Терновый Король - Киз Грегори - Страница 4

Однако он подавил в себе это желание. Отныне он ни перед кем не будет вставать на колени.

– Теперь мы начнем новый счет дней и времен года, – торжественно провозгласила королева. – Пусть сегодняшний день зовется днем Доблести, или, на древнем языке кротени, Васрис Сланон! С этого мгновения, с этого дня, с этого месяца начинается наше время! Начинается новая эра – эра владычества людей!

Несмотря на то что все, кто внимал этим гордым словам, изнемогали от ран и усталости, стены парадного зала задрожали от радостных криков.

Карсек и Таниель спустились вниз, туда, где уже начинались приготовления к празднику. Что до Карсека, ему хотелось лишь одного – завалиться спать, забыть обо всем пережитом и никогда более не вспоминать о нем. Однако у Таниеля были совсем другие намерения. Он напомнил товарищу о клятве, которую они дали друг другу перед боем.

И хотя раны Карсека мучительно ныли, они с Таниелем осушили немало кружек с бренди, элем и портером. Потом, усевшись на халцедоновый трон, Карсек бросил взгляд вниз, на арену, куда он так часто выходил, чтобы убивать других невольников.

– Там, перед воротами, я положил целую сотню, – хвастливо заявил Таниель.

– Я тоже прикончил целую сотню и еще пять человек, – не остался в долгу Карсек.

– Но ты не умеешь считать до ста пяти, – возразил Таниель. – Ты еле-еле считаешь до ста.

– Врешь, умею. Именно сто пять раз я переспал с твоей сестрой. Ни разом больше, ни разом меньше.

– Даже если это правда, считал не ты, а моя сестра, – веселился Таниель. – Она у нас умница, вся в меня. Что до твоей почтенной матушки, она умеет считать лишь по пальцам. И когда пальцев у нее не хватило, мне пришлось самому подсчитывать, сколько раз мы с ней переспали.

Исчерпав свой небогатый запас шуток, приятели немного помолчали.

– Веселые мы люди, правда? – довольно пробурчал Карсек.

– Да, веселые, – с неожиданной серьезностью откликнулся Таниель. – А самое главное – мы действительно люди и заслужили это звание. Мы живы и свободны. Как этому не порадоваться. – Таниель задумчиво почесал свою всклокоченную голову. – Вот только я не совсем понял, что королева сказала под конец. Как будет называться день, с которого мы начнем отсчет нового времени?

– Она оказала нам великую честь, – пояснил Карсек. – Вспомнила древний язык вири кротени, язык моих предков. Васрис означает рассвет. А Сланон означает… Ну, это трудно объяснить одним словом.

– Так используй несколько, приятель.

– Сланон – это и прекрасный, и радостный, и полный надежд. Сланон значит подобный новорожденному младенцу, не знающему ни позора, ни скорби, ни горестей.

– Ну, Карсек, я смотрю, ты настоящий поэт.

Карсек почувствовал, что его щеки заливает предательский румянец. Чтобы сменить тему, он указал на расстилавшуюся внизу арену.

– Ни разу прежде мне не доводилось смотреть на нее с такой высоты, – сообщил он.

– Отсюда, с трона, арена выглядит иначе?

– Еще бы. Она кажется такой маленькой. Отсюда она мне даже нравится.

– Мы победили, Карсек, – радостно выдохнул Таниель. – И, как сказала королева, отныне мир принадлежит нам. Что же мы будем делать теперь, приятель?

– Об этом знают только боги. Что до меня, я никогда не думал, чем займусь после победы, – сказал Карсек и поморщился от внезапной боли, которую причинила ему одна из многочисленных ран.

– Карсек, что с тобой? – встревожился Таниель.

– Ерунда. Скоро я буду совсем здоров, – заверил его Карсек и вновь глотнул обжигающий напиток. – Давай-ка лучше поговорим о другом – раз уж мы сегодня даем друг другу уроки языка. Напомни, что ты говорил там, в траншеях? О том, что представителей твоего племени напрасно называют истинными людьми и на самом деле имя твоего народа переводится совсем по-другому.

Таниель усмехнулся.

