Вторая книга джунглей - Киплинг Редьярд Джозеф - Страница 10

Между тем Бульдео и угольщики храбро двинулись вперёд.

— Я сейчас же бегу обратно к стае людей, — наконец сказал Маугли.

— А что же делать с этими? — спросил Серый Брат, окидывая голодным взглядом коричневые спины удалявшихся угольщиков.

— Спой им песню, и пусть они идут домой, — сказал Маугли и усмехнулся. — Я не хочу, чтобы они раньше вечера пришли к воротам селения. Можете ли вы, Братья, задержать их?

Серый Брат презрительно оскалил свои белые зубы.

— Мы можем заставить их кружиться, как привязанных коз. Недаром я знаю людей.

— Этого не нужно. Спой песенку, а то им будет скучно идти и, знаешь, Серый Брат, пусть это будет не слишком-то сладкая песенка. Иди с ними, Багира, и помоги им. Когда же совсем стемнеет, дождитесь меня подле селения. Серый Брат хорошо знает все эти места.

— Нелегко работать на человеческого детёныша! Когда же я высплюсь? — сказала Багира, зевая, хотя её глаза доказывали, что забава восхищает её. — Это я-то буду петь для бесшёрстых людей! Но — попробуем.

Пантера опустила голову так, чтобы звук полетел далеко. И вот, среди дня, раздался полночный призыв «хорошей охоты», и это послужило достаточно страшным началом. Маугли слышал, как рёв Багиры перекатывался, усиливался, ослабевал и, наконец, совсем замер в жалобном стоне. И, пускаясь в путь по зарослям, мальчик усмехнулся. Он увидел, что угольщики столпились; что дуло ружья старого Бульдео дрожало, как лист банана, и вертелось во все стороны. Теперь из горла Серого Брата вырвалось: «Иа-ла-хи! Иалаха!» — призыв, который раздаётся, когда стая гонит нильгау (крупных антилоп); казалось, вой этот долетел с конца земли, все приближался и приближался, и внезапно окончился визгом и лязгом зубов. Серому Брату ответили три остальные волка, и даже Маугли мог бы поклясться, что воет целая волчья стая. Ещё минута — и все они вместе запели великолепную утреннюю песню джунглей со всеми её переливами, украшениями, высокими нотами, словом, со всем, что доступно голосистому волку. Вы можете себе представить, как была прекрасна эта песня, разливавшаяся среди тишины джунглей. Она начинается словами: «Давно наши тела не бросали теней на долину».

Невозможно передать впечатления, которое производила эта серенада; невозможно выразить того презрения, с которым четыре волка выговаривали каждое её слово, слыша, как деревья трещат под тяжестью карабкавшихся на их вершины людей. Бульдео снова забормотал заклинания. Вот звери легли и заснули. Как все существа, живущие собственным трудом, они были методичны. Кроме того, никто не может хорошо работать, не выспавшись.

Между тем Маугли быстро бежал, делая по девять миль в час, и как же радовался он, чувствуя себя бодрым после долгих месяцев сидячей жизни среди людей. В его голове шевелилось только одно желание: освободить из ловушки Мессуа и её мужа. Ведь у него было естественное недоверие к западням. Он также намеревался, со временем, отплатить деревне за себя.

Только в сумерки завидел Маугли памятные ему пастбища и дерево дхак, подле которого его ждал Серый Брат в то утро, когда он убил Шер Хана. Хотя мальчик сердился на весь род людской, что-то заставило его горло сжаться и с трудом перевести дыхание при взгляде на крыши домов. Маугли заметил, что поселяне необыкновенно рано вернулись с полей и, не занимаясь приготовлением пищи, столпились подле большого дерева, говорили и кричали.

— Люди вечно должны ставить ловушки для людей; без этого они не чувствуют себя довольными, — прошептал Маугли. — В прошедшую ночь ловили Маугли… Но мне кажется, что это случилось много-много дождей тому назад. Теперь ловят Мессуа и её мужа. Завтра опять наступит черёд Маугли.

Он пополз вдоль ограды, наконец увидел хижину Мессуа и через окно заглянул внутрь комнаты. На полу лежала Мессуа; ей завязали рот, чтобы она не кричала, а руки и ноги скрутили; она дышала тяжело и стонала. Её мужа привязали к ярко расписанной кровати. Выходившая на улицу дверь дома была крепко заперта; три или четыре человека сторожили её снаружи, прислонясь к ней спинами.

