Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Кизи Кен Элтон - Песня моряка Песня моряка

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Песня моряка - Кизи Кен Элтон - Страница 2


2
Изменить размер шрифта:

Животное вцепляется в протянутую руку всеми четырьмя лапами, сдирая кожу от локтя до кончиков пальцев. Айк изрыгает ругательство и отшвыривает тварь, но та тут же вскакивает и снова бросается на него. Он опять отшвыривает ее в сторону и на этот раз успевает оседлать. Он прижимает ее к усеянной ракушками земле, схватив за скользкую шерсть, и поднимает фонарик как дубинку для глушения рыбы. Но зверь недвижим, то ли лишившись сознания после последнего удара, то ли доведенный до изнеможения своими приступами ярости. Смягчившись, Айк опускает фонарик и начинает осторожно постукивать им по ободку банки, пока та не дает трещину. Вязкое содержимое удерживает осколки, и он медленно разводит их в разные стороны, словно помогая птенцу вылупиться из яйца.

Распухшая голова уже приняла форму банки: клыки прорезали губы, прижимавшиеся к стеклу, уши приклеились к деформированному черепу. Краем фонарика Айк снимает осколки, сначала очищая пасть, а потом ноздри. В течение всей этой процедуры кошка лежит абсолютно неподвижно, судорожно вдыхая воздух. Когда морда становится чистой, Айк ослабляет хватку, чтобы счистить прогорклую смесь с глаз. Но как только кошка чувствует себя свободной, она снова бросается в атаку, на этот раз вцепляясь в руку Айка не только когтями, но и зубами.

— Ах ты чертов слизняк! — Айк отбрасывает кошку, но та мгновенно вскакивает и опять напрыгивает на него. Айк пинает ее, но недостаточно сильно, и она, вцепившись в ногу, начинает карабкаться вверх. Оторвав от себя, он опять швыряет ее на землю, кошка пытается вскочить, но на этот раз Айк, как заправский футболист, ударяет ногой по скользкому комку. Кошка, кувыркаясь, с визгом летит по ракушкам, пока не оказывается на лапах и не продолжает движение уже на собственных конечностях — мимо баллонов с газом, через папоротники, по валунам в сторону сосен. Камень, который разъяренный Айк запускает ей вслед, пробуждает в кустарнике трио ворон, которые начинают кружиться в воздухе, хрипло понося кошку. Айк предоставляет им завершить начатое и приваливается к столбу, стараясь справиться с одышкой.

И тут, словно это очередной кадр в затянувшейся череде трюков, доносится крик. Уже не кошачий. Едва различимый, полупридушенный голос раздается совсем с другой стороны, и на этот раз Айк не сомневается, что он принадлежит женщине.

— Кто-нибудь, пожалуйста, помогите! Похоже на голос Луизы Луп. Айк, нахмурясь, прислушивается. Мужские представители этого семейства славились бузотерством — они любили поорать, помахать кулаками и попыхтеть, как свиньи, которых разводили, особенно после того,как им удавалось одержать крупную победу в шары у Папаши Лупа. Но Айк не припоминал, чтобы накануне проводился какой-нибудь значительный турнир, уже не говоря о том, что он никогда не слышал таких криков от Луизы. Она всегда вела себя несколько развязно, что выдавало в ней простушку, но вульгарной никогда не была.

— Кто-нибудь, помогите, пожа…

Крик внезапно оборвался. Айк затаил дыхание. Вокруг стояла рассветная тишина. Лишь с отмели доносился вой ревуна, да каркали вороны, продолжавшие преследовать кошку. Больше ничего. Он прислушивался, не дыша, целую минуту, которая показалась ему вечностью. Потом вздохнул и понял, что придется поехать проверить, в чем дело.

Айк обходит трейлер и видит, что его фургон исчез. Вместо него стоит старый джип его напарника.

— Черт бы тебя побрал, Грир.

Похрустывая ракушками, он подходит к облаченной в саван машине и откидывает брезент. Сиденья покрыты изморозью.

Айк начинает заводить мотор. Пять раз подряд, потом перерыв, — главное не переборщить, — повторяет он про себя. Еще пять раз и снова перерыв. На последнем издыхании аккумулятора цилиндры с недовольством оживают. Так и не разогрев двигатель, Айк спускается вниз.

Пытаясь сберечь сдыхающий аккумулятор, он не зажигает фар, ориентируясь по запаху. С обеих сторон маячат горы тлеющего мусора, напоминающие миниатюрные вулканы, мерцающие оранжевыми, зелеными и голубыми огоньками. Свалка горит уже не одно десятилетие. Народ был уверен, что она наконец-то погаснет в страшную зиму 93-го, но когда июньское солнце растопило толщу льда, в магме отходов снова затеплились зловонные языки пламени.

