил их за столик, с которого открывался вид на Нижний город.

Дед сразу схватил толстое меню и зашуршал страницами.

– Так, чем угощаться будем? – спросил он сам себя и, как бы вспомнив, взглянул на Дика и Полубоя: – У вас деньги-то есть? Информация – она, того, дорого стоит.

– Есть деньги, есть, – успокоил его Полубой. Напарники тоже проголодались и потому не отставали от добровольного гида, заказывая еду.

– Так в чем проблема? – спросил водитель, хитро прищурившись.

– Видишь, какое дело, отец… – начал Полубой, но получил под столом ногой по щиколотке и замолчал.

– Спросили мы кое-что в «Садах наслаждений», – негромко произнес Сандерс, – да, видимо, не ко времени попали. Едва ноги унесли. Прямо сумасшедший дом.

– Так-так… сейчас соображу… – прошепелявил дед. – А вопрос ваш был таков: как отыскать в Развалинах человечка нужного. Ну, задолжал он вам или от полиции скрывается. Так?

– Точно, – восхитился Сандерс.

– На лету ловишь, отец, – поддакнул ему Полубой.

– Так вы, голуби, не с того конца взялись, – дед откинулся на стуле, самодовольно поглядев на них, – на таких вопросах много шустрых ребят погорело. И из полиции, и частных сыщиков, и охотников за головами. Не вам чета были, а сгинули, как и не было.

– Что, вообще ни о чем узнать нельзя? – с раздражением спросил Полубой.

– Можно, но с умом. Вот, к примеру, дурь любую проси хоть сколько. Девок любых, хоть модификанток, хоть нормальных, тоже предоставят. Подпольные бои, где чудища всякие бьются, – ради бога, но, – дед поднял палец, – про человека, который в Развалинах скрылся, – ни-ни!

– А если подмазать? – Сандерс потер пальцами, будто считал купюры.

– Да сдается мне, вы и попробовали подмазать. И как?

– М-м…

– То-то. Сто монет с вас, ребята, и обед. – Дед обвел глазами стол. – А после уж так и быть, расскажу вам, как дельце обтяпать.

– Идет, – сказал Полубой.

Сандерс молча кивнул. Похоже, выхода не было, кроме как положиться на ушлого деда.

Старик ел не спеша, смакуя каждое блюдо, и Сандерс уже видел, что Полубой готов запихнуть деду в рот все, что было на столе, лишь бы тот побыстрее перешел к инструкциям.

Закончив с десертом, дед закурил толстую сигару и, отпив глоточек коньяку, прищелкнул пальцами. Сандерс отсчитал сто кредиток и сунул ему в руку.

– Горю вашему помочь несложно, – начал дед, – есть такое понятие у нас, как «сквознячок». Вот после того как освоите его, так можете задавать любые вопросы. Любые! И отказа ни в чем не будет.

Он сделал длинную паузу, наслаждаясь ароматным дымом сигары.

– Отец, не тяни, – попросил Полубой.

Видно, что-то в его голосе подстегнуло старика, и он продолжил:

– Заходите в любой кабак в Нижнем городе, как можно ближе к Развалинам, и начинаете играть у людей на нервах, то есть задавать вопросы. Вы бы и сегодня выкрутились, если бы после того, как народ взбесился, сказали бы: «Мы начинаем «сквознячок». Вот только и всего: «Сквознячок» начинаем», и всё. Традиция у нас такая, парни: тот, кто говорит «сквознячок», идет через весь сектор к башне, а по пути может спрашивать все что угодно. Но уж тут не зевай: мочить вас будет и уличная шпана, и ребята из кланов. По всему сектору молва пойдет – «сквознячок» идет, и все кому не лень пожелают вас тормознуть.

Сандерс скептически хмыкнул, но Полубой явно заинтересовался.

– Какие-нибудь еще правила есть? – спросил он.

– Да почти никаких, – отмахнулся дед. – Через бандитов с улицы пробьешься – главаря уложи, но не насмерть – этого не простят, и во всем квартале гуляй как хочешь аж целые сутки. С кланом посложнее. Дон – неприкосновенен. Если доберешься до личного телохранителя дона – почет тебе и уважение. Тут уж тебе все пятки лизать станут. Вот так, ребята. Так что, пойдете на «сквознячок»?

– Мы подумаем, – сказал Полубой.

Дедок кивнул, будто услышал, что хотел, небрежно попрощался, поднялся из-за стола и вышел из ресторана. В окно они видели, как его глидер, царапнув таки борт соседней машины, нырнул вниз с площадки.

– Ну и что? – спросил Сандерс, небрежно поигрывая ложечкой в кофейной чашке.

– Как что? У нас есть выбор? – удивленно взглянул на него Полубой.

Кровопийца Смольник сидел в конторе, неторопливо подсчитывая, сколько ему принесла победа «скорпиона» над «пауками» в последнем бою. Кровопийцей его прозвали клиенты, но он не обижался. Подумаешь, ну забыли, что его зовут Натан, так что? Лишь бы дорогу в контору не забыли. По идее он не должен был принимать ставки на схватки модификантов из сектора ван Хонка, но ведь люди просят. Деньги несут, и у каждого в глазах горит надежда: в этот раз я отыграю все, я стану богатым, счастливым, здоровым и уважаемым. Сколько таких прошло через эту контору, сколько вышли, глядя перед собой слепыми от безнадежности глазами, сколько орали здесь, требуя назад свои деньги. А один даже сиганул в окно. Семнадцатый этаж, стекло тонированное, по пятьдесят монет за квадратный фут. Не мог из приемной прыгнуть, идиот…