Дети Великой Реки - Киз Грегори - Страница 53

– Да, вряд ли мы отсюда сумеем куда-нибудь попасть, – сказала Хизи. – Сейчас я обойду помещение, чтобы отметить, где мы находимся, и разглядеть получше.

– Что разглядеть?

– Барельефы. Может быть, они нам что-то подскажут.

– Понятно.

– Дай сюда фонарь.

Девочка подняла фонарь над священным водоемом и принялась разглядывать барельефы.

– Тзэм, посчитай, сколько ступенек в лестнице.

– Для чего, принцесса?

– Это очень важно.

Тзэм вздохнул и зашлепал к лестнице. Хизи поспешила воспользоваться случаем, прежде чем Тзэм успеет поймать ее. Вода в священном водоеме стояла вровень с оградой; Хизи поставила на нее лампу и вскарабкалась наверх. Отсюда она могла попасть в узкий проход, через который некогда вода наполняла водоем. С замирающим сердцем она стала туда протискиваться. Хизи была очень слаба, и ей удалось только втиснуться по локти, когда Тзэм окликнул ее.

– Принцесса! – завопил Тзэм и с громким плеском направился к ней через усыпальницу.

Хизи, отчаянно напрягая мышцы живота, старалась протиснуться в трубу. Там все было скользко, не за что было ухватиться. Еще усилие – и она втиснулась наполовину. Сцепив руки, Хизи продолжала извиваться. Крепкие пальцы сжали ее ступню. Хизи дико отбивалась, стараясь выскользнуть из железной хватки Тзэма и протиснуться дальше.

– Принцесса, – донесся до нее приглушенный голос Тзэма. Труба была настолько узка, что Хизи не могла бы ползти по ней даже на коленях.

– Прости, Тзэм, – крикнула она, надеясь, что он слышит ее голос. Здесь он звучал словно чужой и едва просачивался наружу. – Прости, но труба слишком узка для тебя, а это единственный путь. Я знаю, ты не разрешил бы мне идти одной.

– Чепуха, – услышала она ответ Тзэма. – Вылезай обратно и возьми фонарь.

Хизи достала маленький светильник из своей сумки. Она спокойно проверила, пропитан ли еще фитиль маслом. Опираясь локтями, она вынула также коробок спичек, завернутый в вощеную бумагу. Чиркнув одной спичкой о другую, Хизи зажгла лампу.

– Ты знала об этом, – взревел Тзэм, топая в воде ногами. – Ты заранее готовилась!

– Что же мне было делать, Тзэм!

– Принцесса, пожалуйста, – умолял Тзэм.

– Жди меня, Тзэм. Я скоро вернусь.

Держа перед собой маленький светильник, Хизи поползла на локтях.

Проход не был совершенно сухим, но и воды в нем было немного. Хизи была благодарна Тзэму за костюм, который он раздобыл для нее. Локти у нее болели, но Хизи представляла, насколько было бы хуже, если бы их не защищало полотно. Утешала и та мысль, что зловонная жижа не попадала прямо на кожу. Хизи вздохнула, потому что все еще слышала вопли Тзэма. Труба обладала свойством проводить даже самые отдаленные звуки. Хизи вспомнила, что жрецы переговариваются по трубам, находясь в разных усыпальницах, чтобы не посылать вестника.

Хизи упорно боролась с ощущением, что окружена врагами. Ее мучило желание подняться и ползти хотя бы на четвереньках. Дыхание участилось, но она старалась ползти быстрее. Мысль о том, что дальний коней трубы замурован, неотвязно преследовала ее. Тогда ей придется протискиваться обратно, но вряд ли хватит на это сил. Хизи пробрала дрожь. Что с ней? Не сходит ли она с ума? Труба становилась все уже, а она все ползла и ползла!

Воздух становился все более спертым, и было слишком тесно, чтобы дышать полной грудью.

Хизи чуть не завизжала, когда наконец увидела впереди отверстие. Она поползла вперед, извиваясь так яростно, что нечаянно погасила лампу. Она не задержалась, чтобы вновь засветить ее, но проталкивалась все вперед и вперед. Труба стала расширяться. Хизи несколько раз глубоко вдохнула, пытаясь выровнять дыхание. Последними двумя спичками она зажгла лампу.

Хизи знала, где сейчас находится, но было одно обстоятельство, о котором невозможно было судить по карте.

