Духи Великой Реки - Киз Грегори - Страница 1

Грегори КИЗ

ДУХИ ВЕЛИКОЙ РЕКИ

ПРОЛОГ. СМЕРТЬ

Гхэ погрузил клинок в живот бледнолицего и увидел, как странные серые глаза широко раскрылись от боли, затем сузились с выражением мерзкого удовлетворения. Он рванул меч из раны и в ту же долю секунды осознал свою ошибку. Оружие врага, равнодушное к гибели хозяина, обрушилось на его незащищенную шею.

«Ли, вспоминай обо мне с добротой», – только и успел подумать Гхэ, прежде чем его голова скатилась в грязную воду. Но в это кратчайшее мгновение ему показалось, что он видит что-то странное: колонну пламени, вставшую из жидкой грязи над Хизи. Затем нечто неумолимое проглотило его.

Смерть проглотила Гхэ, он попал в ее брюхо. Во влажной тьме его подхватил вихрь, а последний сверкающий, как осколки льда, удар все рассекал его шею, снова, и снова, и снова; боль трепетала в нем, словно крылышки колибри. Крошечные промежутки между воспоминаниями об ударе были похожи на дверь в ничто, открывающуюся и захлопывающуюся со всевозрастающей частотой, и сквозь этот портал к нему выпархивали образы, сны, воспоминания о наслаждениях – выпархивали и тут же исчезали. Скоро все они покинут его, как легкомысленные красотки на балу, и он снова станет одним – воспоминанием о собственной смерти; а потом не будет уже даже и этого.

Но вдруг Гхэ показалось, что поразивший его меч рассыпался на тысячу осколков, потоком колючих кристаллов скользнул по спине, и брюхо смерти больше не было темным. Свет, обжигающий свет молний хлынул через ту дверь.

Гхэ узнал этот свет: его разноцветные лучи вырвались из воды как раз в тот момент, когда его голова отделилась от тела. Дверь распахнулась и словно обхватила Гхэ, принеся с собой не тьму, не забвение, а воспоминание.

Воспоминание было полно ненависти, горечи, но в первую очередь голода. Ужасного голода.

Гхэ вспомнил также слово. Волокна соединились, завязались в нем грубыми узлами, завязались поспешно и болезненно.

Слово было «нет». Ах, это «нет»!

«Нет». И Гхэ с трудом поднялся на четвереньки, снова ощущая свое тело, хотя руки и ноги казались деревянными и дрожали от непривычной слабости. Он не мог видеть ничего, кроме игры света, но помнил, куда ему идти, и поэтому не нуждался в зрении. Вниз, это он знал; туда он и пополз, слепой, скулящий, с каждым мигом все более голодный.

Вниз, вниз он полз, потеряв всякое представление о времени, потом упал, начал скользить и наконец свалился в воду – такую обжигающую, что она наверняка должна была быть кипящей.

Первые мгновения Гхэ не мог думать ни о чем, кроме этой кипящей воды, – к нему вернулось ощущение боли.

«Нет». Боль проросла в нем, как семя, пустила корни, дала ростки сквозь глаза и рот, превратила пальцы в побеги и тут, совершенно неожиданно, перестала быть болью. Гхэ вздохнул и погрузился в воду, которая теперь облекла его, как лоно матери, удовлетворяя все потребности и при этом оставаясь равнодушной; просто лоно, место, где он должен расти, – материнская любовь тут была ни при чем. Гхэ ждал, довольствуясь этим, а, убедившись, что боль исчезла, стал озираться в поисках того, что не улетело сквозь дверь в пустоту, – того, что от него осталось.

Он – Гхэ, джик, представитель высшей касты жрецов-убийц, которые служат Реке и детям Реки. Родившись в Южном городе, среди ничтожнейших из нижайших, он поднялся до… Память вернулась к нему: он поцеловал принцессу! Гхэ стиснул и разжал свои невидимые кулаки при воспоминании об этом легком касании губ. Он смутно помнил, что целовал многих женщин, но единственный настоящий, особый поцелуй был этот.

Почему? Почему это оказалась Хизи?

Конечно. Его ведь послали убить ее, потому что она была одной из Благословенных. Его долг был убить Хизи, но он не справился. И все же поцеловал ее…

Неожиданно память развернула перед Гхэ яркие и точные во всех деталях картины – события прошлого. Как давно это было? Но хотя видел он все отчетливо, звуки доносились до него словно издалека; казалось, несмотря на то, что он был участником происходящего, он следит, как незнакомцы танцуют танец, в котором ему известны лишь немногие па.

