Ангел Габриеля - Робертс Нора - Страница 4

Вам нельзя носить тяжести.

Она подняла брови. Никто никогда не баловал ее. И разумеется, ее жизнь, которая редко бывала легкой, в последние семь месяцев стала еще сложнее. Почувствовав прилив благодарности, она улыбнулась:

Спасибо, но я соблюдаю осторожность.

Если бы вы были осторожны, то лежали бы в своей постели с поднятыми ногами, а не сидели бы здесь, со мной, в заснеженной хижине.

— Движение мне не повредит. — Но она села и позволила ему накрыть на стол. — И

еда тоже. — Закрыв глаза, она вдыхала запахи. Горячие, простые, придающие силы. —

Надеюсь, я не слишком истощила ваши запасы, дело в том, что если я начинаю готовить, то уже не могу остановиться.

Гейб взял половину сандвича с сыром, хрустящим куском бекона и тонко нарезанным тепличным помидором.

Я не жалуюсь. — Живя один, он привык есть прямо со сковородки над кухонной раковиной, но горячая пища, приготовленная заботливо, без спешки, гораздо вкуснее, если ее есть с тарелки.

Я бы хотела заплатить вам за ночлег и за питание.

Об этом не беспокойтесь. — Гейб с аппетитом хлебал суп из моллюсков и разглядывал ее. Ее манера вздергивать подбородок говорила о гордости и силе воли. Это интересно контрастировало с нежной кремовой кожей и тонкой шеей.

Это очень любезно с вашей стороны, но я предпочитаю платить за себя сама.

Здесь не «Хилтон»! — На ней нет никаких украшений, заметил он, даже простого золотого колечка на пальце. — Достаточно того, что вы приготовили еду, так что, будем считать, мы квиты.

Она хотела настоять на своем… ее гордость протестовала… но истинная правда заключалась в том, что у нее осталось очень мало денег, если не считать тех, которые она бережно отложила для нужд ребенка и зашила в подкладку чемодана.

— Я вам очень благодарна. — Она пила ненавистное молоко, наслаждаясь дурманящим,

запретным ароматом кофе в его кружке. — Вы давно живете в Колорадо?

— Полагаю, шесть или семь месяцев. Это вселило в нее надежду. Срок хороший, даже слишком хороший. Судя по отсутствию в доме старых газет, он, похоже, читает их не часто, да и телевизора она тоже не заметила.

Наверное, для художника это место просто бесценно?

Можно сказать и так.

Я не сразу сообразила, что оказалась именно у вас. Конечно, ваши работы я узнала сразу же. Я всегда ими восхищалась. Мой… знакомый купил пару ваших картин. На одной из них изображен огромный густой лес, кажется, в него можно войти и бродить в полном одиночестве.

Он знал, о какой работе она говорит, и, как ни странно, испытывал к картине те же чувства. Ему казалось, что картина была продана куда-то на восток, но в этом он не был полностью уверен. Нью-Йорк, Бостон, возможно, Вашингтон, округ Колумбия? Во всяком случае, он может удовлетворить свое любопытство, позвонив своему агенту.

Вы так и не сказали мне, откуда едете?

Не сказала. — Она продолжала есть, хотя аппетит пропал.

Черт ее дернул описывать картину! Как она могла так сглупить? Ее купил Тони или, вернее, щелкнул пальцами и дал задание своим адвокатам купить ее от его имени, потому что Лора восхищалась ею.

— Я некоторое время жила в Далласе. Она прожила там почти два месяца, пока не обнаружила, что детективы Иглтонов тайком следят за ней.

По выговору вы не похожи на жительницу Техаса.

Да, наверное, не похожа. Вероятно, потому, что я жила во многих штатах. — Это была чистая правда, и она снова смогла улыбнуться. — А вы не из Колорадо?

— Из Сан-Франциско.

— Да, я помню. Я прочла это в статье, посвященной вашему творчеству. Поговорим о нем. — Опыт подсказывал ей, что мужчины легко отвлекаются, когда разговор начинает касаться их. — Я всегда хотела увидеть Сан-Франциско. Мне кажется, это чудесное место: горы, залив, красивые старинные дома. — Она внезапно вздохнула и приложила руку к животу.

В чем дело?

Малыш толкается. — Она улыбнулась, но Гейб заметил, что глаза ее затуманились усталостью, а лицо побледнело.