Древний Великий Зал еще хранил былое великолепие. Несмотря на то что на полу стояла вода и стены были испещрены выбоинами, он выглядел величественно. Потолок высился где-то высоко, недосягаемый для ее крохотного светильника. Мощные, украшенные резьбой колонны поднимались, вместе с контрфорсами поддерживая залитый сумраком купол, испещренный золотом и лазурью, которые просвечивали сквозь слой тины. Трон Шакунгов величественно возвышался над водой многоступенчатой пирамидой. По углам ступеней алебастровые волны стекали вниз, вечно стремясь к Реке. Труба открывалась прямо над первой ступенью, поднимавшейся из настоящей, покрывающей зал воды. Хизи осторожно выбралась из трубы и оказалась на ступенях трона. Хизи подняла лампу.

– Я пришла, Дьен! Где ты? – позвала она.

Голос ее трепетал в этой величественной бездне.

XI

ПРОКЛЯТЫЕ

Утренний свет разбудил Перкара. Ему снились город и девочка, снилась Река. Было очень холодно.

Холодный туман спускался с холмов, в листве щебетали первые птицы. Пер кару хотелось пить, во рту пересохло. Отыскав фляжку, он допил последние капли влаги. Вода жгла ему глотку, и Перкар ладонью нащупал место, где была рана. Кожу покрывала запекшаяся кровь, но рана уже затянулась.

– Осталась последняя душевная нить. Ты счастливец!

– Я не чувствую себя счастливым, – попытался проговорить Перкар, но из горла вырвался только неразборчивый хрип. Перкар все еще лежал придавленный убитой львицей. Отталкиваясь и извиваясь, он с трудом выбрался из-под нее. Стрела под тяжестью туши насквозь прошла через грудь Перкара; изловчившись, он завел руку за спину и вытащил ее, покрепче стиснув древко. Ту стрелу, что застряла между ребрами, он вынул без особого труда; кольчуга помешала ей глубоко вонзиться в тело.

Снимать доспехи было еще больнее, чем вытаскивать стрелы: многие кольца впечатались в его быстро затянувшиеся раны, которые опять стали кровоточить. Освободившись от доспехов, Перкар почувствовал себя лучше, по крайней мере двигаться было легче. Осталась одна нить…

– Конечно, она знала, – проговорил он еле слышным шепотом.

– Кто знал? Боги столь же беспечны, как и люди. Про меня ей ничего не было известно.

– Правда?

– Ведь прежде она не оборонялась от меня, не встречалась со мной в битве.

Морщась от болезненных ран, покрывающих все тело, Перкар поднялся на ноги и прислонился к дереву. Менг – вернее, то, что от него оставили волки, – лежал неподалеку. Перкар удивился, как это его тоже не съели. Апад не избежал этой участи – его растерзанное тело находилось всего в нескольких шагах, рядом с двумя убитыми им полумедведями. Три мертвых волка и львица – таковы были его успехи в сражении.

Меч, которым сражался Апад, лежал возле него, недвижим. Перкар подумал, не взять ли ему этот меч, куда более мощный, чем у него. Но меч Апада не спас его, а меч с нефритовым лезвием, на счастье или на беду, все-таки спас Перкара. Перкар положил меч друга ему на грудь и оставил там, жалея, что не успеет похоронить Апада. Надо спешить. Как знать, может быть, он еще сумеет помочь Канаке. Но он спел над мертвым «Песнь возвращения» и, пока пел, воскурял остатки фимиама. Для Апада, для менга и даже – после недолгих колебаний – для убитых врагов.

Почувствовав прилив сил, Перкар стал подниматься по склону холма на гребень, идя вослед охоте.

Перевалив через гребень, Перкар увидел альвов – почти у самой вершины, там же, где он оставил их. Они храбро оборонялись, вооруженные одними только тростниковыми копьями. Перкар досадовал, что не застал их сражающимися. Пять убитых волков было на их счету. Копательница лежала, съежившись, с растерзанным горлом, в руке она сжимала копье, на которое был насажен мертвый волк: наконечник, войдя зверю в пасть, торчал у него из шеи. Слезы навернулись Перкару на глаза: до конца дней своих потом он не мог понять, отчего заплакал именно тогда, а не раньше и не позже. Перкар упал на колени: его душили рыдания. Он оплакивал себя, Копательницу, Апада, безымянную женщину из пещеры.