Он был в Большом Храме Воды, где-то во внутренних покоях. Побеленные стены огромного сводчатого помещения словно поглощали слабый свет лампы, горящей посередине зала. Более отчетливо позволяли видеть отблески, падающие из четырех коридоров, сходящихся к покою, хотя они и были более тусклыми, чем огонек светильника. Гхэ знал, что это дневной свет, просочившийся сквозь пелену воды, падающей по четырем сторонам древнего зиккурата, в сердце которого он оказался; грохочущие водопады, словно завесы, скрывали двери, ведущие в храм. В этих сверкающих аквамарином отблесках и мигающем свете лампы стоящий перед Гхэ жрец казался более призрачным, чем собственные многочисленные тени, – тени двигались, жрец же оставался неподвижным.

Гхэ помнил, как, стоя на коленях перед жрецом, подумал: «Когда-нибудь ты будешь мне кланяться».

– Вот что ты должен теперь узнать, – говорил жрец своим высоким мальчишеским голосом; как и все посвященные высокого ранга, он еще в детстве был кастрирован.

– Я внимаю звуку льющейся воды, – произнес Гхэ ритуальный ответ.

– Ты знаешь, что император и его семья происходят от Реки.

Гхэ подавил желание подняться и сбить глупца с ног. «Они думают, что, раз я родился в Южном городе, я невежествен и не знаю даже этого. Они считают меня всего лишь головорезом из трущоб, у которого мозгов не больше, чем у ножа!» Однако Гхэ сдержался. Выдать свои чувства значило предать себя и тем самым предать Ли… Гхэ-погруженный-в-воду стал гадать, кто такой Ли.

– Знай же, – продолжал жрец, – что, поскольку вода Реки течет в их жилах, Река является их частью. Бог может жить в них, если пожелает. Сила Рожденных Водой имеет единственный источник – Реку.

«Тогда почему же вы так их ненавидите? – подумал Гхэ. – Не потому ли, что они – часть Реки, а вы никогда ею не станете? Не потому ли, что им не нужно подвергаться кастрации, чтобы служить богу?»

Жрец медленно прошел к скамье и опустился на нее; его колышущиеся тени скользнули следом. Он не дал знака Гхэ подняться, и тот остался на коленях, слушая откровения жреца.

– Некоторые из Рожденных Водой благословлены большей силой, – продолжал тот. – Они рождаются с большей частью Реки в них, чем другие. К несчастью, человеческое тело способно вместить лишь определенную долю силы. После же этого…

Голос жреца понизился до шепота, и Гхэ неожиданно понял, что теперь это уже не механически затверженные слова. То, о чем сейчас говорил жрец, было для него ужасно важно и очень его пугало.

– После этого, – продолжал кастрат голосом восьмилетнего мальчишки, раскрывающего страшную детскую тайну, – после этого они меняются.

– Меняются? – переспросил распростертый на полу Гхэ. Это наконец-то было нечто, чего он не знал.

– Их кровь уродует их, они теряют человеческий облик. Они полностью становятся созданиями Реки.

– Я не понимаю, – прошептал Гхэ.

– Поймешь. Ты их увидишь, – ответил жрец; голос его теперь стал тверже, в нем зазвучали властные нотки. – Когда они меняются – знаки этого обнаруживаются еще в детстве, обычно в возрасте лет тринадцати, – когда они начинают меняться, мы забираем их, чтобы они жили внизу, в древнем дворце наших предков.

На мгновение Гхэ показалось, что это просто какое-то глупое иносказание, что на самом деле речь идет об убийстве, но потом он вспомнил планы дворца, темные проходы под ним, залы у подножия Лестницы Тьмы за троном. Гхэ внезапно охватил озноб. Что за создания обитали там, у него под ногами? Что за ужас скрывается во мраке, если даже простое упоминание о нем так смущает жреца?

– Почему? – задал Гхэ осторожный вопрос. – Если они королевской крови…

– Не только их форма меняется, – объяснил жрец. Он посмотрел на Гхэ своими светлыми, словно кусочки ляпис-лазури, глазами, блеснувшими в прошедшем сквозь толщу воды свете. Меняется их разум, становится нечеловеческим. И сила их делается огромной, не поддающейся контролю. В прошлые времена некоторые из Благословенных оставались среди людей, мы не обнаруживали их вовремя. Один из них был даже коронован до того, как мы поняли, что он тоже Благословенный. Тогда-то большая часть Нола была уничтожена пламенем и потопом.