Над кукушкиным гнездом - Кизи Кен Элтон - Страница 54

Она знала: немного надо, чтобы люди призадумались, чего ради, собственно говоря, Макмерфи тратит столько времени и сил, устраивая рыбалки, игры в лото, тренируя баскетболистов. С чего это он землю носом роет, когда все привыкли сидеть смирно, играть в «тысячу» и читать прошлогодние журналы. С чего этот лесоруб, этот ирландский буян, севший за азартные игры и драку, повязывает голову платочком, воркует, как старшеклассница, и битых два часа на потеху всем острым учит Билли Биббита танцевать, выступая за партнершу. С чего этот жук, этот ярмарочный артист, этот прожженный игрок, привыкший всю жизнь считать свои шансы, рискует надолго застрять в сумасшедшем доме, вступив в войну с женщиной, от которой зависит его свобода.

Чтобы они призадумались, сестра вытащила отчет о финансовых делах пациентов за последние месяцы: наверно, копалась в записях не один час. Капитал у всех острых неуклонно таял – кроме одного. У него он рос с самого дня поступления.

Острые стали шутить с Макмерфи, что руки у него тут, похоже, не зябнут, – а он не отпирался. И не думал даже. Наоборот, хвастался, что если проживет в больнице годик, то выйдет отсюда обеспеченным человеком и уйдет на покой, поселится во Флориде. При нем они тоже смеялись над этим, но когда его уводили на ЭТ, ТТ или ФТ, когда сестра вызывала его к себе для нагоняя и на ее застывшую пластмассовую улыбку он отвечал своей нахально-ленивой, – тогда они не особенно смеялись.

Они спрашивали друг друга, с чего это он такой хлопотун в последнее время, так колбасится из-за пациентов – то воюет с правилом, что пациенты, если куда идут, должны ходить терапевтическими группами по восемь человек («Билли тут опять грозился взрезать себе вены, – сказал он на собрании, когда спорил против этого правила по восемь. – Так кто из вас, ребята, хочет к нему в восьмерку, чтобы сделать это терапевтично?»), То подбивает доктора, который очень сблизился с пациентами после рыбалки, подписать нас на «Плейбой», «Маггет» и «Мэн» и избавиться от старых номеров «Макколлз», которые таскал из дома толстолицый по связям с общественностью и складывал кипами в отделении, а полезные для нас статьи отчеркивал зелеными чернилами. Макмерфи даже послал петицию кому-то там в Вашингтон, чтобы там разобрались, почему в государственных больницах до сих пор лечат лоботомией и электрошоком. Не пойму, говорили друг другу наши, ему-то какая от этого выгода?

После того как этот вопрос погулял с недельку по отделению, сестра попыталась перейти в атаку на собрании группы; первый раз она попыталась, когда на собрании был Макмерфи и он не дал ей даже толком развернуться для начала (для начала объявила группе, как она удручена и оскорблена развалом в отделении: до чего мы дошли, оглядитесь вокруг, я вас умоляю; на стенах вырезки из грязных книжонок, самая настоящая порнография – кстати, она собиралась предложить в главном корпусе, чтобы там вплотную занялись грязью, принесенной в больницу. Она откинулась в кресле, приготовилась говорить дальше, указать, кто виноват и в чем, и в молчании, наступившем после ее угрозы, две-три секунды сидела как на троне, но тут Макмерфи нарушил все волшебство – он оглушительно захохотал и сказал ей: конечно, только напомните в главном корпусе, пусть захватят свои зеркальца, когда пойдут вплотную заниматься), – поэтому в следующий раз она решила атаковать, когда Макмерфи не будет на собрании.

Ему звонили по междугородному из Портленда, и он сидел с одним санитаром в вестибюле у телефона, дожидаясь повторного звонка. Ближе к часу мы начали переносить вещи, готовить дневную комнату к собранию, и маленький санитар спросил сестру, не надо ли сходить за Макмерфи и Вашингтоном, но она сказала: нет, ничего страшного, пусть ждут – а, кроме того, кое-кто из наших пациентов, возможно, будет рад случаю обсудить нашего мистера Рэндла Патрика Макмерфи, когда над ними не тяготеет его сильная личность.

