Забытый брак - Милберн Мелани - Страница 11

— Эмелия! — Едва не окунувшись лицом в пахнущие медом пузыри, он подхватил жену под мышки и выдернул ее на поверхность, расплескав воду по всей ванной.

Молодая женщина взвыла от неожиданности и яростно уставилась на мужа через занавесь влажных, похожих на водоросли волос.

— Что ты делаешь?!

— Я подумал, ты потеряла сознание, — объяснил Хавьер. — Ты могла упасть и удариться головой.

— А ты мог бы постучать, прежде чем врываться. — Эмелия снова сползла под воду, закрывая грудь одновременно и руками, и коленками.

— Я стучал. — Он вышел из лужи, в которой стоял, с тоской поглядел на мокрые штаны и рубашку. — Ты не ответила.

— Ты не имеешь права входить сюда без моего разрешения.

Хавьер насмешливо поиграл бровью.

— Небольшая черепно-мозговая травма превратила тебя в пуританку, неужели, Эмелия? Не так давно ты бы с радостью подвинулась, давая мне место рядом. Хочешь знать, чем мы занимались в этой ванне?

— Я хочу, чтобы ты убрался. — Эмелии показалось, что вода вокруг нее в единый миг стала ледяной.

Испанец постоял молча, слушая, как с влажным шепотом гибнут охранявшие ее скромность пузыри. Он чувствовал напряжение жены, которая тоже понимала: еще немного, и хрупкое одеяло пены растворится, открыв ее взгляду мужа.

Несмотря на предательство Эмелии, ее близость каждый раз наполняла его тело восторгом. Раскаленная кровь ринулась к паховым областям так стремительно, что испанец чуть не застонал, поняв, на какую пытку обрек себя, решив держать дистанцию. Желание обладать ею всегда было его слабостью, единственным уязвимым местом в его броне.

Как только Хавьер услышал, как ее маленькие пальчики бегают по клавишам фортепиано в банкетном зале лондонского отеля, что-то в его душе сместилось окончательно и бесповоротно. Эмелия подняла глаза, промахнулась мимо клавиши, встретив его взгляд. Хавьер улыбнулся — и с этого момента она принадлежала ему.

Он посмотрел на скорчившуюся в ванне жену, гадая, догадывается ли она о войне, которая бушует в его голове и сердце? Эмелия вела себя с ним осторожно, что было объяснимо, раз она его больше не узнавала. Но Хавьер чувствовал сексуальный подтекст взглядов жены. Скоро, совсем скоро Эмелия окажется в его постели, только сумеет ли податливость ее тела избавить его от гнева, вызванного ее изменой?

— Хорошей жене не пристало выставлять мужа из его собственной ванной, — нарушил испанец гнетущую тишину.

— Мне… наплевать, — пробормотала Эмелия, сопроводив слова едва слышным стуком зубов.

Хавьер снял с вешалки банное полотенце и протянул его в сторону жены, но так, чтобы она не могла дотянуться до него из сидячего положения.

— Тебе пора вылезать. Ты замерзла.

— Я не вылезу, пока ты не уйдешь.

— А я не уйду, пока ты не вылезешь.

Эмелия сверкнула глазами, скрючила пальцы и зашипела на него, как разъяренная кошка:

— Зачем ты это делаешь? Как можно быть таким… животным?

— А что тебя так беспокоит, querida? Я видел тебя голой тысячу раз.

— Наверное. Но сейчас все иначе. Ты сам знаешь.

Он подошел ближе и развернул полотенце:

— Не глупи, Эмелия. Ты вся трясешься от холода.

Бросив на него еще один убийственный взгляд,

Эмелия вскочила, цапнула полотенце и кое-как в него завернулась, но Хавьер успел увидеть все, что хотел: длинные ноги, изящные руки, высокую маленькую грудь с розовыми сосками. Этому точеному телу могли позавидовать королевы подиумов, а в Хавьере оно подняло такую гормональную бурю, что он едва удержался от того, чтобы не наброситься на жену. Сколько раз он вкушал душистый мед ее объятий, сколько раз погружался в нее, поднимаясь до высот экстаза, которых не мог достичь ни с кем другим! Вместе с тем Хавьер никак не мог избавиться от мучительных мыслей о том, как у Эмелии все было с ее любовником. Отдавалась ли она Питеру с такой же лихорадочной страстью, шептала ли слова любви, пока они оба парили в облаке посткоитального счастья?