Послушайте, я не знаю, что с вами происходит, но здравый смысл мне подсказывает, что вам надо лечь.

Просто я устала. Если не возражаете, я бы хотела несколько минут отдохнуть.

Кровать вон там. — Он встал и, не уверенный, что она сможет встать сама, предложил ей руку.

Посуду я помою позже, если… — Она осеклась, ноги у нее начали подгибаться.

Держитесь! — Гейб обхватил ее руками, и у него возникло странное, довольно унизительное ощущение, что ребенок толкнул его.

Простите. У меня был довольно трудный день, видимо, случилась небольшая перегрузка. — Она знала, что должна отойти от него и справиться сама, но ей было невыразимо приятно прижиматься к крепкому мужскому телу. — Вот высплюсь, и все будет хорошо.

Она не пошатнулась, как он предполагал, но выглядела сейчас такой мягкой, такой нежной, что ему казалось, будто она растворяется в его объятиях. Ему хотелось ее утешить и держать до тех пор, пока она прижимается к нему, такая доверчивая и зависимая. Нуждающаяся в нем. Кляня себя за глупость, Гейб поднял ее.

Лора запротестовала, но ведь так приятно, когда тебя кто-то держит на руках!

Вы надорветесь, наверное, я вешу целую тонну!

Я этого ожидал, но, к счастью, тонну вы не весите!

Она засмеялась, несмотря на то что ее начинала одолевать усталость.

— Да вы настоящий обольститель, Гейб!

Он понес ее в спальню, и удивительно — смущение прошло.

Мне не так часто доводилось ухаживать за беременными дамами!

Все в порядке. Вы искупили свою вину: спасли меня от снежной бури. — Прикрыв глаза, она чувствовала, как ее опускают на постель. На ней, вероятно, не было ничего, кроме матраца и смятой простыни, но Лоре и это казалось раем. — Я хочу вас поблагодарить.

Вы это делаете в среднем каждые пять минут! — Он натянул на нее довольно потрепанный плед. — Если вы действительно хотите поблагодарить меня, выспитесь и не вздумайте рожать прямо сейчас.

Справедливое требование. Гейб!

Да?

Попробуйте, пожалуйста, позвонить еще!

— Хорошо. — Она почти уснула. На какое-то мгновение его охватило чувство вины: ведь она так беззащитна, а он на нее давит.

Похоже, сейчас у нее не хватило бы сил даже смахнуть муху.

— Вы хотите, чтобы я кому-нибудь позвонил насчет вас? Вашему мужу?

Она открыла усталые глаза и спокойно встретилась с ним взглядом. Он увидел, что она еще не пала духом.

— Я не замужем, — очень четко произнесла она. — Звонить некому.

Глава 2

Во сне она была одна, но это ее не пугало. Значительную часть жизни Лора провела одна, поэтому в одиночестве чувствовала себя гораздо комфортнее, чем в компании. Сон был мягкий и туманный, как морской пейзаж, который висел на стене в домике Гейба.

Как ни странно, но она даже слышала откуда-то издалека мурлычущий шум океана, хотя умом понимала, что находится в горах. Она шла сквозь жемчужный туман, слушая плеск волн. Ее ступни согревал теплый и мягкий песок.

Она была уверена, что находится в безопасности. Давно, очень давно она не чувствовала себя такой сильной, свободной и раскрепощенной.

Она знала, что это сон, прекрасный сон. Будь ее воля, она бы навсегда осталась здесь, в своей сладкой фантазии. Ей было так приятно лежать с закрытыми глазами в этом прибежище тишины и покоя.

Где-то заплакал ребенок. Он кричал все громче и громче, и от этого душераздирающего крика пульс забился у нее на виске.

Ее прошиб пот, чистый белый туман потемнел, стал угрожающе серым. Холод пробрал ее до костей.

Крики, казалось, доносились и отовсюду, и ниоткуда, отражаясь эхом. Тяжело дыша, она пробиралась сквозь сгущающийся туман.

Крики стали еще громче, настойчивее. Сердце ее подскакивало до горла, дыхание прерывалось, руки тряслись.

И вдруг она увидела плетеную колыбельку с белым одеяльцем, обшитым кружевными розовыми и белыми оборочками. Облегчение было таким огромным, что у нее подкосились колени.