Маугли хорошо изучил нравы и обычаи жителей посёлка. Он сказал себе, что пока они могут есть, болтать и курить, им не вздумается делать ничего иного; сытые же они, по его мнению, становились опасны. Скоро придёт Бульдео и, если его спутники хорошо выполнили свою задачу, он принесёт с собой много очень занимательных рассказов. Итак, Маугли через окно проскользнул в хижину, наклонился над связанными мужчиной и женщиной, перерезал ремни, которые стягивали их, освободил их рты от кляпов и взглядом поискал в комнате молока. Мессуа почти обезумела от страха и боли (её целое утро били палками и швыряли в неё камни), и Маугли положил на её губы свою руку, как раз вовремя, чтобы не позволить ей крикнуть. Её муж был только смущён и рассержен; теперь он сидел, стараясь освободить свою исщипанную бороду от пыли и соринок, попавших в неё.

— Я говорила, что он придёт, — наконец, всхлипывая, прошептала Мессуа — Теперь я знаю, знаю, что он мой сын, — и она прижала Маугли к своему сердцу. До этой минуты он был совершенно спокоен, но теперь задрожал всем телом и сам удивился.

— Зачем эти ремни? Зачем они тебя связали? — помолчав, спросил мальчик.

— Чтобы убить нас, за то что мы приняли тебя к себе, как сына; за что же иначе? — мрачно проговорил муж Мессуа. — Смотри, я в крови.

Мессуа молчала, но Маугли посмотрел на её раны, и муж с женой услышали, как при виде крови мальчик скрипнул зубами.

— Чьё это дело? — спросил он. — Виноватому придётся заплатить за это.

— Дело всех поселян. Я был слишком богат и держал слишком много скота. Вот почему мы стали колдунами, после того как приняли тебя.

— Я не понимаю. Пусть Мессуа объяснит мне.

— Я напоила тебя молоком, Нату, помнишь? — застенчиво сказала она, — потому что ты мой сын, которого унёс тигр, и потому что я горячо любила тебя. И вот они сказали, что я, твоя мать, мать дьявола и заслуживаю смерти.

— А что такое дьявол? — спросил Маугли. — Смерть я видел.

Муж Мессуа мрачно посмотрел на мальчика; а Мессуа засмеялась.

— Видишь, — сказала она, — я знала, я говорила, что он не колдун. Он мой сын, мой сын!

— Сын ли он или колдун, какая в этом польза? — ответил ей муж. — Мы все равно что умерли.

— Вот там дорога в джунгли, — Маугли указал через окно, — ваши руки и ноги свободны. Идите!

— Мы не знаем джунглей так хорошо, мой сын, как… как ты, — начала Мессуа, — и вряд ли я буду в состоянии пройти далеко.

— Толпа мужчин и женщин скоро догонит нас и притащит обратно, — прибавил её муж.

— Гм, — протянул Маугли и пощекотал ладонь своей руки кончиком ножа. — Я не хочу причинить вред жителям деревни; не хочу «пока». Только я не думаю, что они остановят тебя. Очень скоро им придётся подумать о других вещах. А! — Он поднял голову и прислушался к гулу голосов и к топоту ног на улице. — Значит, они наконец позволили Бульдео вернуться домой.

— Сегодня утром его послали с поручением убить тебя, — произнесла Мессуа. — Ты его встретил?

— Да… мы… я… встретил его. Сейчас он начнёт болтать о своих приключениях, а тем временем мы успеем сделать многое. Но погодите: я узнаю, что они задумали. Подумайте, куда бы вы хотели уйти, и, когда я вернусь, скажите мне.

Он выскочил из окна и побежал опять-таки вдоль наружной стены деревни, наконец остановился там, где мог слышать, о чем рассуждает толпа около большого дерева. Бульдео лежал на земле, кашлял, стонал, и все задавали ему вопросы. Волосы старика рассыпались по его плечам; на его руках и ногах виднелись ссадины; он сорвал кожу, взбираясь на деревья. Говорил охотник с большим трудом, но наслаждался своей значительностью. Время от времени он бормотал что-то о дьяволах, дьяволах, поющих о волшебных чарах, так как хотел расшевелить любопытство толпы и подготовить слушателей к дальнейшему. Наконец старый охотник крикнул, чтобы ему принесли воды.

«Ба, — подумал Маугли, — болтовня, болтовня. Слова, слова. Люди — кровные братья Бандар-лога. Теперь ему нужно промыть рот водой. Потом понадобится выпустить из губ дым; а после этого он начнёт рассказывать. Нечего сказать — мудрое племя — люди! Никто и не подумает сторожить Мессуа, пока рассказы Бульдео не наполнят их ушей. А я-то? Я становлюсь так же ленив, как они».