Лазурный берег - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 35

Крокодайла, правда, через три дня все равно уконтрапупили, но это уже другая история.

— Не надо в горы,— пояснил Рогов.— В Антибах на рынке можно достать. Я хотел, но мужик, который корнями торгует,— ни в какую. Цену набивает, поганец.

— Где его найти? — Сергей уловил желание шефа и уже почти собрался в дорогу.

— Демьяныч, не волнуйся, мы щас сгоняем...— кивнул Серов.— Только на пару слов...

Они вышли на кухню, Серов плотно прикрыл за собой дверь.

— Демьяныч, что с киллерами? Правда, что ли, ждем семи утра?

— Разбежались,— хмыкнул Троиций,— Сегодня с обоими надо потолковать. А если что — завтра в семь по нашему сценарию кино разыграют.

«А хотел бы я, например, жить вечно? — задумался Любимов.— Старикам-то несладко приходится. Все болезни вываливаются, кости ноют... В семьдесят лет многие уже как развалины. А в двести что будет? А в триста?..»

На днях они сидели с Максом Виригиным в скверике на Шестой Советской, пиво пили. Там такой квадратный скверик, а в центре лавочка. Очень удобная для оперативного наблюдения: все подходы просматриваются. Оперативных целей, кроме пива, у них, правда, никаких не было, но все равно было удобно. И вот сидят, пьют, а мимо ковыляет старушка. Приветливая такая старушка. В платочке в горошек. Остановилась.

— Молодцы, мальчики! — одобрила.— Пиво пьете! Молодцы! Погода хорошая, весна, скоро лето, надо пиво пить!

И поковыляла дальше.

Макс с Жорой смотрят: наискосок идет полная женщина с тяжелыми пакетами из продуктового магазина «Дикси». Продукты там так себе, но зато дешево, что для рядового петербуржца — дело совсем не последнее. Купила, значит, жратвы на большую семью, прет домой. Навстречу ей приветливая старушка в платочке в горошек. Что-то этой женщине сказала. Женщина поравнялась с Жорой и Максом и давай эту старушку в платочке ругать:

— А! Чё говорит-то, а! Ей, говорит, восемьдесят лет, и, говорит, ноги не ходят. А! Вы гляньте — прет как лошадь! А! Нет, вы гляньте! Прет как лошадь! Корова! Ноги, говорит, не ходят! Это у меня ноги не ходят, а мне пятьдесят пять! У меня матери семьдесят пять, она из дома не выползает! Только до туалета! А этой восемьдесят — ноги, говорит, не ходят! Да вы гляньте, гляньте — прет как лошадь!

И смешно, и грустно... Нет, вечно жить не следует.

Очередной пузырек из-под бальзама вечной молодости директор Хлестов запустил в портрет. Удачно — не в губернатора попал, а себе по лбу. Портрет покосился. Хлестов тоже покосился. Лег щекой на стол, высунул язык.

На столешнице — полдюжины пустых бутылочек из-под бальзама и одна еще не распечатанная.

—  Ну, что я вам говорил... — язык Хлестова ворочался еле-еле.—Третий час, а я еще жив... Не могли они от бальзама окочуриться. Прованский корень — это сила в членах... И вечная молодость... Хотя и без закуски...

Директор икнул так, что портрет упал со стены. Хлестов в кресле на колесиках подъехал к портрету, поднял, но вешать не стал. Поставил — почему-то лицом к стене.

На глазах — как на то рассчитывал Жора — директор почему-то не молодел.

— Так ты мало еще выпил...— пожал плечами Любимов.— Погибшие по несколько месяцев лечились.

—  Мало?! — Хлестов ухарски взмахнул рукой.— Хорошо, давайте еще...

Он решительно взял со стола еще одну бутылочку, примерился отвернуть пробку. Даже облизнулся, как кот. Вошел, короче, во вкус.

Любимов решительно протянул руку, забрал пузырек:

— Ладно, хватит. Готовый уже. Для экспертизы оставь.

— Может, не надо? — шмыгнул Хлестов.— Экспертизы...

— А как же уголовное дело? — нахмурился Любимов.

— Ну не могли они, не могли... «сожмуриться» от моего бальзама. Какой там, к черту, яд,— заскулил директор.

— Тогда объясни, что за корень,— приказал Любимов. Директор и впрямь был «готов»: во всех смыслах.

— Между нами?..—директор заглянул майору в глаза.