– Я всегда считал, вы называете нас истинными потому, что мы появились на этой земле недавно. Мы – последнее племя, которое скаслои захватили в рабство, но родились мы свободными. Вот уж не думал, что вы всего лишь неверно расслышали, как мы зовем себя сами.

– Ты говоришь слишком туманно, – перебил его Карсек. – А я, похоже, вот-вот отдам концы, и мне трудно тебя понять. Не мог бы ты выражаться более ясно и толково?

– Вовсе ты не собираешься отдавать концы, хитрец. Сам сказал, что скоро будешь здоровехонек. Но раз ты настолько туп, я попытаюсь объяснить попроще. Когда мой народ оказался здесь, мы думали, что это место называется Виргенья. Скорее всего, оно было названо в честь королевы, что правила там, у нас на родине. Не могу сказать точно, так как сам я родился здесь. Но наша нынешняя королева тоже носит имя той, прежней. Ты знаешь, что ее настоящее имя Виргенья Елизавета Отважная. И вот мы все повторяли: Виргенья, Виргенья, – а вы, тугоухие кротени, решили, что мы на своем языке зовем себя вири гени – истинные люди. Теперь ты понимаешь сам, это всего лишь случайное созвучие, из-за которого и произошла вся эта путаница с названиями.

– Понимаю, – кивнул головой Карсек и потерял сознание.

Очнувшись четыре дня спустя, он первым делом осведомился, не приснилась ли ему победа над жестокими повелителями, и с радостью узнал, что скаслои повержены наяву.

Шел четвертый день новой эпохи, получившей название Эберон Васрис Сланон.

Пролог

Шел месяц этрамен 2215 года эпохи Эверон. Две маленькие девочки, мысленно молясь о том, чтобы их никто не заметил, крались по темным зарослям священного сада в городе мертвых.

Старшая из них, восьмилетняя Энни, осторожно всматривалась сквозь плотно переплетенные ветви деревьев, опутанные плющом.

– Там правда скаос? – подала голос Остра, которая была годом младше подруги.

– Ш-ш, – приложила палец к губам Энни. – Да, это скаос, и вид у него жуткий. Так что пригни голову пониже, иначе он тебя заметит, и тогда нам несдобровать. Волосы у тебя слишком желтые.

– А у тебя слишком рыжие, – не осталась в долгу Остра. – Фастия говорит, волосы у тебя ржавеют, потому что ты редко пользуешься мозгами.

– Плевать на Фастию. Придержи язык и иди за мной.

– Но там так темно.

– Знаю, что темно. Но если скаос нас схватит, нам конец. Он, разумеется, нас сожрет, только не сразу. Будет лакомиться в свое удовольствие, откусывать по кусочку. А здесь, в этих зарослях, ему не пролезть. Он слишком большой, не то что мы.

– Наверняка у него есть топор или меч. Он может срубить ветки и добраться до нас.

– Не может, – возразила Энни. – Ты что, и правда ничего не знаешь, глупышка? Это ведь хорц, священная земля, а не просто старый сад. Никто не имеет права сорвать здесь даже листик. И скаос в том числе. Если он осмелится это сделать, святая Фесса и святой Селфан проклянут его.

– А нас они не проклянут? За то, что мы сюда залезли?

– Мы же ничего не трогаем, – покачала головой Энни. – Мы просто прячемся. Хотя, можешь мне поверить, если скаос нас схватит, это будет хуже любого проклятия. От нас и косточек не останется.

– Прекрати, Энни. Мне страшно.

– Он шевелится! – пискнула Энни. – Он приближается к нам! Ради всего святого, бежим!

Остра издала приглушенный визг и бросилась прочь, спотыкаясь об узловатые корни древних дубов, продираясь сквозь сети терновника и дикого винограда, стебли которого были толще, чем ее ноги. Сад был пропитан сладковатым запахом разложения – запахом земли и прелых листьев. Солнечный свет, пробиваясь сквозь плотный лиственный купол, приобретал тусклый зеленоватый оттенок. За пределами сада, на широких, мощенных свинцом улицах города мертвых стоял ослепительный полдень. Здесь же царили вечные сумерки.