Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Два названия - Киселев Владимир Леонтьевич - Страница 6


6
Изменить размер шрифта:

Эти старые русские армейские стихи Павел Шевченко прочел на обложке «БУПа» – «Боевого устава пехоты», часть первая. Какой-то курсант во имя Поэзии не пощадил казенного имущества и чернилами печатными буквами (по-видимому, чтобы не узнали по почерку) записал эти стихи.

Павел Шевченко читал уставы и наставления, а память у него была цепкая, и того, что он прочел, он уже не забывал.

Начальник особого отдела майор Макаренко часто подходил к Павлу Шевченко, расспрашивал его о том, как он живет, что читает, с кем дружит, не нуждается ли в чем. И каждый раз Павел Шевченко настораживался и напрягался, а брюхо майора Макаренко колебалось так, словно кто-то тряс его изнутри.

Уже через две недели занятий Павла Шевченко назначили командиром отделения, а еще через две недели – помощником командира взвода и присвоили ему звание младшего сержанта. Не было в училище курсанта старательнее его, его ставили в пример во всем. Учеба давалась ему легко, учился он с удовольствием, с полной отдачей.

И лишь одна мысль время от времени будила ночью, когда в казарме звучал только здоровый храп натомившихся, окончательно вымотавшихся за день курсантов: а что, если настоящий Шевченко Павел тоже захочет стать военным и вздумает поступить в подмосковное военное училище?

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Шевченко Павел лежал в изоляторе – в небольшой комнате на втором этаже рядом с кабинетом директора детского дома. Мария Яковлевна Киселева, директор, только что вышла из изолятора, но лицо Шевченко Павла все еще сохраняло светлую смущенную улыбку. Как и все дети, попавшие в этот детский дом в раннем детстве, он называл Марию Яковлевну мамой, и это привычное обращение никогда не вызывало у него никаких особенных мыслей – оно было будничным, обыкновенным. Но сегодня он думал о том, какое это счастье, что всю его сознательную жизнь рядом с ним была его мама, его Мария Яковлевна, о том, что никогда в жизни не видел он человека красивее и добрее. И он вспоминал лицо Марии Яковлевны, округлое, со смуглой нежной кожей, окрашенной легким румянцем, с большими карими глазами, с голосом звучным и нежным.

Ему было очень плохо в эти дни – жар, и трудно раскрывались глаза, и не хотелось двигать руками, и он часто засыпал или впадал в забытье, и почти каждый раз, когда приходил в себя, он видел над собой Марию Яковлевну в белом халате, с внимательным и серьезным лицом. Она подхватывала его голову и поила из поильника с острым носиком то чаем с лимоном, то бульоном, то жиденьким клюквенным киселем, и когда капли красного киселя проливались ему на рубашку, глаза ее смотрели виновато и испуганно, а Шевченко Павлу хотелось плакать, так он любил свою маму – директора детского дома.

Это она, его мама, не отдала его в больницу, а сама его выходила, и сейчас, в дни выздоровления, забегала чуть ли не каждый час и то с шуткой, то со строгим видом заставляла Шевченко Павла есть. Он подсчитал – вчера он ел за день девять раз, – Мария Яковлевна была убеждена, что для выздоровления существует только одно средство: поглощать как можно больше вкусной и, как она выражалась, высококалорийной пищи. И хотя врач утверждал, что больному нельзя жареного, она потихоньку от врача, незаметно заносила в изолятор то домашний варенный в масле пирожок, то кружку молока, а к ней блюдце, доверху заполненное медом.

За время болезни Шевченко Павел еще подрос, хотя Мария Яковлевна говорила, что это ему уже и ни к чему, что он и так скоро сможет красить крышу их детского дома, стоя на земле, и теперь Мария Яковлевна доставала ему головой только до плеча и ворчала на него, чтобы он не сутулился, чтобы не стеснялся собственного роста.

Шевченко Павел снял очки – он был близорук, но читал без очков – и достал из-под подушки толстую тетрадь в коричневом дерматиновом переплете. В эту тетрадь он записывал все свои стихи, а стихи он начал сочинять еще в первом классе.

