Делириум - Оливер Лорен - Страница 59

Но когда я его вижу, меня посещает одна идея. Я нахожу в сумке клочок бумаги и ручку и пишу записку: «Пожалуйста, позволь все объяснить. В полночь, в нашем доме. 08.17». А потом, убедившись, что никто не наблюдает за мной из окон выходящих на площадь домов, запрыгиваю на пьедестал и засовываю записку в кулак Губернатора. Вероятность, что Алекс заглянет туда, — одна на миллион, но шанс все же есть.

Ночью, когда я тайком ухожу из спальни, у меня за спиной слышен тихий шорох. Я оборачиваюсь. Грейси сидит на кровати и смотрит на меня, глаза у нее светятся, как у ночной зверушки. Я подношу палец к губам. Грейси повторяет мой жест, и я выскальзываю за дверь.

Выйдя из дома, я мельком смотрю на окно нашей спальни. На секунду мне кажется, что я вижу там Грейси, что она наблюдает за мной и лицо у нее белое, как луна. Но возможно, это игра теней. Когда я снова смотрю на окно, там никого нет.

В доме на Брукс-стрит темно; я пролезаю в окно, тишина гробовая.

«Его здесь нет, — думаю я. — Он не пришел».

Но какая-то часть меня отказывается в это верить. Он должен прийти.

Я достаю из сумки и включаю фонарик и начинаю во второй раз за день обследовать дом. Почему-то у меня не хватает мужества позвать Алекса. Если он не откликнется, я вынуждена буду смириться с тем, что он не нашел мою записку или, что еще хуже, нашел, но решил не приходить.

На пороге гостиной я останавливаюсь, как будто меня под дых ударили.

Все наши вещи — одеяла, игры, книжки — исчезли. Луч фонарика освещает лишь покоробленный голый паркет. Комната словно умерла, в ней не осталась и следа от нашего присутствия — нет брошенной в угол дивана майки, пропал наполовину использованный лосьон для загара. Давно прошло время, когда меня пугал этот дом, когда я боялась бродить по нему ночью. Но сейчас страх возвращается. Комнаты похожи на черные пещеры, я то и дело натыкаюсь на что-то, в темных углах поблескивают глаза грызунов. Холод пробирается мне в душу. Алекс все-таки был здесь и убрал наши вещи.

Мне ясно — это послание. Он больше не хочет иметь со мной ничего общего.

Я даже на какое-то время забываю, что надо дышать. А потом приходит холод. Он ударяет мне в грудь, как ледяные волны прилива, я буквально физически чувствую его силу. У меня подгибаются колени, я никак не могу унять дрожь и сажусь на корточки.

Алекса нет. Сдавленный звук вырывается из моего горла и заполняет пустоту вокруг меня. Фонарик падает у меня из рук и гаснет. Я рыдаю, рыдаю так громко и долго, что кажется, могу затопить слезами дом. Или река слез подхватит меня и унесет куда-нибудь очень далеко.

Теплая рука касается моего затылка, гладит по волосам.

— Лина.

Я оборачиваюсь. Надо мной склонился Алекс. Я не могу разглядеть его лицо, в темноте оно кажется жестким и неподвижным, словно высечено из камня. Я боюсь, что это всего лишь сон, но он снова прикасается ко мне, его рука жесткая и теплая.

— Лина, — повторяет он и, кажется, не знает, что сказать дальше.

Я с трудом встаю на ноги и вытираю рукавом слезы.

— Ты нашел мою записку?

Я глотаю слезы и начинаю икать.

— Записку? — переспрашивает Алекс.

Мне жаль, что я выронила фонарик и не могу как следует разглядеть его лицо. Но в то же время я боюсь его увидеть, боюсь увидеть на нем печать равнодушия.

— Я оставила тебе записку у Губернатора, хотела здесь с тобой встретиться.

— Я не знал, — говорит Алекс, и мне кажется, что я слышу в его голосе холод. — Я пришел сюда, просто чтобы…

— Подожди, — перебиваю я.

Я не могу позволить ему сказать, что он пришел сюда, чтобы убрать наши вещи, что он больше не хочет встречаться со мной. Это убьет меня.

«Любовь — самое смертоносное оружие на свете».

