Завороженные - Робертс Нора - Страница 1

Нора Робертс

Завороженные

Пролог

Он рано осознал свою силу. Никому не пришлось объяснять, что в его крови дар, доступный не каждому.

Дар провидения.

Видения не всегда приятные, но всегда потрясающие. Даже в младенчестве, когда поступь еще нетвердая, он принимал их с той же легкостью, с какой каждое утро встречает восход солнца.

Мать часто присаживалась перед ним на пол, пристально всматривалась в глаза с любовью и надеждой, что сын никогда не откажется от своего дара, никогда из-за него не пострадает.

Хотя хорошо знала о том и другом.

Ее мысли слышались четко, как будто были сказаны вслух.

Кто ты? Кем станешь?

На эти вопросы нет ответов. Впрочем, он и тогда понимал, что труднее заглянуть в себя, чем в других.

Впоследствии дар не помешал дразнить, обманывать, выводить из себя младших кузин и кузенов. Часто, стараясь расширить возможности и попробовать нечто большее, он в летний день с удовольствием лакомился рожком с мороженым и хохотал над мультиками субботним утром.

Нормальный, энергичный, коварный мальчишка с острым умом и на редкость красивым лицом, с гипнотическими серо-голубыми глазами, полными губами, всегда готовыми к улыбке, прошел все этапы превращения в мужчину: разбитые коленки, сломанные кости, серьезные и легкие бунты, первые перебои в сердце от улыбки хорошенькой девушки. Как все дети, вырос, покинул родительский дом, построил свой собственный.

Сила росла вместе с ним.

Жизнь кажется налаженной и комфортной.

Простой факт, что он чародей, давно признан и принят.

Глава 1

Ей снился мужчина, которому снится она. Только он не спит. Стоит у темного широкого окна, свободно опустив руки. Лицо напряженное, сосредоточенное, взгляд глубокий, безжалостный. Глаза серые, но не совсем — проглядывают и голубые оттенки. Напоминают то камни, сорвавшиеся с высокого утеса, то тихую озерную воду.

Как ни странно, точно известно, что лицо напряженное, хотя его не видно. Видны лишь потрясающие завораживающие глаза.

Кроме того, известно, что он думает о ней. Не просто думает, а как бы видит, будто она стоит с другой стороны и смотрит на него сквозь широкую оконную створку. Если протянуть руку, пальцы пройдут сквозь стекло, наткнутся на него.

Если захотеть.

Вместо этого Мэл Сазерленд ворочалась в постели, комкала простыни, бормотала, даже во сне отбрасывая все нелогичное. В жизни есть твердые правила, которым надо следовать.

Поэтому рука не потянулась ни к стеклу, ни к нему. Мэл резко перевернулась, сбросив на пол подушку, стараясь проснуться.

Сон растаял, и она одновременно с облегчением и разочарованием крепко заснула без сновидений.

Через несколько часов ночное видение ушло глубоко в подсознание, грянул звонок будильника в виде Микки-Мауса на тумбочке у кровати. Мэл угомонила его ловким отработанным шлепком, нисколько не опасаясь, что вновь заберется поглубже в постель и заснет. Сознание и организм четко отрегулированы.

Она села, позволила себе сладко зевнуть, запустив пальцы в плотную шапку спутанных светлых волос. Зеленые, как мох, глаза, унаследованные от незнакомого отца, туманились всего секунду и быстро сфокусировались на смятых простынях.

Беспокойная ночь. Естественно. Перед сегодняшними событиями нечего надеяться, что будешь спать как младенец. Сделав долгий вдох, она схватила с пола спортивные штаны, натянула и через пять минут отправилась на ежедневную трехмильную пробежку.

Выйдя на крыльцо, поцеловала кончики пальцев, дотронулась до двери. Это ее дом. Собственный. Даже за четыре года трудно привыкнуть.

Ничего особенного. Маленькая оштукатуренная постройка, приютившаяся между прачечной самообслуживания и борющейся за существование бухгалтерской фирмой. Впрочем, большего и не требуется.