Вчера он написал стихотворение о врагах народа, об этих выродках, которые хотят продать нашу социалистическую Родину фашистам. Кончалось это стихотворение такими строчками:

Кара для них найдется,
И пусть они знают:
Если враг не сдается —
Его уничтожают!

Он прочел это новое стихотворение Марии Яковлевне, и у его названной мамы заблестели глаза, она погладила его по голове и сказала: «Молодец, Павлуша! Хорошо написал. И правильно, нужно их уничтожать без всякой пощады, потому что они на Ленина покушались, и Кирова убили, и уже против Сталина готовят заговор… И это ты правильно, что они страшней фашистов. Потому что про фашистов тебе понятно, что это враг, а тут человек ходит рядом с тобой, и разговаривает, как все люди, и улыбается, и «Да здравствует товарищ Сталин!» кричит на собраниях, а потом оказывается, что все это обман, что он враг народа и враг товарища Сталина, что он нарочно утверждал неправильные проекты цехов, чтобы наши рабочие мерзли, простужались, болели, как бывший наш секретарь райкома Воробьев. Очень хорошие, душевные стихи».

Для Шевченко Павла эта похвала была высшей наградой, иной бы он и не хотел.

К нему очень хорошо относились в детском доме, его любили товарищи за справедливость, за честность, которая не знала границ, и вместе с тем за деликатность и настоящую неподдельную скромность. Он был лучшим учеником в школе – за все годы школьной учебы у него ни разу не было четверки ни по одному предмету, хотя математика и химия давались ему труднее, чем литература и история.

Несмотря на то, что был он худощав и сам себе казался некрасивым: веснушчатое лицо, нос – картофелиной, очки, прямые светлые волосы, которые, как их ни расчесывай, торчали во все стороны, девчонки часто писали ему записки, предлагали «дружить», и Софа Гавриленко из девятого «б» ему нравилась, все равно он считал своим долгом, своей комсомольской обязанностью относиться ко всем девочкам так же, как к мальчикам, а любил он лишь одну женщину в мире – свою маму Марию Яковлевну, и Софа Гавриленко ему нравилась только потому, что овалом лица напоминала она маму.

Как хорошо к нему относятся и товарищи и учителя, он по-настоящему понял, лишь когда вернулся после болезни в школу. Школа была в квартале от детского дома, и уже по дороге он увидел много улыбающихся лиц, и все эти улыбки были предназначены ему, и все они были вызваны тем, что он наконец здоров и идет в школу. В классе при его появлении грянуло такое дружное, такое искреннее «ура!», так его окружили, так дружелюбно толкали под бока и пинали кулаками в живот, так хорошо предлагали помочь догнать класс, что ему захотелось обнять одновременно всех ребят и прижать их к груди.

И все последующие после выздоровления дни Шевченко Павла не покидало восторженное и светлое настроение. И с настроением этим удивительно совпадало впечатление от книги, которую он вот уже несколько дней читал после уроков в школе, после комсомольских собраний до глубокой ночи: «Жан-Кристоф» Ромена Роллана. Читал ее с радостью и отчаянием от того, что другие люди этой книги не читали. А как изменилась бы жизнь, если бы ее прочли все! Ведь после этого на земле исчезли бы преступления, люди не смогли бы обманывать и предавать. Может быть, многие фашисты перестали бы быть фашистами, а капиталисты – капиталистами. Он думал о том, что недаром по указке Гитлера в Германии сжигают лучшие книги и недаром в нашей стране ликвидируют безграмотность. Ее необходимо ликвидировать, чтобы каждый советский человек мог прочесть великого гуманиста Ромена Роллана и понять, как нужно любить друзей и как нужно ненавидеть врагов.

Впервые в жизни Шевченко Павел решился послать свое стихотворение в редакцию газеты.

Когда он вернулся из школы в детский дом, Мария Яковлевна сказала:

– Звонили из «Комсомольской правды». Спрашивали про тебя. Есть ли такой человек на свете и какой это человек. Я им ответила, что человек такой существует, но дала плохую характеристику: сказала, что человек этот не слушает маму, после простуды ходит без шарфа, пил на улице газированную воду, до поздней ночи читал «Жан-Кристофа» и этим нарушил дисциплину. Шевченко Павел улыбнулся, как улыбался он всегда, когда видел Марию Яковлевну, – чуть смущенно, нежно и преданно.