— Послушай, — сбиваясь на икоту, говорю я. — Насчет того, что сегодня произошло. Это была не моя идея. Тетя сказала, что я должна с ним познакомиться, а я не могла предупредить тебя. А когда мы там стояли, я думала о тебе, о Дикой местности, о том, как все изменилось и что у нас больше не остается времени. И в какую-то секунду… Всего на одну секунду мне захотелось, чтобы все было как раньше…

Я несу какой-то бред и понимаю это. Объяснение, которое я не раз повторяла в голове, превращается в бессмыслицу, слова скачут, как лягушки, натыкаются друг на друга. И еще я понимаю, что оправдываться ни к чему. Самое главное заключается в том, что наше с Алексом время подошло к концу.

— Но клянусь, на самом деле я этого не хотела. Я бы никогда… если бы я тебя не встретила, я бы никогда… До встречи с тобой я не знала, в чем смысл жизни, я не…

Алекс притягивает меня к себе и обнимает. Я утыкаюсь лицом ему в грудь. Мне так уютно, кажется, наши тела были созданы друг для друга.

— Тихо-тихо, — шепчет Алекс мне в затылок.

Он так крепко меня обнимает, что мне даже больно, но это ничего. Кажется, даже если я оторву ноги от пола, он все равно удержит меня, не даст мне упасть, — так мне хорошо.

— Я не сержусь на тебя, Лина.

Я немного отстраняюсь от груди Алекса. Даже в темноте я наверняка выгляжу ужасно — глаза распухли, волосы прилипли к мокрым щекам. Слава богу, Алекс продолжает прижимать меня к себе.

— Но ты… — Я судорожно сглатываю и делаю глубокий вдох, а потом выдох. — Ты все здесь убрал. Все наши вещи.

Алекс на секунду отворачивается, лицо в тени, а когда он начинает говорить, его голос звучит чуть громче, чем надо, как будто слова даются ему с трудом.

— Мы всегда знали, что это случится. Мы знали, что у нас мало времени.

— Но… но…

— Не стоит говорить, что мы притворялись, что вели себя так, будто так будет всегда.

Алекс берет мое лицо в ладони и вытирает слезы большими пальцами.

— Не надо плакать. Больше никаких слез, ладно? — Он тихонько целует меня в нос, а потом берет за руку. — Я хочу тебе что-то показать.

Голос у Алекса срывается, а я думаю о том, что мир лишился равновесия и все разваливается на части.

Алекс ведет меня к лестнице. Высоко над нами потолок местами обвалился, сквозь дыры на ступеньки льется серебряный свет звезд. Лестница, должно быть, когда-то была великолепной, широкие ступени уходят вверх, а потом разделяются, и уже две лестницы ведут к площадкам в противоположных сторонах.

Я не была наверху с тех пор, как Алекс привел нас с Ханой сюда в первый раз. Мы тогда решили исследовать все комнаты в доме. Сегодня днем мне и в голову не пришло подняться на второй этаж. Здесь даже темнее, чем внизу, если такое возможно, и совсем нечем дышать от жары. В воздухе как будто повис черный туман.

Алекс идет по коридору мимо ряда одинаковых дверей.

— Сюда.

Его голос спугнул летучих мышей, они неистово бьют крыльями у нас над головами. Я тихонько взвизгиваю, потому что мыши пугают меня. Маленькие мышки? Прекрасно. Летучие мыши? Спасибо — нет. Это еще одна причина, почему я предпочитала не соваться на второй этаж. Во время первого обхода дома мы набрели на комнату, которая, скорее всего, когда-то была спальней хозяев, в центре комнаты стояла кровать с четырьмя столбиками для балдахина. Когда мы посмотрели наверх, то увидели на балках под потолком темные неподвижные силуэты, они были похожи на жуткие черные бутоны на стебле цветка, которые готовы отвалиться в любую секунду. Мы шли по комнате и некоторые из них открывали глаза и, казалось, подмигивали мне. Весь пол был в мышином кале, запах был сладкий и тошнотворный.

— Пришли, — говорит Алекс.

Я не уверена, но мне кажется, что он останавливается как раз у двери в хозяйскую спальню. У меня мурашки по коже — нет ни малейшего желания снова оказаться в комнате летучих мышей. Но Алекс настроен решительно, поэтому, когда он открывает дверь, я вхожу туда первой.

Едва войдя в комнату, я ахаю и замираю на месте. Алекс не ожидает этого и налетает на меня. Просто невероятно — комната совершенно преобразилась.

— Ну как? — В голосе Алекса чувствуется нетерпение. — Что ты думаешь?