Последний романтик - Гилберт Элизабет - Страница 1

Элизабет Гилберт

Последний романтик

Глава 1

К семи годам Юстас Конвей умел метать ножи так метко, что мог пригвоздить к дереву бурундука. К десяти попадал из лука в бегущую белку на расстоянии пятидесяти футов. В двенадцать ушел в лес один с пустыми руками, построил шалаш и неделю питался лишь тем, что росло под ногами. В семнадцать покинул родительский дом, отправился в горы и поселился в вигваме, который построил сам. Добывал огонь, потирая две ветки одну об другую, купался в ледяных ручьях и носил шкуры животных, которых убил на охоте и чье мясо съел.

Юстас переехал в горы в 1977-м. В том же году вышла первая часть «Звездных войн».

Через год, когда ему было восемнадцать, Юстас Конвей переплыл реку Миссисипи на самодельном деревянном каноэ. Водовороты на этой реке засасывали дерево высотой сорок футов и выплевывали его в миле ниже по течению. В следующем году он отправился в поход по Аппалачской тропе[2] из штата Мэн в Джорджию; почти весь путь он добывал пропитание охотой и собирательством. В последующие годы Юстас исходил немецкие Альпы в кроссовках и обогнул на байдарке всю Аляску. Взбирался по скалам в Новой Зеландии и жил с индейцами навахо в Нью-Мексико. В двадцать пять решил посвятить себя более глубокому изучению примитивных культур, чтобы освоить новые первобытные навыки. Прилетел в Гватемалу, сошел с трапа самолета и начал спрашивать прохожих: «И где тут у вас первобытные люди?» Ему указали на джунгли. Он шел несколько дней и наконец набрел на далекую деревню индейцев майя, большинство из которых никогда даже не видели белого человека. Он прожил среди них пять месяцев – учил язык, изучал религию и освоил профессию ткача.

Но самое невероятное приключение ждало Юстаса в 1995 году, когда ему пришло в голову проехать через всю Америку на лошади. Он взял с собой своего младшего брата Джадсона и близкого друга. Это был отчаянный и совершенно спонтанный поступок. Юстас не знал, возможно ли совершить верховое путешествие по Америке и даже законно ли это. Он просто поужинал с семьей в канун Рождества, надел кобуру, достал из чулана кавалеристское седло, которому было восемьдесят лет (местами оно так протерлось, что во время езды жар лошадиного тела обжигал ноги), оседлал коня и отправился в путь. По расчетам Юстаса, к Пасхе он со спутниками должен был достигнуть Тихоокеанского побережья – хотя все, с кем он делился этим планом, смеялись ему в лицо.

Трое всадников гнали коней галопом, преодолевая почти пятьдесят миль в день. Они питались мясом сбитых оленей и супом из белки. Спали в сараях и домах у местных жителей, которые были в полном восторге от их затеи, но, достигнув сухой безлесной пустыни Среднего Запада, каждый вечер падали с лошадей и засыпали прямо на земле, там, где упали. Чуть не погибли под восемнадцатью колесами грузовика, когда однажды на переполненном мосту лошади запаниковали. В штате Миссисипи их чуть не арестовали за то, что они ехали без рубашек. В Сан-Диего они привязали лошадей на газоне между торговым центром и восьмиполосной трассой. Там же на газоне и ночевали, а к полудню следующего дня прибыли на берег Тихого океана. Юстас Конвей направил коня прямо в волны. До Пасхи оставалось десять часов. Он пересек страну за 103 дня, установив мировой рекорд.

По всей Америке самые разные люди восторгались Юстасом на его лошади и задумчиво говорили: «Как бы мы хотели сделать то же самое».

И каждому из этих людей Юстас говорил: «Вы можете».

Но я забегаю вперед.

Юстас Конвей родился в Южной Каролине в 1961 году. Его семья жила в комфортабельном доме в пригороде, в новом районе, застроенном одинаковыми домами, но прямо на заднем дворе начинался лес, который еще не успели вырубить под строительство. Это был дикий нетронутый первичный лес[3] без единой тропинки. Лес, существовавший еще до открытия Америки, где и в наши дни встречались медведи и зыбучие пески. Именно в этом лесу отец Юстаса Конвея, которого тоже звали Юстас Конвей и который знал всё, учил своего юного сына различать растения, птиц и животных американского Юга. Вместе отец и сын бродили в лесах часами, разглядывали кроны деревьев и обсуждали форму листьев. И это первое, что помнит Юстас Конвей: леса, безграничные, как космос; лучи солнца, пронзающие завесу из зеленых листьев; поучающий голос отца; волшебное звучание слов саранча, береза, тюльпановое дерево [4]; и прежде незнакомое удовольствие от познания нового, сохраненное памятью тела: внимательно и долго рассматривая все эти деревья, он, еще совсем маленький ребенок, нетвердо стоящий на ногах, вскидывает голову так высоко, что чуть не падает.

Всему же остальному Юстаса годами учила мать. Она научила его ставить палатку, насаживать приманку на крючок, разводить костер, правильно вести себя с дикими животными, плести веревки из травы и искать глину в русле реки. Читать книги с замечательными названиями: «Юный путешественник Дейви Крокетт[5]» и «Мудрость дикого леса».[6] Сшивать шкуры оленя. Мать Юстаса Конвея привила ему привычку добиваться полного совершенства во всех делах. Она не была похожа на других матерей. В сравнении со среднестатистической мамой с американского Юга 1960-х она была куда отчаяннее. Выросла в принадлежавшем ее семье летнем лагере, в горах Ашвилла в Северной Каролине, где ее воспитывали как мальчишку. Неисправимая сорвиголова, опытная наездница и умелый плотник, в возрасте двадцати двух лет она продала свою серебряную флейту и купила билет до Аляски, где поселилась в палатке у реки с собакой и ружьем.

Когда Юстасу исполнилось пять, лес за его домом вырубили, очистив территорию под застройку, но вскоре семейство Конвеев переселилось в другой пригород, в Северной Каролине. Городок назывался Гастония, и его окружали дремучие леса. Как только Юстас, его младшие братья и сестра научились ходить, миссис Конвей разрешила им бегать по лесу босиком, без рубашек и без присмотра. С рассвета до заката каждая минута их детства прошла в лесу – за исключением того времени, что они проводили в школе и в церкви (потому что в планы миссис Конвей не входило воспитание дикарей).

«Наверное, я была не очень хорошей матерью», – говорит миссис Конвей сейчас, но слова ее звучат не слишком убедительно.

Прочие матери Гастонии, разумеется, ужасались при виде подобных воспитательных методов. Некоторые даже звонили миссис Конвей и с тревогой говорили:

– Разве можно разрешать детям играть в этих лесах! Там же ядовитые змеи!