Песочные часы (СИ) - Романовская Ольга - Страница 30

Самого его я увидела через пару минут — пронёсся мимо верхом на гнедом скакуне. Значит, об оплате договорились.

— Несите её ко мне, мальчики! — весело крикнула моя покупательница. — Тут недалеко, через три улицы. 'Красная дама'.

При звуке этого названия мужчины расплылись в улыбке. Очевидно, они там бывали и получили удовольствие. Какое — уточнять не требовалось: я уже догадалась, кто такая Трувель, и чем мне предстоит заниматься в её заведении.

Висела на плече у мужчины и думала: так ли мне плохо жилось в доме хозяина? Признаться, предложи мне кто-то шанс вырваться отсюда, добровольно вернуться, я бы вернулась.

Между куклой и циновкой в прихожей есть разница.

Но зачем им понадобилось связываться с торхой, и как мамаша собиралась дезактивировать браслет? Зачем столько возни ради одной меня? Я же не принцесса, даже не из знатного рода — имени заведению не принесу. Или остальные девушки, те, что продают себя добровольно, настолько ужасны, что на их фоне я выгляжу королевой? Сама рассмеялась своему предположению. Ну, кто тебе сказал, что выросшие на дне некрасивы, что их тоже нельзя обучить внешним приличиям, необходимым для обхождения клиентов? Не думаю, чтобы в публичном доме велись светские беседы. Так, поздороваться, пара общих фраз, наверное, чай или что-то покрепче — и всё. А в постели они, несомненно, искуснее, я же почти ничего не умею. Да от меня и не требовали, лишь бы бревном не лежала. Хотя иногда я старалась…

Нет, не понимаю я, в чём ценность торхи. Я же порченная, невинные девушки всегда дороже ценятся. Или дело в том, что я принадлежала норну? Наверное, эта Трувель будет предлагать меня со словами: 'Почувствуйте себя норном'. И желающие найдутся — хотя бы таким образом приблизиться к миру избранных.

За разговорами сама с собой я не заметила, как мы дошли до 'Красной дамы'.

Заведение мамаши (вроде бы так принято называть таких женщин) Трувель занимало двухэтажный дом с мезонином. Яркая вывеска с красоткой намекала на то, что найдёшь, если поднимешься по ступенькам.

Дребезжащий звук дверного колокольчика поставил новую веху в моей жизни.

Миновав тёмную прихожую, меня внесли в полную зеркал огромную гостиную, обитую дешёвой вульгарной тканью, и бросили на один из многочисленных диванов.

Курившие что-то в уголке, на полу, девочки с интересом уставились на меня. Все они были примерно моего возраста или даже моложе. Одеты в сильно декольтированные платья с разрезами по бокам.

Близился вечер — рабочая пора, — и подопечные мамаши Трувель пребывали в полной боевой готовности: накрашенные, обильно надушенные.

— Новенькая, — покосилась на меня хозяйка публичного дома. — Переоденьте её во что-нибудь, в порядок приведите. Пусть сегодня только помогает. К нам придёт маг, браслет с неё снимет, — среди девочек пронёсся недовольный шёпот, — обслужите его бесплатно. Всё, работать!

Ко мне, покачивая бёдрами, подошла большеглазая брюнетка:

— Пойдём, что ли? Ты у нас как: хыра, али торха? Ну-ка, ручонку дай.

Она ухватила меня за запястье, рискуя его вывернуть, и глянула на браслет.

— Торха. Каким ветром-то тебя сюда занесло? Ну, да ладно, дело прошлое. Я Магда, а те лохудры: Дара, Савента, Йорин, Ойке и Стьява. Стьява — это кличка, она имени своего не помнит. Родители по пьяни ещё в детстве в бордель продали. Так что ты не смотри, что она мелкая — опыта не занимать! И мужики в восторге. Она у нас языкастая, — Магда хрипло рассмеялась и шлёпнула меня по мягкому месту. — Ну, чего разлеглась, корова? Наверх топай, не в этой же одежде клиентам глаза мозолить! Мой тебе совет: ты присматривайся, чтобы чужого мужика потом не переманить. Есть у нас постоянные клиенты, которые только к одной девочке ходят, цацки ей всякие дарят. Упаси тебя все демонические отродья на такого глаз положить! Сразу говорю: мой блондин с серьгой в ухе. Ничего, не расстраивайся, поработаешь годик, тоже своего заведёшь. А может мамаша подсобит: тебе, как новенькой, она сама сначала клиентов выбирать будет. Ты только не кочевряжься, недотрогу из себя не изображай, а то в другой бордель продадут, где всякая пьяная шваль ошивается. У нас-то мужик приличный.

