Подземка - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 17

— Все здоровье на органы положил...

Покидая рынок с килограммом вырезки, любовно упакованным мясником, Сергей Аркадьевич чувствовал себя прекрасно. Теперь это хлебное место — его, без вопросов. Но дело даже не в этом. Из-за последних событий он пребывал в непривычном для себя подавленном состоянии. А здесь, глядя на оробевших наглецов, он наконец-то почувствовал себя в своей стихии. Теперь надо подумать о медицине. Егоров прикинул в уме надбавки к пенсии по инвалидности, и эта цифра ему понравилась.

Отправляясь на встречу с терапевтом, Егоров основательно подготовился. Помимо медицинского справочника, он добросовестно проштудировал книгу «Внутренние болезни».

Рядом с маленькой врачихой подполковник выглядел настоящим колоссом, лет двадцать не соблюдавшим диеты. Терапевт тыкала в массивную обнаженную спину своим стетоскопом, выписывая сложный многоугольник в районе легких и сердца.

— Дышите... Задержите дыхание...

Она прислушивалась к шумному дыханию, как настройщик роялей к своему инструменту.

— Наклонитесь и достаньте пальцами пол.

Врачиха благоразумно отошла с плоскости возможного падения. Егоров медленно наклонился и вдруг со стоном схватился за спину:

— Ой... Больно.

Ноги и спина образовали тупой угол, на круглом лице застыла гримаса боли.

— Где болит?

— Спина... Радикулит чертов. Еле хожу, доктор... На службе заработал.

Медленно и очень осторожно Егоров принялся приводить туловище в вертикальное положение. Когда наконец ему удалось это сделать, женщина устроила новое «испытание»:

— Ложитесь на живот.

Кушетка под штабником жалобно скрипнула. Врач нацелилась пальцем в область копчика.

— Здесь больно?

— Ой... Да... Очень,— талантливо симулировал Егоров.

— А здесь?

— Чувствительно.

— Процедуры делаете?

— А как же...— скорбно подтвердил подполковник.— Растирания, массаж. Ничего не помогает. Инвалидность бы не помешала. Хотя бы третья группа.

Терапевт уселась за свой стол, отрезав:

— По радикулиту инвалидность не дают.

— У меня болячек на пятерых хватит... Вы уж поищите. В долгу не останусь.

Терапевт внимательно посмотрела в чистые глаза подполковника:

— А как у вас с сердечком?.. Не пошаливает?..

— Еще как пошаливает! — подхватил Егоров.— Иногда так прижмет, что в глазах темнеет, и дышать нечем. А потом еще в правое плечо отдает.

Врачиха что-то застрочила в своей карте. Егоров продолжил жаловаться:

— И живот часто беспокоит. У меня язва желудка была, паховую грыжу удаляли. Тоже на работе надорвался.

Егоров приспустил брюки, показывая полукруглый шрам.

Доктор продолжала воодушевленно строчить, переходя с одной страницы на другую, словно студентка-прогульщица накануне экзамена.

— Надо будет пройти обследование, сдать кое-какие анализы. Посмотрим, что можно сделать.

Следующим в списке врачей значился окулист. Здесь Егоров чувствовал себя как рыба в воде. К тому же молодая женщина приходилась племянницей жены его подчиненного.

— Верочка, а это вам: подсластить вашу трудную врачебную долю.

Он поставил у стола пакет.

— Ну что вы? Зачем?..— слабо отнекивалась она.

— Чтобы вы всегда оставались такой милой и очаровательной!..

— Спасибо...— Вера потупила глазки и слегка покраснела.

Она вручила ему заслонку и указала на стул. Егоров уселся напротив таблицы, по которой, наверное, проверяли зрение еще околоточным надзирателям.

— Закройте левый глаз. Сколько строчек видите? Начальник отдела штаба прищурил правый глаз и подался вперед, пытаясь сократить расстояние:

— Первую. И вторую чуть-чуть...

Она ткнула указкой букву «п» во второй строчке.

— Ка...

Далее шла буква «н», которую Егоров обозвал «ч». В первом ряду он сделал всего одну ошибку. С левым глазом у него оказалось еще хуже. Если бы он хоть немного разбирался в предмете, то не стал так переигрывать. По всему выходило, что на правом у него минус пять, а на левом — не меньше шести.