— Тебе нет смысла стесняться меня. Я знаю каждый сантиметр твоего тела, а ты знаешь каждый сантиметр моего.

— Я бы хотела остаться одна, — сказала она. — Я плохо себя чувствую.

— Почему ты сразу не сказала? — Хавьер свел густые брови. — Что у тебя болит? Голова? Доктор сказал, после таких травм часто бывают мигрени…

— Это не мигрень, просто что-то дергает над глазом. И меня подташнивает.

Хавьер задушил вскипевшую в душе ревность, напомнив себе, что теперь Эмелия снова принадлежит ему. Его соперник мертв. Им вдвоем предстоит заново научиться жить вместе после того, что случилось.

— Скоро ужин, тебе нужно одеться. Хочешь, чтобы я проводил тебя вниз, или сама найдешь дорогу?

Она крепче прижала к себе полотенце.

— Я сама. Спасибо.

Хавьер коротко кивнул и вышел из ванной.

Эмелия прошлась вдоль забитых вещами вешалок и полок в гардеробе, выбрала маленькое черное платье и туфли на каблуках. Ее посетило уже знакомое ощущение, что она одевается в чужую одежду. Платье от французского дизайнера стоило целое состояние, туфли относились к излюбленному голливудскими звездами лейблу. Эмелия нанесла легкий макияж с помощью дорогущей косметики, которую обнаружила в ящике туалетного столика, высушила волосы феном, но прическу делать не стала, оставила их свободно лежать на плечах.

Спускаясь вниз, она услышала голос Хавьера. Ее муж зло распекал кого-то по-испански в кабинете. Эмелия всегда полагала, что подслушивать — ниже ее достоинства, но не удержалась от соблазна и замедлила шаг.

— Никакого развода не будет, — услышала она и навострила уши, но тут же поморщилась, потому что Хавьер непечатно выругался. — Деньги не твои, никогда не были твоими и не будут, пока я жив.

Телефонная трубка хлопнула о рычаги. Эмелия едва успела сделать шаг в сторону, как Хавьер вылетел из кабинета. Заметив жену, застывшую с виноватым видом, испанец остановился так резко, словно кто-то ухватил его сзади за ремень брюк.

— Давно ты здесь стоишь?! — зарычал он.

— Я шла мимо. — Эмелия от волнения слизнула с губ слой помады. — Услышала, что ты с кем-то ругаешься.

Выражение его лица предвещало гром и молнии, но на сей раз злость была направлена не на Эмелию. Хавьер тяжело вздохнул, пытаясь взять себя в руки.

— Хорошо, что ты больше не понимаешь по-испански. Я обычно не выражаюсь в присутствии женщин, но третья жена моего отца — не более чем корыстная потаскушка, от которой одни неприятности.

Эмелия подумала, не признаться ли Хавьеру, что она понимает по-испански, но через секунду колебания решила этого не делать. Даже ей самой казалось странным, что память сохранила родной язык ее мужа, но отказывалась признавать человека, ради которого он был выучен. А Хавьер уже дал понять, что и без лишних странностей подозревает жену в симуляции…

Но что могла означать подслушанная ею фраза о разводе? Неужели их брак был совсем не таким счастливым, как пытался убедить ее Хавьер? Неужели до того, как она уехала в Лондон, дело шло к разводу? Испанец же сам рассказал ей, что пресса позволяла себе непочтительные комментарии насчет отношений Эмелии с Питером Маршаллом. Немногие мужчины получают удовольствие, видя свою личную жизнь размазанной по страницам желтых газет и журналов, а Хавьер казался ей исключительно гордым и скрытным мужчиной. Эмелия ничего не понимала, но спрашивать боялась — подозревала, что ответы могут ей не понравиться.

— Тебе, наверное, нелегко справляться со всем этим.

Он снова вздохнул, взял ее под руку:

— Мой отец сделал глупость, оставив мать Изабеллы ради этой хищницы Клодин.

— Многие мужчины теряют способность рассуждать здраво, когда дело касается женщин. Мой отец такой же.

Хавьер искоса посмотрел на жену, открывая перед ней двери столовой:

— Твой отец не пытался связаться с тобой, пока ты лежала в больнице?

— С какой стати? После нашей последней ссоры я для него все равно что умерла. Он сам так сказал.

— Люди говорят много лишнего в пылу момента. Я должен был позвонить ему, рассказать об аварии. Это мне в голову не пришло.