Я села и постаралась обратить её внимание на свои связанные руки. девица сходила за ножом и с разрешения хозяйки перерезала верёвки

Двое верзил замерли у двери, сбежать не было никакой возможности.

Пытаясь вернуть чувствительность затёкшим конечностям, я просидела на диване ещё минут десять, а потом покорно последовала за Магдой.

По сравнению с помещениями, выделенные для работниц 'Красной дамы' моя комната в доме хозяина казалась дворцовым покоем. Спали все вместе, вповалку на двух широких кроватях. Ванная тоже была одна на всех. В ней меня и отмывали от рукоприкладства Шоанеза.

А потом Магда протянула мне нечто, с улыбочкой заявив, что я должна это надеть. Красное платье с воланами и 'хвостом'. На мои разумные возражения, что с таким вырезом будет видно нижнее бельё, девица хихикнула, что под него его и не надевают.

— Совсем? — испуганно пискнула я.

— Верх, дурёха! Мамаша специально тебе такое дать велела, чтобы быстрее привыкла. Полапают, конечно, знатно, может, даже разденут, но ты не боись, спать сегодня ни с кем не придётся. Будешь только смотреть, сама товар лицом показывать, — она окинула оценивающим взглядом меня без одежды. — Покупатели найдутся. Ты такая стеснительная, что за шестнадцатилетнюю сойдёшь — любимый возраст. На самом деле-то сколько?

— Восемнадцать.

— На год меня старше. Давай, напяливай, и я тебя накрашу.

Мне были неприятны прикосновения чужих пальцев к моей груди (Магда втёрла в неё какой-то пахучий состав), но приходилось терпеть. Она быстро подвела мне глаза и нанесла на губы ярко-алую помаду. Порывшись под кроватью, вытащила пару туфель на высоком каблуке и кинула мне.

Придерживаясь за перила, я спустилась вниз, где девочки уже обхаживали первого клиента. Одна, кажется, Дара сидела у него на коленях и лизала ему шею.

Я отвернулась, не желая видеть этого обрюзгшего, противного мне человека, но мамаша Трувель придерживалась другого мнения, велев принести гостю вина.

— Наверх, крошка, — крикнул мужчина, поднявшись и увлекая за собой девицу с расшнурованным корсажем. — Только поторопись, а то мы и без винца…

Проходя мимо, он ущипнул меня.

Дверной колокольчик вновь привлёк к себе пристальное внимание.

На этот раз вошли двое солдат и потребовали рашита. Сначала обслужив их и заработав сальный комплимент, я отправилась наверх.

Когда я замерла перед дверью с бутылкой вина, из-за неё уже раздавались сладострастные стоны и крики: 'Давай, детка! Ещё, ещё!'. Повернув ручку, стараясь не смотреть на постель, я быстро поставила бутылку на пол и опрометью ринулась вниз. Мне казалось, меня стошнит.

Стоя на лестнице, я хлестала себя по щекам, пытаясь привести в чувство, а потом с ужасом поймала себя на мысли, что приняла перемены в судьбе с непростительной покорностью. Смирилась с тем, что отныне я шлюха, выполняю приказы этой противной женщины, и даже не пытаюсь бежать. Охраняют только дверь, за окнами же никто не следит!

Передумав спускаться вниз, я снова забралась на второй этаж, где находились комнаты для приёма гостей, и открыла дверь той, чьи окна по моим расчётам выходили во двор. Мне повезло: клиентов было пока немного, меня никто не видел, хотя по-прежнему существовала опасность, что в комнату ввалится какая-нибудь парочка.

Сдёрнув с кровати покрывало, я прикрыла им неприличный вырез, повязав на манер плаща, потом связала вместе три простыни (в комоде лежали сменные) и открыла окно. Как я и предполагало, оно выходило на задворки публичного дома, в какой то тупик, который, собственно, и заканчивался 'чёрным ходом' 'Красной дамы'. Безусловно, бежать через него было бы легче, только воспользоваться им мне никто бы не дал.

Высоковато, а простыни ненадёжны, но другого выхода у меня нет. Надеюсь, не упаду, не запутаюсь в платье, ничего себе не сломаю…