Окулист изучила глазное дно:

— Странно, Сергей Аркадьевич, у вас же единица была.

— От писанины ослеп, Верочка, и от нервов. Каждый день — как на фронте! Как на Курской дуге!.. Ну, что, на третью группу хватает?..

Молодая женщина неопределенно пожала плечами.

— Тогда, может, еще попробовать?..— затревожился подполковник.

— Достаточно, Сергей Аркадьевич.

По опыту Егоров уже усвоил: если врач много пишет — это хорошо. Вера настрочила уже достаточно много.

— Очки с собой?

— Дома оставил. Но если надо...

Вера махнула рукой. Штабист понял, что третья группа у него в кармане.

«Проблемы в семье, на работе, в общении с любимым, ребенок отбился от рук, муж потянулся к бутылке... Мы вам поможем!»

Чуть ниже шел адрес и фамилия врача-психотерапевта — Дубровский Яков Михайлович. Невзрачное объявление, отпечатанное в бесплатной газетке, тонуло в огромном море рекламных модулей. Хозяин кабинета консультировал два раза в неделю, остальную работу обеспечивали администратор (он же бухгалтер и офис-менеджер) и парочка нищих психологов. Пациенты шли вяло, дело едва окупалось, но Дубровский не обращал на это внимания. Золотая жила, которую он усиленно разрабатывал, пролегала совсем в другом месте. Кабинет являлся для него, с одной стороны, ширмой, с другой — тихой гаванью, куда он изредка возвращался после очередного путешествия по бурным волнам собственного бизнеса.

По молодости Яков Михайлович любил строить воздушные замки. Он даже защитил кандидатскую диссертацию и получил сертификат по психотерапии, мечтая ни много ни мало возродить традиции русского психоанализа. Со временем амбиции потускнели. Дубровский сообразил, что нет смысла пробиваться сквозь многослойную толщу карьерной лестницы. Для бедных главным психотерапевтом всегда являлись водка и жилетка, а у богатых свои причуды.

Пришлось понизить планку и сконцентрироваться на добывании средств к существованию. Надо было учиться выгодно продавать «воздушные замки». Какое-то время Яков Михайлович занимался частными консультациями и откладывал деньги, чтобы заняться серьезным делом.

На следующий день Плахов явился по указанному на визитке адресу. Офис находился в центре города, на первом этаже старинного здания. На двери висела вывеска: «Психологический центр. Семейные проблемы». Коридор сиял добротным ремонтом — судя по всему, дела у этой фирмы шли совсем неплохо.

Плахов постучался в дверь с табличкой «Дубровский Яков Михайлович — директор». Не дождавшись ответа, он толкнул дверь.

Хозяин кабинета постарался сделать обстановку максимально уютной. Мягкий рассеянный свет, успокаивающие золотистые тона, на стеллажах вдоль стены — многочисленные корешки книг, пальма в кадке, широкий кожаный диван, манящий к себе обещанием комфорта.

За столом в кожаном офисном кресле восседал мужчина лет сорока. Узкое лицо, черные живые глаза, аккуратно подстриженные усы, вьющиеся волосы, тронутые сединой, белая рубашка, галстук с золотой заколкой — чем-то он напоминал отставного полковника Миргородского гусарского полка, зачем-то вырядившегося клерком. С его обликом как-то не очень вязался лозунг над его головой: «Семья — кристалл общества. Виктор Гюго».

Оторвавшись от глянцевого журнала, который он рассматривал, мужчина любезно произнес:

— Проходите, присаживайтесь.

Игорь послушно занял место напротив.

— Я вас слушаю! — заглянул ему в глаза психотерапевт.

— Вы Дубровский? Яков Михайлович?..— Плахов показал удостоверение, наблюдая за реакцией психотерапевта. Обычно люди как-то реагируют — хотя бы в глазах что-то меняется. Но Дубровский посмотрел на «корочки», словно гость показал ему пустую ладонь.

— Чем могу помочь?

— По нашей информации, к вам обращался некий Левашов Валерий Семенович...