Айк выпячивает верхнюю губу и старается дышать сквозь усы, фильтруя воздух. Обычно свалка не вызывает у него никакого раздражения; она отгораживает его от остальных обитателей городка. Однако в последнее время на ней стали все чаще сжигать конфискованные плавные сети в основном с китайской кукумарией, которая воняла, как полуразложившиеся трупы.

Айк с такой скоростью проносится рядом с последней кучей, что чуть не проскакивает мимо семейной склоки, вызвавшей горестные женские крики. В одном из многочисленных проходов свалки он замечает смутный силуэт своей «хонды» с распахнутыми дверцами, в свете фар которой виден клубок человеческих тел.

Айк резко тормозит и, мигая фарами, дает задний ход. Он разворачивает джип и в свете фар видит следующую арабеску: над распахнутой задней дверцей фургона высится обнаженное тело Луизы Луп. Ее круглое белое лицо, как воздушный шарик, глупо маячит над вздымающимися грудями — три мерцающих сферы, как реклама порнографических лавок на Мясной улице. Потом сферы исчезают, и Айк видит обнаженную мужскую спину. Мускулистые плечи напряжены и столь же белоснежны, как луизины груди.

— Эй, отпусти ее!

Айк выходит из машины, оставляя двигатель работать на холостом ходу. Держа перед собой фонарик, словно пику, он пробирается сквозь мусор и, лишь вплотную подойдя к паре, осознает всю мощь плечей и спины, что заставляет его вспомнить о револьвере, оставленном на ступеньках трейлера.

— Эй, отпусти ее!

Мужчина, похоже, не слышит. Айк не видит его лица, но не сомневается в том, что тот пьян, и придется вступать с ним в потасовку.

— Эй! — он захватывает обнаженный локоть, — отпусти девушку, пока ты ее не задушил! Отпусти!

Тело у мужика липкое и скользкое, но Айк не ослабляет хватки до тех пор, пока тот не начинает выходить из транса. Плечи его расслабляются, он перестает трястись. Не отнимая рук от горла женщины, он медленно поворачивает голову, и в луче света Айку предстает морда не менее чудовищная, чем та, что с его помощью вылупилась из майонезной банки. Брови и ресницы отсутствуют. Глаза и губы цвета лососевой икры. Фарфоровый лоб обрамлен еще более светлой гривой волос.

— Господи! — отшатывается назад Айк. — Господи Иисусе!

— Извини, старик, ты обознался — меня зовут иначе, — бормочут лососевые губы, и мужик деловито возвращается к своему занятию. — К тому же она не девушка, а моя жена, ха-ха-ха, — игриво добавляет он после некоторого размышления.

Тон, которым это сказано, настолько пробивает Айка, что он даже забывает о том, что на его глазах пытаются задушить женщину. Как ему знакома эта псевдосерьезность, за которой таится издевка. Он довольно наслушался за решеткой таких как бы доверительных разговоров, типа «Старик, я тащусь — нашим нравится». Значит, снова придется его оттаскивать. Айк кладет фонарик на землю и, вцепившись обеими руками в длинную гриву мужика, выкручивает ее до тех пор, пока тот не поворачивается на сто восемьдесят градусов. После чего выполняет бросок через плечо, и длинное тело, рыбкой пролетев у него над головой, шмякается на мусор, как мокрая тряпичная кукла. Айк разжимает руки и выпрямляется. Из дымящихся укрытий появляется несколько любопытных свиней, изнемогающих от непреодолимого желания изучить останки: уж что-что, а это им хорошо известно — когда что-то с такой силой падает на землю, зачастую оно оказывается вполне съедобным. Айк ловит себя на мысли, что хорошо бы мужик был мертв.

Тот, однако, переворачивается и поднимается на четвереньки. В мерцающем свете фар он выглядит неожиданно беспомощным и хрупким, как гриб. Мышцы у него снова начали дрожать и уже не производят никакого впечатления. Он встает на колени и складывает в мольбе свои длинные белые руки.

— Пожалуйста, не бей меня больше, я уже очухался. Ты же знаешь, как это бывает. — Губы его раздвигаются в улыбке, которая уже не таит в себе никакой издевки. — Сорвался. Ты же знаешь: возвращаешься через много лет… идешь пешком, воображая, как это будет — она ждет у окна, на глазах блестят слезы… вместо этого застаешь ее на свалке, трахающейся с каким-то мудаком… ну, у меня крышу и сорвало. Но теперь отлегло. Так что не надо меня больше бить.