Мэл проигнорировала одобрительный свист водителя проезжавшей машины, который с ухмылкой разглядывал ее длинные мускулистые ноги. Она бегает не ради внешнего вида, а потому, что рутинные упражнения дисциплинируют тело и дух. Частный сыщик, который позволил себе распуститься, непременно столкнется с проблемами. Или лишится работы. Не хочется ни того ни другого.

Начала с легкой трусцы, с удовольствием слыша шлепки подошв по тротуару, любуясь жемчужным сиянием неба на востоке, предвещающим прекрасный день. В Лос-Анджелесе наверняка чудовищная августовская жара, а здесь, в Монтерее, вечная весна. Что бы ни говорил календарь, воздух свеж, как розовый бутон.

Еще рано, машин мало. В пригороде редко столкнешься с другим бегуном. На берегу, на пляжах, дело другое. Лучше бегать в одиночестве.

Мышцы начали разогреваться, кожа заблестела от здорового пота. Постепенно ускоряя шаг, она вошла в привычный ритм, автоматический, как дыхание.

Первую милю ни о чем не думала, лишь наблюдала. Прогромыхала машина с неисправным глушителем, лишь на миг нерешительно притормозила перед знаком «стоп». Синий «плимут»-седан восемьдесят второго года. Мысленный список составляется для практики. На водительской дверце вмятина. Калифорнийский номер ACR 2289.

В парке кто-то лежит на траве лицом вниз. Мэл тормознула, лежавший поднялся, потянулся, включил портативный радиоприемник. Должно быть, студент колледжа путешествует автостопом. Возобновила пробежку, отметив голубой рюкзак с американским флагом на клапане, темные волосы, музыку, утихавшую за спиной. Брюс Спрингстин, «Укрой меня». Не так плохо, усмехнулась она, сворачивая за угол.

Из булочной пахнет хлебом. Чудесный заманчивый запах, желающий доброго утра. И еще пахнет розами. Мэл глубоко вдохнула аромат, хотя только под пыткой призналась бы, что питает к цветам слабость. Деревья тихонько колышутся на раннем ветерке; если как следует сосредоточиться, можно почуять запахи моря.

Очень приятно сознавать себя сильной, внимательной и одинокой. Приятно бегать по знакомым улицам в своем районе, зная, что больше не будет ночной тряски в обшарпанном трейлере по прихоти матери.

Пора ехать, Мэри-Эллен. Пора отправляться. По-моему, надо продвинуться к северу.

И она отправлялась с горячо любимой матерью, которая всегда была как бы младше дочери, горбившейся с ней рядом на продавленном переднем сиденье. Фары освещали дорогу, указывая путь к новому месту, к новой школе, к новым людям.

Никогда не устраивались, нигде не успевали освоиться, кроме дороги. Скоро у матери вновь начинали «чесаться ноги», по ее выражению.

Почему-то казалось, что они всегда уезжают,но никуда не приезжают.

Теперь все кончено. Элис Сазерленд обзавелась уютным домом на колесах, за который дочери предстоит выплачивать кредит еще двадцать шесть месяцев, и счастлива, как устрица, кочуя из штата в штат, от приключения к приключению.

А Мэл Сазерленд осела. Правда, в Лос-Анджелесе не получилось, но за два весьма огорчительных и весьма поучительных года работы в тамошнем полицейском управлении она хорошо поняла, что ей нужно. Те два года показали, что ее дело — охрана закона, а не выписка штрафных квитанций за неправильную парковку и не составление протоколов. Поэтому она уехала на север, открыла частное сыскное агентство. Протоколы по-прежнему составляет, но уже свои собственные.

Пробежав половину дистанции, Мэл пошла на обратный круг. Как обычно, обрадовалась на мгновение автоматической работе тела. Так было не всегда. В детстве она была чересчур долговязой, костлявой, с вечно разбитыми, исцарапанными локтями и коленками. Потребовалось время, строгая дисциплина, и теперь, в двадцать восемь, тело под контролем. Да, сэр. Нечего огорчаться, что ты не цветущая пышка. Стройность и худоба практичнее. Длинные жеребячьи ноги, за которые ее дразнили дылдой и жердью, стали атлетически сильными, часто привлекая повторные взгляды. Втайне можно признаться, что это приятно.