— Конечно,— кивнул Жора.

—  Больной прежде всего должен верить в силу лекарства... Согласны?

— Давай без демагогии,— строго сказал Любимов.

— Есть такая штука — плацебо.

— Как-как?..

— Плацебо. Она же фармакон. Тут в чем фокус... — директор икнул.— Слово есть, а штуки самой нету.

— А слово есть? — уточнил Жора.

— Именно! Слово есть, а вещи нет. Больному дается пустая таблетка, ну просто там, допустим, глюкоза. И говорят, что хорошо идет от поноса. Больной верит и излечивается. Чисто силой веры.

— Мошенничество, короче?

— Ну вы скажете... Древний способ! Это еще Гиппократ с Платоном придумали! Главное ведь результат. Так ведь?

Директор ни с того ни с сего вскочил, схватил картину и ловко нацепил ее на гвоздь. Видимо, слова «главное результат» ассоциировались у него с губернатором.

— А что за корень все-таки? — не унимался Жора.

— Валерианы... На спирту... С ароматическими добавками...

— Лихо,— удивился Жора.— А главное, название красивое.

— Я там отдыхал, в Провансе,— Хлестов мечтательно закатил глаза.

— Чего ж тогда так дорого стоит?

Жора попытался в уме прикинуть доходы мошенников. Хорошо устроились — затрат никаких, вреда от них тоже вроде никакого, а людям помогает. Во всяком случае, некоторым. У Любимова сосед по подъезду этим бальзамом вроде грипп вылечил.

— Для пущей веры... — пояснил Хлестов.

— М-да... А этот,— Жора кивнул,— безусый в приемной, он тоже в бальзам верит?

— Не, он знает что к чему. Давно работает.

— Значит, врет, что тридцать ему?..

— Правда, тридцать,— уверил директор,— У него и паспорт есть. Просто развитие замедленное.

— Понятненько... — Жора так и не решил, что ему делать с директором и всей этой конторой «по заготовке рогов и копыт». С одной стороны, явное мошенничество. С другой — людям польза. Надо, что ли, устроить медицинскую экспертизу.— Ладно, гуляй пока. Можно телефоном твоим воспользоваться? Коллеге в Прованс позвоню. Он там в командировке по этому делу...

— Конечно-конечно! — Хлестов угодливо пододвинул аппарат.

Картина снова грохнулась — на сей раз вместе с гвоздем.

— Арбуз, может, возьмем? — предложил Николай.

— Какой, на хрен, арбуз! — огрызнулся Серов,— Корень нужен... Это вот туда как-то, налево. Если оперу.верить.

Рынок воображение потрясал, ничего не скажешь. Такой бы устроить в Копалкино. Со всей бы области народ приезжал. Со всего края.

Здесь — прикинул Николай — не менее тыщи мест. Если по пять евро с места в день... Нет, Копалкино в России, а не во Франции. Хорошо, по баксу в день. По одному ничтожному баксу. Тыща в день: ничего так себе. Для Копалкино — атомное бабло. А если по полтора бакса?

А дыни-то, дыни-то какие! В Португалии такие не растут!

— Серый, а может, дынь парочку? Ты только глянь, какие дыни!

Серов нехотя остановился, но дыни оглядел с интересом. Ослепительно оранжевые, размером с дирижабль. Продавец мгновенно протянул по куску на пробу. Сочные и сладкие, как в детстве.

— Ладно,— согласился Серов.— На обратном пути. Сначала дело сделаем.

Нашли продавца, которого описал Рогов. Скептически оглядели его с ног до головы. Не хочет русским корень жизни выдавать? Ну-ну...

— Что вам угодно, месье? — обеспокоился торговец.

— Прованский корень жизни,— внятно сказал по-французски Серов, четко выговаривая каждое слово, чтобы продавец не усомнился в серьезности его намерений.

Продавец, однако, усомнился:

— Но такого нет. У меня уже спрашивали.

— Да ты не стремайся — мы нормально заплатим! — успокоил его Серов.

— Это не меняет дела,— покачал головой торговец.— Такого корня нет в природе.

— Но бальзам-то из него есть... Продается в России.

Француз только развел руками. Вообще у него наготове было много шуток про русских, но над этими типами он решил особо не иронизировать.

— Ну, че он? — спросил нетерпеливый Николай.— Понтуется?..

— Темнит, гад,— мрачно кивнул Серов.