Собрание началось с того, что стали рассказывать смешные истории про него и про его выходки, поговорили о том, какой он замечательный малый, а она сидела тихо, ждала, когда они выпустят пар. А потом стали появляться вопросы: что с Макмерфи? Чего ради он себя так ведет и такое выкидывает? Некоторые сомневались: может быть, эта история, как он симулировал драки в колонии, чтобы его отправили сюда, – вовсе не анекдот и он на самом деле сумасшедший, а не прикидывается.

Тут старшая сестра улыбнулась и подняла руку.

– Сумасшедший, как лиса, – сказала она. – Вы это хотите сказать?

– В каком смысле? – Спросил Билли. Макмерфи был его ближайшим другом и героем, и ему не особенно нравилось, что похвала эта – на какой-то непонятной подкладке. – Что значит «как лиса»?

– Это просто наблюдение, Билли, – любезно ответила сестра. – Посмотрим, кто сможет объяснить вам мои слова. Вы, мистер Сканлон?

– Она имеет в виду, что мак – малый не промах.

– А кто г-говорил, что н-н-нет! – Чтобы вышибить последнее слово, Билли ударил кулаком по креслу. – Но мисс Гнусен намекала...

– Нет, Билли, я ни на что не намекала. Я просто заметила, что мистер Макмерфи не из тех, кто рискует без причины. С этим вы согласны? Правда ведь, все согласны?

Все молчали.

– И тем не менее, – продолжала она, – он совершает такие поступки, как будто совсем о себе не думает, будто он мученик или святой. Станет ли кто-нибудь утверждать, что мистер Макмерфи святой? – Она знала, что спокойно может улыбаться слушателям и ждать ответа. – Нет, не святой и не мученик. Вот. Рассмотрим его филантропию в разрезе? – Она вынула из корзины лист желтой бумаги. – Посмотрим на эти дары, как их, вероятно, назовут поклонники Макмерфи. Первый дар – ванная комната. Но его ли это дар? Потерял ли он что-нибудь, забрав ее под казино? С другой стороны, сколько, по-вашему, он заработал за то короткое время, когда исполнял обязанности крупье в своем маленьком больничном Монте-Карло? Сколько вы проиграли, Брюс? Вы, мистер Сефелт? Полагаю, вы примерно представляете себе, сколько каждый из вас проиграл, но знаете ли вы, чему равен его общий выигрыш, если судить по вкладам в нашу сберегательную кассу? Почти триста долларов.

Сканлон присвистнул, но остальные продолжали молчать.

– Если вас интересует, у меня тут список его пари, включая те, которые связаны с попытками вывести из равновесия персонал. Все эти азартные мероприятия в корне противоречат лечебному процессу, и каждый из вас, имевших с ним дело, понимал это.

Она снова посмотрела на лист, потом положила его в корзину.

– А недавняя рыбалка? Какую, по-вашему, прибыль получил мистер Макмерфи от этого предприятия? Насколько мне известно, ему был предоставлен автомобиль доктора, даже деньги доктора на бензин и, насколько мне известно, другие льготы – сам же он не истратил ни цента. Именно как лиса, иначе не скажешь.

Билли хотел перебить, но она подняла руку.

– Билли, поймите меня, пожалуйста: я не осуждаю подобную деятельность – я просто хочу, чтобы мы не заблуждались относительно его мотивов. Но так или иначе, мне кажется, нечестно обвинять человека за глаза. Вернемся к теме нашей вчерашней дискуссии... Что это было? – Она стала листать бумаги в корзине. – Доктор Спайви, вы не помните, что это было?

Доктор вскинул голову.

– Нет... Подождите... Мне кажется...

Она вытащила лист из папки.

– Да, вот. Мистер Сканлон... Его отношение к взрывчатым веществам. Отлично. Сейчас мы займемся этим, а о мистере Макмерфи побеседуем в другой раз, когда он будет с нами. И все же, по-моему, вам следует подумать о том, что сегодня говорилось. Итак, мистер Сканлон...

Позже в тот же день ввосьмером или вдесятером мы собрались перед дверью нашей лавки, ждали, когда санитар украдет наконец флакон масла для волос, и некоторые опять завели этот разговор. Они сказали, что вообще-то не согласны со старшей сестрой, но, черт возьми, кое-что старушка верно подметила. И все равно, черт возьми, мак все-таки хороший парень... Нет, правда.

В конце концов Хардинг заговорил напрямик.